Поэтика трагедии А. П. Сумарокова «Семира»
|
Введение 2
Глава 1. Творческая история трагедии 10
Глава 2. Пространственно-временная организация трагедии 46
Глава 3. Система персонажей трагедии 62
Глава 4. Конфликт трагедии 91
Заключение 108
Библиография 112
Приложение 119
Глава 1. Творческая история трагедии 10
Глава 2. Пространственно-временная организация трагедии 46
Глава 3. Система персонажей трагедии 62
Глава 4. Конфликт трагедии 91
Заключение 108
Библиография 112
Приложение 119
Трагедия «Семира» (1751), без преувеличения, занимает в творчестве А. П. Сумарокова (1717–1777) особое место. Такую «выделенность» этого произведения из ряда сумароковских пьес почувствовали уже современники писателя, перифрастически называвшие его «творцом Семиры», причем с явной хвалебной коннотацией. Таким образом, например, обращается к Сумарокову И. П. Елагин, говоря: «Научи, творец “Семиры'', / Где искать мне оной лиры, / Ты которую хвалил» . Подобная перифраза во многом объясняется счастливой сценической судьбой трагедии: впервые пьеса была представлена 21 декабря 1751 г. на сцене оперного театра в Санкт-Петербурге труппой Придворного кадетского театра, после чего неоднократно ставилась на протяжении всего XVIII столетия (кроме того, выбор номинации может объясняться «удачной» рифмой «Семиры-лиры»). Хвалебные слова о Сумарокове можно найти, например, в «Драматическом словаре» 1787 г. Про «Семиру» там написано следующее: «Всегдашнее внимание и похвалу имела от публики. Красота стихов и иройские характеры достойны уважения и бессмертия автора; переведена сия трагедия на разные Европейские языки» (так, еще при жизни автора был осуществлен перевод на французский). Эту же трагедию наряду с «Димитрием Самозванцем» упоминает в своем «Путешествии из Петербурга в Москву» А. Н. Радищев: «Если бы Ломоносов преложил Иова или псалмопевца дактилями или если бы Сумароков "Семиру" или "Дмитрия" написал хореями, то Херасков вздумал бы, что можно писать другими стихами опричь ямбов, и более бы славы в семилетнем своем приобрел труде». Особым образом «Семира» выделялась и в критике: так, А. Н. Грузинцов в «Похвале господину Сумарокову» 1803 г. называет пьесу лучшей трагедией Сумарокова и полемически заявляет, что «легче можно сочинить десять торжественных од, чем написать одну Семиру», причем «ежели бы все трагедии Сумарокова были писаны, как Семира, могли бы мы в то время спорить с французами». «Семиру» же, если верить самому Сумарокову, выделял и в обращенном к нему письме Вольтер. Последнее было особенно важно для русского писателя: по его словам, «его письмо и память о том, какой успех имела эта трагедия с самого начала, заставляют меня плакать. В парижской критике, говоря об этой пьесе, превознесли меня до небес. Там сказано, что она — памятник славного царствования императрицы Елизаветы» . Трагедия удостоилась высокой оценке и других иноязычных критиков. Так, английский посол граф Джон Бакингемшир, посмотрев в 1763 г. в Москве любительскую постановку «Семиры», отозвался о ней следующим образом: «Сюжет пьесы был из русской истории, а чувства и речи <персонажей>, насколько можно судить, прочтя французский перевод, который сам говорит о своем несовершенстве, сделали бы честь любому писателю в любой стране» .
В то же время если обратиться к библиографии научных трудов о Сумарокове, можно обнаружить, что, несмотря на ее обширность, работ, в центре которых находилась бы «Семира», практически нет (это, впрочем, справедливо и для многих других сумароковских трагедий, обычно описываемых совокупно). При этом именно то высокое значение, которое придавали трагедии современники драматурга, заставляет задаться вопросом о причинах ее такого особого выделения. Для решения этой проблемы недостаточно фрагментарного описания поэтики текста, предпринятого различными учеными ранее; необходимо посвятить этому материалу монографическое исследование. Актуальность такой работы уже следует из сказанного выше. Кроме того, необходимо отметить, что коллектив отдела русской литературы XVIII века ИРЛИ РАН сейчас занимается подготовкой полного собрания сочинений писателя, — и автор настоящего исследования был бы рад и горд, если бы результаты его трудов оказались хоть в незначительной мере полезны в этом важном, необходимом и многотрудном деле. Новизна исследования связана уже с тем, что ни «Семира», ни какая-либо другая из сумароковских трагедий по существу не подвергалась такого рода комплексному анализу в рамках монографии.
