Колониализм представляет собой важный опыт в истории как Италии, так и Японии. Для Японии и стран, пострадавших от её колониальной политики, региональные и международные отношения внутри Азии носят приоритетный характер, а историческое прошлое продолжает влиять на диалог Японии с её азиатскими соседями. В случае с Италией последствия не имели столь важного значения на региональном уровне, африканским странам пришлось самостоятельно справляться с ущербом, нанесённым агрессором. По этой причине в Италии достаточно легко забыли о колониальном опыте. Для Японии последствия колониализма носят противоположный характер как в социально-экономическом, так и в международно-политическом и культурном плане.
До 1861 года Италия состояла из нескольких автономных государств, пока почти весь полуостров не был объединён под короной королевского дома Савойи. Более того, на различных итальянских территориях практически не была проведена индустриализация. Экономические интересы играли определённую роль, но что действительно убедило Италию в необходимости приобретения новых территорий – это престиж. Значительная часть итальянской интеллигенции фактически связывала статус могущества Франции или Великобритании с владением колониями и империями. Однако и Италии, и Японии пришлось столкнуться с Великими державами, имевшими политические и экономические интересы по всему миру. На первом этапе своей колониальной истории (1895–1929) Япония всегда должна была пытаться продвигать национальные интересы, соблюдая при этом осторожность, чтобы не вызвать у Великобритании и США чувство угрозы. С другой стороны, Италия нуждалась в Великобритании для получения уступок и помощи для завоевания различных территорий, особенно в Африканском Роге. Другое сходство можно найти в историческом развитии двух стран; не случайно, что они подписали военно-политический союз во время Второй мировой войны (Тройственный пакт, Patto tripartito). На втором этапе итальянского и японского колониализма, с ужесточением доминирующих политических доктрин в странах, которые стали более националистическими, милитаристскими и, в общем, фашистскими, обе страны стремились дистанцироваться от влияния Держав, чтобы реализовать свои собственные проекты без вмешательства извне.
Что касается Японии, то до Реставрации Мэйдзи страна проводила политику самоизоляции «сакоку» (鎖国), ограничивая все контакты с внешним миром. Это было возможно благодаря географическому положению страны, но из-за неравноправных договоров Япония была вынуждена как открыться для контактов с внешним миром, так и создать новую внутриполитическую систему, чтобы перейти от положения подчинённого к лидерству. Поэтому Япония начала процесс «модернизации» на основе европейских стандартов. Она отправила учёных, политиков и экономистов в Европу, чтобы попытаться понять, как обновить себя, как работает международная арена, а также как самой стать Державой. Вывод, к которому они пришли, заключался в том, что отсутствовали две взаимосвязанные основы: промышленный аппарат и колониальная империя. Колониализм представлялся своего рода реваншем и возможностью освободиться от западного удушения, которое заставило бы Японию стать подчинённой западной экономической системе, не обладая правом принятия решений, и прежде всего приспосабливаться к иностранным экономическим прерогативам, а не к своим собственным.
Обе формы колониализма являются аномалиями по отношению к традиционным моделям, а именно французскому и британскому вариантам. С теоретической точки зрения, между Италией и Японией можно найти схожие элементы, такие как идеология и исторические предпосылки, но ещё важнее подчеркнуть должные различия и причины, по которым эти две системы развивались совершенно по-разному, тем самым достигая различных результатов. С исторической точки зрения, одно из первых сходств — это периодизация. И японский, и итальянский колониализм можно разделить на две фазы. Что касается итальянского колониализма, то деление периодов соответствует политическим изменениям в стране, таким образом, разделяясь на либеральный период (1885–1922) и фашистский период (1922–1943). Периодизация Японии не однозначна, и невозможно привязать её к конкретному событию, по этой причине Великая депрессия 1929 года была обозначена как поворотный момент, учитывая, что она позволила Японии лучше направить свою колониальную политику и пересмотреть свою систему. Начиная со второго периода, различий между двумя системами становится больше: Муссолини, пришедший к власти в 1922 году, нуждался в поддержке населения, чтобы сохранить свой режим, поэтому колониализм стал важнейшей частью его пропаганды, и это также подтверждается тем фактом, что пик народного согласия наступил после поражения Эфиопии и создания империи. В Японии, где внутренняя пропаганда играла менее решающую роль, поворотным пунктом стала более региональная идея колониализма, где «азиатские» интересы ставились на первое место, хотя на самом деле главными были исключительно японские. Поэтому пропаганда была больше направлена на другие азиатские народы, у которых Япония просила поддержки и сотрудничества, о чем свидетельствуют лозунги, использовавшиеся в то время. Тем не менее, идея регионального колониализма Японии является новаторской.
