Введение 3
Глава 1. Образ идеального правителя в культурно-историческом контексте 6
1.1 Концепция Третьего Рима 6
1.2 Государь 13
1.3. Холоп 19
1.4. Жестокость как часть образа идеального правителя 21
Глава 2. Сказание о Дракуле воеводе 27
2.1 История исследования 27
2.2. Новый источник - письмо воеводы Дана III Басараба 29
2.3. Легендарный Дракула и реальное историческое лицо 35
2.4. Своеобразие повести о Дракуле 44
2.5. Сюжет и композиция 47
Глава 3. Сочинения Ивана Пересветова 61
3.1. Историография 61
3.2. Прагматика сочинений Ивана Пересветова 62
3.3. Ордалии, магия, жестокость 77
3.4. Свобода воли 84
3.5. Правда Пересветова 87
3.6. Иван Пересветов и Николло Макиавелли 98
3.7. Поэтика 103
Заключение 109
Библиография 113
Образ идеального правителя в древнерусской литературе привлекал внимание исследователей достаточно давно, и рассматривался под разными углами, с различных точек зрения. Поскольку древнерусские книжники видели предназначение правителя и государства, жизнь человека и историю народа исключительно в эсхатологической перспективе, то образ идеального правителя нельзя рассматривать, не затрагивая представлений об «истине» и «правде», идее Ромейского царства - «Третьего Рима», богоданности власти, коллективном спасении в христианском царстве, доктрине династического мессианства и так далее. Существенным представляется рассмотрение образа идеального правителя с точки зрения особенностей сознания средневекового человека, осознание феномена жестокости, веры в магические ритуалы и много другого. Очевидно, что такое исследование должно носить междисциплинарный характер, не случайно близкой проблематикой занимались филологи, историки, философы, культурологи и политологи.
Для настоящего исследования выбраны две древнерусские повести - «Сказание о Дракуле воеводе» и «Сказание о Магмет-салтане», представляющие собой размышления об идеальном правителе, написанные в виде своеобразной утопии (или антиутопии). Объектом исследования также являются сочинения думского дьяка Ф.В.Курицына, дворянского публициста И.С.Пересветова и некоторые документы середины XV- середины XVI веков. Предметом исследования является образ идеального правителя и выявление литературных и идеологических особенностей этих повестей.
Цель нашей диссертации состоит в том, чтобы по возможности точно воссоздать представления людей прошлого, запечатленные в источниках, перевести их на язык, доступный современному сознанию, без чего невозможна интерпретация, чтобы затем объяснить особенности образа идеального правителя. Соответственно нами решаются следующие задачи исследования: последовательно истолковать тексты, раскрыть особенности мировоззренческих установок средневекового писателя, раскрыть особенности образа идеального правителя с точки зрения русских книжников.
Непосредственно к изучению текста «Сказания о Дракуле воеводе» первыми из исследователей обратились Н.М.Карамзин, А.Х.Востоков, А.Н.Пыпин, Ф.И.Буслаев, А.И.Соболевский, С.М.Соловьев, В.Е.Вальденберг и ряд других русских, а так же и румынских учёных, одним из которых был И.Богдан. В советский период исследованиями текста занимались Н.К.Гудзий, А.А.Зимин, Я.С.Лурье, Д.С.Лихачёв, в постсоветский – М.П.Одесский и другие. Исследованиями публицистики Ивана Пересветова в разное время занимались Н.М.Карамзин, С.М.Соловьёв, В.О. Ключевской, В.Ф. Ржига, А.А.Зимин, Д.С.Лихачёв и другие. К различным аспектам мировоззрения древнерусских книжников этого периода обращались филологи – А.С.Дёмин, А.В.Каравашкин, Б.А.Успенский, А.Н.Ужанков, культурологи А.Я.Гуревич, Б.А.Романов, историки Н.В.Синицына, А.Л.Юрганов, М.А.Юсим, философы А.Ф.Замалеев, А.А.Исаков, В.Ю.Неупокоева, Д.Н.Тананушко, юристы В.В.Момотов, А.А.Рожнов и многие другие.
Попытки рассмотрения особенностей психологии средневекового человека предпринимались довольно давно, в том числе и в русле исторической антропологии, этим занимались А.Я.Гуревич, Л.В.Левшун, Ф.Арьес, М.Блок, Й.Хёйзинги, К.-Г. Юнг и другие, однако даже при выделении истории милосердия в отдельную тему, феномену жестокости уделялось сравнительно немного внимания. Изучением феномена жестокости занимались больше философы и психиатры – А.П.Барковская, П.Б.Ганнушкин - причём жестокость обычно не являлась предметом отдельного рассмотрения. Общепринятого в гуманитарных дисциплинах понятия жестокости пока не существует.