Итак, целью настоящей работы является комплексный анализ поэтики трагедии А. П. Сумарокова «Семира» (объект исследования). При этом решаются следующие задачи: 1) описание творческой истории трагедии (именно с учетом результатов текстологического исследования анализ произведения может быть наиболее содержательным и последовательным); 2) выделение основных характеристик художественного мира и системы персонажей «Семиры»; 3) анализ конфликта трагедии.
В соответствии с этими задачами оказывается выстроена и структура исследования. Основную часть работы открывает глава, посвященная творческой истории произведения (в приложении к настоящему тексту находится таблица, в которой вместе сведены результаты деятельности нескольких ученых-текстологов, что позволяет наглядно продемонстрировать эволюцию сумароковской правки), отдельно здесь рассматривается и проблема источников «Семиры». Далее следуют части, посвященные месту и времени действия, системе персонажей и характеру конфликта анализируемой драмы. Поскольку монографическое исследование «Семиры» предпринято впервые, не все аспекты поэтики произведения удалось осветить в равной мере: лишь немногое говорится о композиционных особенностях трагедии, о чертах ее стиля (относящихся в эпоху «готового слова», скорее, к области риторики), стиховедческих характеристиках текста — эти темы могут быть затронуты в дальнейшем.
Для выполнения поставленных цели и задач считаю необходимым использовать совокупность научных методов. В частности, для первой главы важно понятие творческой истории произведения, предложенное и обоснованное Н. К. Пиксановым, художественный мир произведения будет описан с привлечением основ структурального анализа, о конфликте трагедии говорится во многом с опорой на книгу В. М. Волькенштейна «Драматургия» и т. д. Несмотря на то что в центре исследования оказывается один текст, имманентным представленный анализ не является: для понимания особенности поэтики текста «Семира» будет соотнесена с богатым литературным и прочим контекстами.
Как уже было сказано выше, проблемы поэтики трагедии «Семира» затрагивались в основном в работах, посвященных более широким темам, будь то творчество Сумарокова вообще, жанр трагедии XVIIIвека, литература русского классицизма и проч. При этом следует выделить два основных ракурса рассмотрения трагического наследия этого писателя, сосуществовавших не одно столетие. Первый — осмысление этих драматических текстов как сложных художественных произведений, выполняющих прежде всего эстетическую функцию. Такой подход зародился уже в XVIII в. и периодически, особенно в наше время, возрождался в виде отдельных вспышек научной мысли. Понятно, что авторов, избравших этот ракурс, интересует прежде всего поэтика трагедий Сумарокова. Здесь необходимо вспомнить и живые критические отклики таких современников драматурга, как В. К. Тредиаковский, А. П. Шувалов, Н. Е. Струйский, И. А. Дмитриевский, и новаторские исследования Г. А. Гуковского, одним из достижений ранней деятельности которого стало возрождение собственно эстетического восприятия сумароковских пьес, и наследие советского литературоведа И. З. Сермана, и труды современных исследователей В. В. Трубицыной, П. Е. Бухаркина, Н. А. Гуськова, И. Клейна и др., спустя десятилетия увидевших в Сумарокове не только идеолога, но и писателя. Отдельно здесь стоит книга И. Л. Вишневской «Аплодисменты в прошлое: А. П. Сумароков и его трагедии» — уникальный опыт современной критической работы о старинных, забытых публикой произведениях русской литературы.