С идеологической точки зрения наибольшее сходство можно найти в первой фазе колониализма. В обеих странах распространились теории социал-дарвинизма; в Италии они представляли собой прямое развитие научного расизма, в то время как для Японии они представляли собой идеальное течение мысли, определённом образом соответствующее традиционной культуре, чтобы основывать свои экспансионистские цели.
На идейно-политическом уровне Японию и Италию роднит национализм, с опорой на который они развили идеи престижа, а затем и необходимость создания «нового порядка», в котором интересы Италии и Японии не были бы подчинены интересам других Держав. Но нужно учитывать большую разницу: итальянский колониализм, а также английский и французский в целом, начался с предположения о том, что между «белыми людьми» и другими расами имеются существенные различия. Идея превосходства «белого человека» привела к выводу, что его долг – принести цивилизацию тем, кто явно не пошёл по европейскому пути развития. Это стало фундаментальной предпосылкой в истории и эволюции итальянского колониализма.
В японском колониализме этот элемент отсутствует, или, по крайней мере, он проявляется в другой форме. При колонизации населения одной расы – элемент, который станет особенно полезным в пропаганде создания сферы совместного процветания, – идея превосходства, основанная на цвете кожи или внешнем облике, не могла быть использована. Однако это не означает, что японцы не чувствовали своего превосходства над другими народами. Идея японского превосходства возникла из мистицизма, то есть представления о том, что японский народ происходит непосредственно от богов: императорская семья произошла от богини Аматэрасу, а народ произошёл от меньших богов. Затем эти концепции были институционализированы с публикацией «Кокутай-но хонги» в 1937 году, которая стала доктриной и, таким образом, объяснением того, почему японцы предопределены для господства и наиболее подходят для того, чтобы вести мир к построению нового порядка. Поэтому «Кокутай-но хонги» можно считать японским аналогом гитлеровской «Майн кампф». Разное представление о превосходстве в Италии и Японии, однако, привели к одному последствию, а именно к применению насилия в отношении покорённых народов.
Для Италии оправданием было то, что она имеет дело с народами «низкого уровня интеллекта и цивилизации». Для Японии её миссия по спасению других народов была результатом доброжелательности в качестве экономической помощи и освобождения от западного господства с её стороны, поэтому война была оправдана высшим благом, которого они пытались достичь. Среди самых жестоких событий против местного населения можно вспомнить использование итальянской армией отравляющих газов, запрещённых Женевской конвенцией 1925 года, а в случае с Японией – Нанкинскую резню (1937).
С экономической точки зрения, две модели колониализма носят радикальные различия: в то время как Япония смогла заставить свои колонии сработать и сделать их продуктивными, особенно на втором этапе с внедрением тяжёлой промышленности в колониях, приобретённых на рубеже XIX и XX веков, Италия так и не смогла сбалансировать расходы и прибыль, а колониализм стал невыгодным. Важным различием, которое будет иметь свои последствия по мере развития колониальных систем и политики обеих стран, является географическое расположение колоний. Япония начала свои завоевания с территорий, расположенных в непосредственной близости от метрополии, что снижало затраты на транспорт и связь. С самого начала она работала над внедрением таких транспортных и коммуникационных систем, как железные дороги и телеграф, ещё до того, как приобрела эти территории политически. Не менее важным было медленное смещение орбиты на юг, чему способствовало проникновение на территории, полезные для завоевания других. Для Италии, за исключением Ливии, которая фактически была присоединена к Королевству Италия в качестве семнадцатого региона, все территории были географически удалены, требовали прохода через Суэцкий канал и очень высоких транспортных расходов. Более того, хотя итальянцы и хвастались этим, дорожные системы, построенные в колониях, никогда не были решающими в снижении затрат или в экономическом проникновении на территории. Следует отметить, однако, что Италия также владела в качестве колоний Родосом, греческими островами Додеканес и Албанией, но, учитывая, что это – «белый колониализм», то есть колонизация другого белого населения, фундаментальные понятия итальянского колониализма, такие как расизм, не могут быть применены к ним.