Научная новизна нашего исследования состоит во включении в российский научный оборот новых текстов (письма воеводы Дана, воеводы Стефана) и не привлекавшихся ранее исследований, позволяющих приблизиться к пониманию психологии и мировоззрения средневекового человека и выявить литературные особенности изучаемых повестей.
Иногда исследователи средневековых текстов не учитывают более спокойное отношение человека прошлого к жестокости и насилию, эсхатологические переживания, важность принадлежности к «правильной церкви», склонность к мистике и суевериям, повышенную эмоциональность, грубость нравов и прочее. Именно это обстоятельство делает настоящую работу актуальной в практическом и дидактическом плане. Теоретическая основа диссертации отвечает также новым установкам в преподавании древнерусской словесности (в частности, принципу историзма как важнейшей предпосылки литературоведческой интерпретации средневекового текста).
Были использованы следующие методы: метод герменевтики текста, целью которого становится открытие авторской субъективности и принципиальных установок средневекового книжника, дескриптивный метод исследования, основанный на анализе и синтезе различных фактов, сравнительно-исторический метод, аксиологический подход в оценке мировоззренческих явлений, поэтика художественного текста, с учетом ее внутренней содержательности.
Структура диссертации обусловлена целями исследования и состоит из Введения, трех глав, Заключения, Списка использованной литературы и Приложений.
В ходе изучения источников выяснилось, что российские исследователи, в частности Я.С.Лурье, не знакомы с письмом воеводы Дана III Басараба венгерскому королю Матвею Корвину от 2 апреля 1459 года. Письмо на три года старше рукописей из Ламбахского монастыря в Австрии, которые Я.С.Лурье считал наиболее ранними письменными сообщениями о «злодеяниях» Дракулы, и содержит заведомо нереальный фрагмент, перекочевавший в немецкие тексты. Существование письма воеводы Дана заставляет изменить точку зрения на источник и причину появления немецких документов о Дракуле - маловероятно, чтобы к этому времени сложился фольклор о Дракуле, потому что конфликт между Дракулой и городом Брашовом начался всего за три года до даты письма.
Изучение письма Стефана Великого о смерти Дракулы и ряда других документов, заставляет изменить отношение к роли вымысла в «Сказании о Дракуле воеводе» - очевидно, что автор хорошо видел разницу между реальным человеком Владом III Басарабом, фольклорным Дракулой (если допустить, что через десять лет после смерти Влада уже сложились предания) и героем своего произведения. Дьяк Курицын располагал обширной информацией о личности Влада и реалиях региона, но не использовал их в своём произведении.
Притча о двух монахах является центральным эпизодом «Сказания о Дракуле» - суждения монахов содержательно предвосхищают полемику Ивана Грозного и Андрея Курбского, а также и дискуссию о роли православного Государя, развернувшуюся во второй половине ХVI века в произведениях Ивана Пересветова и других публицистов, читателю предлагается самому выбрать сторону одного из монахов, и разгадка притчи находится в русле русских провиденциальных доктрин. Этот фрагмент «Сказания», вопреки мнению Я.С.Лурье, не соответствует притче о двух монахах из немецких листков идейно и сюжетно.
Автор «Повести о Дракуле» придавал жестокости Дракулы значительно меньшее значение, чем может показаться современному исследователю, что естественно для человека Средневековья, и должно заставить изменить восприятие сочинения современным исследователем. «Гроза» была необходимой составляющей образа идеального правителя, отношение к жестокости было значительно более спокойным.
Таким образом, «Сказание» - памятник оригинальной русской беллетристики, сюжетное повествование, не входившее в летописные своды и посвященное герою, который не представлял интереса как историческое лицо. Автор повести не называл имени героя, не рассказывал о его происхождении и детских годах, избегал описания подробностей жизни прототипа, не следовал средневековым образцам жизнеописания. Образ героя был сознательным вымыслом, был противоречивым, неоднозначным, не соответствовал ни одному из привычных образов идеального князя, святого или юродивого. Автор отказался от морализаторства, от возможности выразить отношение к герою в явной форме, что необычно для конца XV века. Повесть была «неполезной», не принадлежала к жанру церковно-нравоучительной литературы своего времени, и не соответствовала ни одному из известных жанров и стилей древнерусской литературы.
Автор «Сказания о Магмет Салтане» использовал, по сути, тот же приём, что и автор «Сказания о Дракуле», создавая некоторый вариант утопии. Перенос действия в условную «Мутению» дал Фёдору Курицыну определённую творческую свободу, возможность отойти от русской реальности, чтобы заставить современника задуматься об образе идеального правителя. Ивану Пересветову перенос действия в «Турское царство» позволил выстроить свой вариант идеального государства, а его герой – «воевода Петр» получил возможность выступать с предсказаниями, давать советы царю, что автору было бы неуместно делать от своего имени.