Второй ракурс исследований драматургии Сумарокова — выделение в ней прежде всего внеэстетических компонентов, внимание к прагматической направленности произведений, не исключающее, конечно, отдельных наблюдений над художественной структурой текстов. Такой подход был общепринятым в XIXв. и сохранил авторитет и популярность на протяжении практически всего ХХ столетия. Его зарождение связано с критическими работами начала XIX в., в которых отрицательные характеристики давались самому Сумарокову, а его методу, направлению, произведениям отказывалось в какой-либо ценности, особенно эстетической. В середине столетия такая тенденция привела к появлению двух первых научных (в понимании той эпохи) трудов о писателе — книг Н. Н. Булича «Сумароков и современная ему критика» и В. Я. Стоюнина «Александр Петрович Сумароков». Здесь закрепляется рольдраматургав истории русской литературы, а его трагедии приобретают историческое, но нехудожественное значение. Именно этот взгляд доминировал до недавнего времени, особо яркое выражение получая в работах таких исследователей, как П. Н. Берков , В. Н. Всеволодский-Гернгросс , Ю. В. Стенник , В. А. Бочкарев и др. На современном этапе, пожалуй, наиболее ярким приверженцем подобного подхода является К. А. Осповат .
Настоящая работа, безусловно, в большей степени связана с первым ракурсом рассмотрения сумароковских произведений, однако не раз я буду прибегать и к выводам тех исследователей, которые были отнесены ко второй группе.
Для понимания содержания всего того, что будет сказано ниже, привожу краткое изложение фабулы трагедии. Предыстория представленных событий такова: новгородский князь Олег — регент при малолетнем наследнике престола Игоре — вместе со своим сыном Ростиславом свергает власть киевского князя, потомка Кия, причем дети того, Оскольд и Семира, остаются жить в городе. Действие трагедии начинается с того, что Оскольд желает свергнуть Олега и вернуть себе отцовский престол, для чего организует восстание, при этом его сестра Семира оказывается в сложном положении: она верна брату, но любит в то же время и сына Олега Ростислава. Этически проблема решается для Семиры однозначно: она стремится побороть любовь к врагу и желает сражаться рядом с братом (но тот ей в этом отказывает). Замыслы Оскольда оказываются разоблачены благодаря предательству его «сродника» Возведа, и Олег заключает героя в темницу, решая, однако, помиловать его. В третьем действии не знающая о решении Олега Семира убеждает Ростислава освободить Оскольда из темницы, угрожая в случае смерти брата покончить с собой; после долгих уговоров тот соглашается и освобождает Оскольда. В четвертом действии Олег пытается выведать у Семиры, кто виновник освобождения ее брата, но Ростислав сам признает вину и готов понести наказание. В пятом действии описывается битва армий Оскольда и Олега, причем Ростиславу, заключенному в темницу, возвращается оружие и он наносит поражение войску Оскольда, тот же, не желая вновь стать пленником, смертельно ранит себя. Перед смертью Оскольд примиряется с Олегом, получает гарантию свободы для своих воинов и соединяет сердца Семиры и Ростислава.
Приношу искреннюю благодарность своему научному руководителю Николаю Александровичу Гуськову, помощь которого в подготовке этой дипломной работы трудно было бы переоценить (как нелегко и исчислить затраченные им на консультации часы). Многие из последующих страниц содержат отклики на наши беседы, часто дававшие поводы для размышлений. В дальнейшем давать конкретные указания на это я не буду, дабы не увеличивать еще более объем своего сочинения. Кроме того, за чрезвычайно ценные и глубокие наблюдения и рекомендации я благодарю П. Е. Бухаркина, Е. М. Матвеева, А. О. Дёмина и всех членов семинара «Русский XVIII век», принимавших участие в обсуждении нескольких моих докладов.
В то же время если обратиться к библиографии научных трудов о Сумарокове, можно обнаружить, что, несмотря на ее обширность, работ, в центре которых находилась бы «Семира», практически нет (это, впрочем, справедливо и для многих других сумароковских трагедий, обычно описываемых совокупно). При этом именно то высокое значение, которое придавали трагедии современники драматурга, заставляет задаться вопросом о причинах ее такого особого выделения. Для решения этой проблемы недостаточно фрагментарного описания поэтики текста, предпринятого различными учеными ранее; необходимо посвятить этому материалу монографическое исследование. Актуальность такой работы уже следует из сказанного выше. Кроме того, необходимо отметить, что коллектив отдела русской литературы XVIII века ИРЛИ РАН сейчас занимается подготовкой полного собрания сочинений писателя, — и автор настоящего исследования был бы рад и горд, если бы результаты его трудов оказались хоть в незначительной мере полезны в этом важном, необходимом и многотрудном деле. Новизна исследования связана уже с тем, что ни «Семира», ни какая-либо другая из сумароковских трагедий по существу не подвергалась такого рода комплексному анализу в рамках монографии.