После Второй мировой войны появился более интернационалистический подход, с одной стороны, и более ориентированный на региональное сближение – с другой. Об этом свидетельствует создание таких организаций, как ООН – для интернационалистского подхода и ЕС и АСЕАН – для регионалистского. Хотя японская региональная система, разработанная в сфере совместного процветания, могла бы сработать, попытка навязать политический контроль над другими странами отдалила возможность создания экономической и идеологической зоны сотрудничества, которая действительно могла бы принести пользу не только Японии, но и другим странам. Однако эта сфера совместного процветания представляет собой совершенно новый и инновационный способ представить себе колониализм. Не подчинение и эксплуатация, а сотрудничество и, более того, как раз, совместное процветание. Поэтому самой большой ошибкой было обращение к оружию и навязывание японской системы, а не добровольное членство. От колониального опыта в Японии осталось понимание того, что регионализм является важным подходом в международной арене.
Региональная политика Японии часто считалась противоречивой. В этой связи можно вспомнить посещение храма Ясукуни (靖国神社, Ясукуни дзиндза), посвящённого погибшим на войне, премьер-министрами Накасонэ Ясухиро (1918–2019) и Хасимото Рютаро (1937–2006) и скандал, касающийся школьных учебников по истории в 1982 году, когда вместо описания японского нападения в соседние страны как «вторжения», оно было описано как «продвижение». Эти события вызвали протесты со стороны жертв Японии, особенно Китая и Кореи. Таким образом, Япония осознала, что ещё надо предпринять шаги по нормализации отношений с соседними странами. Одним из результатов стало расследование вопроса «женщин для утешения». В ходе расследования в 1992 году Япония извинилась перед бывшими колониями. После восстановления экономики Япония начала оказывать помощь другим азиатским странам: она помогает в рамках планов ОПР (政府開発援助, сэйфу кайхацу эндзо), в плане экономики, инфраструктур и обучения рабочих. В 1977 году премьер-министр Фукуда Такэо (1905–1995) во время саммита АСЕАН в Маниле выступил с речью, откуда родилась «Доктрина Фукуда» (福田ドクトリン, Фукуда докуторин), согласно которой Япония и страны ЮВА должны быть равноправными партнёрами и найти «понимание от сердца к сердцу» (心と心の触れ合う, кокоро-то кокоро-но фурэау), сотрудничая как экономически, так и духовно и идеологически. Несмотря на то, что в отношениях с бывшими колониями до сих пор остаются нерешённые вопросы, Япония пытается доказать другим странам, что её намерения действительно соответствуют принципам, пропагандированным в эпоху сферы совместного процветания. Приоритет больше не является исключительно экономическим.
Что касается Италии, вопрос не стал региональным, поскольку фашизм был признан другими европейскими странами как временное явление в итальянской истории. На самом деле, Италия была одним из государств-основателей Евросоюза. Отношения с колониями сразу отошли на второй план, даже литература, в которой стала звучать острая критика, появилась только в 1990-х годах. С Ливией вопросы были решены договором о дружбе 2008 года (Trattato di Bengasi), подписанным Сильвио Берлускони (1936 г. р.) и Муаммар Каддафи (1942–2011). Со странами Африканского Рога особого прогресса в нормализации отношений не наблюдается: жалобы Эфиопии на зверства, совершенные итальянцами, были проигнорированы даже OOH, но вспоминаются визит президента Оскара Луиджи Скальфаро (1918–2012) в Эфиопию в 1997 году и возвращение Эфиопии аксумского обелиска только в 2005 году. Италия поддерживает торговые и политические отношения со странами Африканского Рога, но они основаны на забвении, чем на конкретном извинении за колониальные преступления, что свидетельствует о низкой приоритетности политических, дипломатических и экономических отношений с Эритреей, Сомали и Эфиопией. Ниже в таблице наглядно представлено сравнение итальянской и японской моделей колониализма.


Купить