C конца XV века в мировоззрении и сознании людей начинают происходить серьёзные изменения, движение сознания от религиозного к рационалистическому, переход от теоцентрического восприятия к антропоцентрическому. Возможно поэтому авторы не ограничиваются рамками литературного этикета, а ищут свой путь выражения идей. Жанровая размытость, эклектичность в сочинениях Пересветова, оказываются непосредственным результатом идейного новаторства. Поэтика сборника отвечает необходимости выражения утопических и эсхатологических представлений.
Предположения о том, что публицист уклонился от ортодоксального пути, занял светскую или реформационную позицию не находят подтверждения в анализе его сочинений. Автор основывался на традиционных категориях русской средневековой культуры, был приверженцем некоторой разновидности провиденциальной теории Третьего Рима, теории династического мессианства и идеи исключительной роли Государя в Ромейском царстве, что предполагает традиционное православие. Перемены Пересветова могли быть проведены в жизнь только с использованием легитимного права государства на насилие в отношении преступников и отступников.
Несмотря на очевидную общность психологии средневекового человека Западной и Восточной Европы, заметна существенная разница между мировоззрением русских авторов ХV-XVI веков, создавших исторические повести «Сказание о Дракуле-воеводе», «Сказание о Магмет-салтане», а на деле социальные утопии, и воззрениями западноевропейских (западнохристианских) писателей, размышлявших об идеальном правителе и идеальном государстве (сочинения Антонио Бонфини, а также «Государь» и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» Никколо Макиавелли). Однако, эти расхождения не связаны с отношением к жестокости.
Очевидно, что изуверская жестокость в современном понимании для людей прошлого была вполне совместима с благочестием, как и другие поступки и проявления, которые сегодня кажутся нам совершенно недопустимыми. У каждого времени свои истины и свои заблуждения, и чтобы научиться понимать, нужно смотреть в прошлое без осуждения или раболепия, не навязывая времени собственные заблуждения и свои истины.
Русские авторы, ничуть не смущаясь жестокостью, не могли бы принять в сочинениях Никколо Макиавелли отсутствие «правды» и истинной веры. Никто из русских средневековых книжников не решился бы ни написать, ни помыслить о том, что Государю следует только изображать набожность, верность слову, притворяться благочестивым и добродетельным. И конечно же, Иван Пересветов никогда бы не решился передать сочинения Макиавелли Ивану Грозному.
Нельзя судить по одному только Макиавелли о состоянии западноевропейской мысли XVI века, но здесь очевидно прослеживается цивилизационный разлом между восточным и западным христианством, между областями Европы, переживавшими в XVI веке разные стадии Средневековья и разные ступени секуляризации.
Алексеев А.И. Под знаком конца времен. Очерки русской религиозности конца XIV – начала XVI, Спб, Алетейя, 2002.
2.Анисимова О.М. Представления о правде, любви, добре// Герменевтика древнерусской литературы, сборник 1, М, 1989.
3.Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М, Прогресс, 1992.
4.Барковская А.П. К проблеме философского понимания жестокости // Фундаментальные исследования. М, 2015. № 2, Ч7.
5.Бехайм Михаэль. Дракул-воевода// Стокер Брэм. Дракула, М, Энигма, 2007. Перевод В.Микушевича по изданию: Von ainem wütrich Trakle Waida von der Walachei. In: Beheim M. Die Gedichte. В I. В., 1968.
6.Библиотека литературы древней Руси, Т1, СПб, Наука, 1997.
7.Библиотека литературы Древней Руси, Т7, СПб, Наука, 1999.
8.Библиотека литературы Древней Руси, Т9, СПб, Наука, 2000.
9.Библиотека литературы Древней Руси, Т11, СПб, Наука, 2001.
10.Блок М. Апология Истории. М, Наука, 1973.
11.Буланин Д. Поучение Агапита// Словарь книжников и книжности Древней Руси. АН СССР. ИРЛИ, 1989. Вып. 2 (вторая половина XIV – XVI). Ч2: Л–Я.
12.Буслаев Ф.И. Для определения иностранных источников Повести о мутьянском воеводе Дракуле// Летописи русской литературы и древности. М, 1863.
13.Вальденберг В.Е. Древнерусские учения о пределах царской власти: Очерки русской политической литературы от Владимира Святого до конца XVII века, М, Территория будущего, 2006.
14.Васильев Л.С. История Востока, Т1, М, Высшая школа, 1998.
15.Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права, М, Территория будущего, 2005.
16.Волоцкий И. Просветитель, М, Институт русской цивилизации, 2011.
17.Востоков А.Х. Описание русских и словенских рукописей Румянцевского музеума. СПб,1842.
18.Ганнушкин П.Б. Сладострастие, жестокость и религия// Избранные труды, М, Медицина, 1964.
... Всего источников – 97.