Итак, целью настоящей работы является комплексный анализ поэтики трагедии А. П. Сумарокова «Семира» (объект исследования). При этом решаются следующие задачи: 1) описание творческой истории трагедии (именно с учетом результатов текстологического исследования анализ произведения может быть наиболее содержательным и последовательным); 2) выделение основных характеристик художественного мира и системы персонажей «Семиры»; 3) анализ конфликта трагедии.
В соответствии с этими задачами оказывается выстроена и структура исследования. Основную часть работы открывает глава, посвященная творческой истории произведения (в приложении к настоящему тексту находится таблица, в которой вместе сведены результаты деятельности нескольких ученых-текстологов, что позволяет наглядно продемонстрировать эволюцию сумароковской правки), отдельно здесь рассматривается и проблема источников «Семиры». Далее следуют части, посвященные месту и времени действия, системе персонажей и характеру конфликта анализируемой драмы. Поскольку монографическое исследование «Семиры» предпринято впервые, не все аспекты поэтики произведения удалось осветить в равной мере: лишь немногое говорится о композиционных особенностях трагедии, о чертах ее стиля (относящихся в эпоху «готового слова», скорее, к области риторики), стиховедческих характеристиках текста — эти темы могут быть затронуты в дальнейшем.
Для выполнения поставленных цели и задач считаю необходимым использовать совокупность научных методов. В частности, для первой главы важно понятие творческой истории произведения, предложенное и обоснованное Н. К. Пиксановым, художественный мир произведения будет описан с привлечением основ структурального анализа, о конфликте трагедии говорится во многом с опорой на книгу В. М. Волькенштейна «Драматургия» и т. д. Несмотря на то что в центре исследования оказывается один текст, имманентным представленный анализ не является: для понимания особенности поэтики текста «Семира» будет соотнесена с богатым литературным и прочим контекстами.
Как уже было сказано выше, проблемы поэтики трагедии «Семира» затрагивались в основном в работах, посвященных более широким темам, будь то творчество Сумарокова вообще, жанр трагедии XVIIIвека, литература русского классицизма и проч. При этом следует выделить два основных ракурса рассмотрения трагического наследия этого писателя, сосуществовавших не одно столетие. Первый — осмысление этих драматических текстов как сложных художественных произведений, выполняющих прежде всего эстетическую функцию. Такой подход зародился уже в XVIII в. и периодически, особенно в наше время, возрождался в виде отдельных вспышек научной мысли. Понятно, что авторов, избравших этот ракурс, интересует прежде всего поэтика трагедий Сумарокова. Здесь необходимо вспомнить и живые критические отклики таких современников драматурга, как В. К. Тредиаковский, А. П. Шувалов, Н. Е. Струйский, И. А. Дмитриевский, и новаторские исследования Г. А. Гуковского, одним из достижений ранней деятельности которого стало возрождение собственно эстетического восприятия сумароковских пьес, и наследие советского литературоведа И. З. Сермана, и труды современных исследователей В. В. Трубицыной, П. Е. Бухаркина, Н. А. Гуськова, И. Клейна и др., спустя десятилетия увидевших в Сумарокове не только идеолога, но и писателя. Отдельно здесь стоит книга И. Л. Вишневской «Аплодисменты в прошлое: А. П. Сумароков и его трагедии» — уникальный опыт современной критической работы о старинных, забытых публикой произведениях русской литературы.
Второй ракурс исследований драматургии Сумарокова — выделение в ней прежде всего внеэстетических компонентов, внимание к прагматической направленности произведений, не исключающее, конечно, отдельных наблюдений над художественной структурой текстов. Такой подход был общепринятым в XIXв. и сохранил авторитет и популярность на протяжении практически всего ХХ столетия. Его зарождение связано с критическими работами начала XIX в., в которых отрицательные характеристики давались самому Сумарокову, а его методу, направлению, произведениям отказывалось в какой-либо ценности, особенно эстетической. В середине столетия такая тенденция привела к появлению двух первых научных (в понимании той эпохи) трудов о писателе — книг Н. Н. Булича «Сумароков и современная ему критика» и В. Я. Стоюнина «Александр Петрович Сумароков». Здесь закрепляется рольдраматургав истории русской литературы, а его трагедии приобретают историческое, но нехудожественное значение. Именно этот взгляд доминировал до недавнего времени, особо яркое выражение получая в работах таких исследователей, как П. Н. Берков , В. Н. Всеволодский-Гернгросс , Ю. В. Стенник , В. А. Бочкарев и др. На современном этапе, пожалуй, наиболее ярким приверженцем подобного подхода является К. А. Осповат .
Настоящая работа, безусловно, в большей степени связана с первым ракурсом рассмотрения сумароковских произведений, однако не раз я буду прибегать и к выводам тех исследователей, которые были отнесены ко второй группе.
Для понимания содержания всего того, что будет сказано ниже, привожу краткое изложение фабулы трагедии. Предыстория представленных событий такова: новгородский князь Олег — регент при малолетнем наследнике престола Игоре — вместе со своим сыном Ростиславом свергает власть киевского князя, потомка Кия, причем дети того, Оскольд и Семира, остаются жить в городе. Действие трагедии начинается с того, что Оскольд желает свергнуть Олега и вернуть себе отцовский престол, для чего организует восстание, при этом его сестра Семира оказывается в сложном положении: она верна брату, но любит в то же время и сына Олега Ростислава. Этически проблема решается для Семиры однозначно: она стремится побороть любовь к врагу и желает сражаться рядом с братом (но тот ей в этом отказывает). Замыслы Оскольда оказываются разоблачены благодаря предательству его «сродника» Возведа, и Олег заключает героя в темницу, решая, однако, помиловать его. В третьем действии не знающая о решении Олега Семира убеждает Ростислава освободить Оскольда из темницы, угрожая в случае смерти брата покончить с собой; после долгих уговоров тот соглашается и освобождает Оскольда. В четвертом действии Олег пытается выведать у Семиры, кто виновник освобождения ее брата, но Ростислав сам признает вину и готов понести наказание. В пятом действии описывается битва армий Оскольда и Олега, причем Ростиславу, заключенному в темницу, возвращается оружие и он наносит поражение войску Оскольда, тот же, не желая вновь стать пленником, смертельно ранит себя. Перед смертью Оскольд примиряется с Олегом, получает гарантию свободы для своих воинов и соединяет сердца Семиры и Ростислава.
Приношу искреннюю благодарность своему научному руководителю Николаю Александровичу Гуськову, помощь которого в подготовке этой дипломной работы трудно было бы переоценить (как нелегко и исчислить затраченные им на консультации часы). Многие из последующих страниц содержат отклики на наши беседы, часто дававшие поводы для размышлений. В дальнейшем давать конкретные указания на это я не буду, дабы не увеличивать еще более объем своего сочинения. Кроме того, за чрезвычайно ценные и глубокие наблюдения и рекомендации я благодарю П. Е. Бухаркина, Е. М. Матвеева, А. О. Дёмина и всех членов семинара «Русский XVIII век», принимавших участие в обсуждении нескольких моих докладов.
Особенности персонажной организации и конфликта «Семиры», проанализированные в работе, существенным образом выделяют ее из ряда сумароковских трагедий. При этом если для системы персонажей в рамках творчества писателя у этой пьесы есть аналог — трагедия «Хорев», в которой влюбленные также не могут соединиться из-за противостояния Кия и Завлоха, то особенности конфликта во многом отличают «Семиру» и от первой трагедии драматурга (в той действия персонажей были в куда большей степени продиктованы внешним принуждением, а положительный, высокий герой не пошел на предательство ради любви). Такая специфика этого произведения во многом и определила его творческую историю: в частности, устранение мотива чужеродности Олега придает еще больше сложности, неоднозначности поступкам персонажей. Вероятно, то особое значение, которое придавали «Семире» современники и ближайшие потомки Сумарокова, объясняется именно такой сложностью, утонченностью ее построения. Конфликт драмы впрямую приближается к тому типу, который позже, при анализе уже литературыXIXвека, назовут диалогическим.
Противоречие, перед которым оказываются герои, соединяет между собой рассмотренные в работе уровни и элементы художественного текста. Основная пространственно-временная оппозиция трагедии связана с противостоянием враждебных друг другу внешнего и внутреннего миров. Это соотношение накладывается на другую оппозицию, проводимую уже в рамках системы персонажей, — родов Олега и Кия. Для Олега и Ростислава, прибывших в город извне, его пространство стало своим, тогда как Оскольд и Семира, изначально мыслящие его таковым, после поражения стали считать родной город чужим. «Сей день» — непосредственно показанное на сцене время действия — та точка, которая, по мнению Оскольда, должна была помочь ему вновь «присвоить» Киев. Это устремление, однако, противоречит воли рока, судьбы, как то изначально предупреждала наперсница Семиры Избрана, — и в финале брат героини погибает, устраняя тем самым препятствие для разрешения центральной, внутренней коллизии драмы (речь идет о соединении Семиры и Ростислава). Оскольд при этом не перестает быть высоким героем, и сама его гибель — это переход из времени в вечность (важная для художественного мира трагедии временная оппозиция). Обозначенные связи — лишь часть из той их совокупности, которую можно было бы выделить в связи с художественным единством рассмотренного текста.
Вопрос о том, насколько приведенные в работе характеристики типичны или, напротив, необычны для сумароковского творчества, остается, однако, без окончательного ответа. В статье «Политические идеи русской классицистской трагедии» В. Н. Всеволодский-Гернгросс утверждает, что русские трагедии XVIII века представляют собой единый текст, написанный на одну тему и, по существу, на один сюжет (иными словами, сходство между трагедиями этой эпохи сильнее, чем между произведениями одного жанра в обычном понимании). Не менее категорично выразил подобную мысль в своей «Истории русской литературы XVIII века» и Д. Д. Благой: «Его <Сумарокова — А. П.> трагедии разнятся между собой именами персонажей, но по существу все они представляют настойчивые вариации на одну и ту же тему, повторение под различными именами всё одной и той же своего рода алгебраической формулы» . Интересно, что трагедию на этом основании можно сопоставить со вторым ведущим жанром середины XVIII века — одой .
Вместе с тем для того, чтобы вывести эту «формулу» (и убедиться в том, что она существует, или опровергнуть эту теорию), необходимо прежде всего подвергнуть анализу конкретные тексты драматурга. «Семира» в этом смысле не может выступать в качестве типичной, инвариантной трагедии Сумарокова, модель которой можно просто перенести на остальные произведения: очевидно, что ряд особенностей выделяет ее из общего ряда пьес. Думается, однако, что именно на основании анализа поэтики конкретных принципиально отличающихся друг от друга текстов только и можно вывести некий инвариант трагедии Сумарокова или русской трагедии вообще. Я сознательно не стал включать имеющиеся в этой области наработки в настоящую дипломную работу: не будучи основанными на детальном анализе других трагедий автора, они вынужденно остаются голословными (впрочем, нельзя исключать и того, что в будущем такая работа будет проведена).
Анализ поэтики «Семиры» открывает и другие перспективы для дальнейшего изучения. Во-первых, приведенный в первой главе текстологический анализ создает базу для рассмотрения творческой истории иных произведений Сумарокова, позволяет сопоставить результаты таких исследований и выявить некие общие тенденции. Во-вторых, он же открывает возможности для более тщательного изучения стиховедческих параметров произведений. В-третьих, внимания требуют проблемы композиции, стиля и топики самой «Семиры». В-четвертых, более подробного анализа, на мой взгляд, заслуживают возникавшие в процессе работы над трагедией, но не освещенные сколько-нибудь полно в настоящем исследовании вопросы, касающиеся прагматики обращения Сумарокова к сюжетам отечественной истории, религиозных контекстов трагедии, тех имеющихся в культуре ассоциаций, которые отчасти организуют художественный мир «Семиры» (и могут служить почвой для ее соотнесения с текстами не только других авторов, но и совсем других эпох: в частности, на XXIV Открытой конференции студентов-филологов в СПбГУ мною был сделан доклад, в котором эта трагедия была соотнесена с романом М. А. Булгакова «Белая гвардия») и др. Надеюсь, что в дальнейшем мне удастся подойти к решению хотя бы некоторых из обозначенных проблем.
Противоречие, перед которым оказываются герои, соединяет между собой рассмотренные в работе уровни и элементы художественного текста. Основная пространственно-временная оппозиция трагедии связана с противостоянием враждебных друг другу внешнего и внутреннего миров. Это соотношение накладывается на другую оппозицию, проводимую уже в рамках системы персонажей, — родов Олега и Кия. Для Олега и Ростислава, прибывших в город извне, его пространство стало своим, тогда как Оскольд и Семира, изначально мыслящие его таковым, после поражения стали считать родной город чужим. «Сей день» — непосредственно показанное на сцене время действия — та точка, которая, по мнению Оскольда, должна была помочь ему вновь «присвоить» Киев. Это устремление, однако, противоречит воли рока, судьбы, как то изначально предупреждала наперсница Семиры Избрана, — и в финале брат героини погибает, устраняя тем самым препятствие для разрешения центральной, внутренней коллизии драмы (речь идет о соединении Семиры и Ростислава). Оскольд при этом не перестает быть высоким героем, и сама его гибель — это переход из времени в вечность (важная для художественного мира трагедии временная оппозиция). Обозначенные связи — лишь часть из той их совокупности, которую можно было бы выделить в связи с художественным единством рассмотренного текста.
Вопрос о том, насколько приведенные в работе характеристики типичны или, напротив, необычны для сумароковского творчества, остается, однако, без окончательного ответа. В статье «Политические идеи русской классицистской трагедии» В. Н. Всеволодский-Гернгросс утверждает, что русские трагедии XVIII века представляют собой единый текст, написанный на одну тему и, по существу, на один сюжет (иными словами, сходство между трагедиями этой эпохи сильнее, чем между произведениями одного жанра в обычном понимании). Не менее категорично выразил подобную мысль в своей «Истории русской литературы XVIII века» и Д. Д. Благой: «Его <Сумарокова — А. П.> трагедии разнятся между собой именами персонажей, но по существу все они представляют настойчивые вариации на одну и ту же тему, повторение под различными именами всё одной и той же своего рода алгебраической формулы» . Интересно, что трагедию на этом основании можно сопоставить со вторым ведущим жанром середины XVIII века — одой .
Вместе с тем для того, чтобы вывести эту «формулу» (и убедиться в том, что она существует, или опровергнуть эту теорию), необходимо прежде всего подвергнуть анализу конкретные тексты драматурга. «Семира» в этом смысле не может выступать в качестве типичной, инвариантной трагедии Сумарокова, модель которой можно просто перенести на остальные произведения: очевидно, что ряд особенностей выделяет ее из общего ряда пьес. Думается, однако, что именно на основании анализа поэтики конкретных принципиально отличающихся друг от друга текстов только и можно вывести некий инвариант трагедии Сумарокова или русской трагедии вообще. Я сознательно не стал включать имеющиеся в этой области наработки в настоящую дипломную работу: не будучи основанными на детальном анализе других трагедий автора, они вынужденно остаются голословными (впрочем, нельзя исключать и того, что в будущем такая работа будет проведена).
Анализ поэтики «Семиры» открывает и другие перспективы для дальнейшего изучения. Во-первых, приведенный в первой главе текстологический анализ создает базу для рассмотрения творческой истории иных произведений Сумарокова, позволяет сопоставить результаты таких исследований и выявить некие общие тенденции. Во-вторых, он же открывает возможности для более тщательного изучения стиховедческих параметров произведений. В-третьих, внимания требуют проблемы композиции, стиля и топики самой «Семиры». В-четвертых, более подробного анализа, на мой взгляд, заслуживают возникавшие в процессе работы над трагедией, но не освещенные сколько-нибудь полно в настоящем исследовании вопросы, касающиеся прагматики обращения Сумарокова к сюжетам отечественной истории, религиозных контекстов трагедии, тех имеющихся в культуре ассоциаций, которые отчасти организуют художественный мир «Семиры» (и могут служить почвой для ее соотнесения с текстами не только других авторов, но и совсем других эпох: в частности, на XXIV Открытой конференции студентов-филологов в СПбГУ мною был сделан доклад, в котором эта трагедия была соотнесена с романом М. А. Булгакова «Белая гвардия») и др. Надеюсь, что в дальнейшем мне удастся подойти к решению хотя бы некоторых из обозначенных проблем.
Подобные работы
- Поэтика ранних трагедий А. П. Сумарокова
Магистерская диссертация, филология. Язык работы: Русский. Цена: 4860 р. Год сдачи: 2023



