Нравственно-философская позиция В.А. Жуковского: руссоизм и масонство в дневниках 1804-—1810 гг
|
Содержание 2
Введение 3
Глава 1 15
Жуковский и масонство конца XVIII века 15
Глава 2 36
Руссоизм в дневнике Жуковского 36
Глава 3 51
Диалог двух нравственно-философских систем в дневнике Жуковского 51
3.1 Вопрос о самопознании и самосовершенствовании 52
3.2 Отношение к молитве 61
3.3 Трактовка понятия «счастье» 64
3.4. О воспитании 71
Заключение 74
Библиография 77
Введение 3
Глава 1 15
Жуковский и масонство конца XVIII века 15
Глава 2 36
Руссоизм в дневнике Жуковского 36
Глава 3 51
Диалог двух нравственно-философских систем в дневнике Жуковского 51
3.1 Вопрос о самопознании и самосовершенствовании 52
3.2 Отношение к молитве 61
3.3 Трактовка понятия «счастье» 64
3.4. О воспитании 71
Заключение 74
Библиография 77
Настоящая работа посвящена выяснению источников некоторых черт мировоззрения В.А. Жуковского, нашедших отражение в его ранних дневниках 1804—1810 гг.
Объектом исследования являются ранние дневники и записки Жуковского. Предмет исследования – процесс освоения Жуковским нравственно-философских систем Руссо и русских масонов, деятельность которых приходится на последнюю четверть XVIII века, переосмысление поэтом почерпнутых идей и разработка их в личных дневниках. Цель исследования – выявление специфики позиции Жуковского по отношению к руссоизму и масонству, двух систем, в чем-то схожих, но в чем-то диаметрально противоположных.
Как будет показано в работе, тексты масонов и даже романы Руссо отмечены дидактическим пафосом, что связано с мировоззрением их авторов и с пониманием роли наставников в несовершенном обществе, которое они были настроены улучшить, приблизив человека к идеальному образу (различно представляемому двумя идеологическими системами).
Эпоха сентиментализма хоть и расставила приоритеты иначе, нежели эпоха Просвещения, но не освободилась от понимания искусства как сферы, в задачи которой входит влияние на нравственность читателя. Несмотря на существующую до сих пор нерешенность вопроса, к какому литературному направлению отнести творчество Жуковского, нельзя отрицать схожесть его установок с сентименталистами, в частности, в решении проблемы влияния художественных произведений на моральный облик читателя. Сложность соотношения дидактики и художественности в произведениях сентименталистов не будет рассмотрена в рамках данного исследования, но на подобную проблему в творчестве Жуковского нельзя не указать. Представляется, что именно приоритет эстетической составляющей текстов отличает деятельность поэта от текстов масонов и во многом от текстов Руссо (особенно если иметь в виду его трактаты). Эти различия явлены в работе Жуковского с языком, в метафоризации, поэтизации воспринятого из философских систем содержания.
Несмотря на то, что дневники являются пограничным жанром между литературой художественной и документальной, и каждый конкретный случай требует отдельного рассмотрения, чтобы быть отнесенным к тому или иному полюсу, нельзя говорить о дневнике Жуковского без учета эстетической значимости его текстов. Эта эстетизация позволяет настаивать на стремлении поэта отказаться от дидактики и теоретизирования не только в художественных произведениях, но и в дневниках.
До наших дней сохраняется интерес к этой части наследия Жуковского. С одной стороны, потому что его жизнь и поэзия находились в сложных отношениях взаимовлияния. Но с другой, на наш взгляд, дневник интересен как факт ценный именно с точки зрения эстетической. Биографические подробности отношений с возлюбленной, с друзьями, с семьей можно узнать и из многочисленных биографий поэта, составленных с научной точностью. Дневники же вызывают интерес читателя как пример мировосприятия человека ушедшей эпохи и как текст, не лишенный художественной оформленности, возникающей в этом жанре как единственный для Жуковского способ переосмысления философских построений.
В качестве материала был использован корпус текстов, опубликованный в полном объеме только в последнее десятилетие в Двадцатитомном собрании сочинений Жуковского, ссылки на которое будут даны далее в работе. Ограничение периода 1810-м годом обусловлено тем, что наиболее отчетливо преемственность масонским учениям и руссоистской системе можно проследить именно в период становления Жуковского, когда напряженные поиски себя, своего места в обществе были центральной проблемой автора записок.
Представляется логичным построение работы следующим образом: во введении рассмотрена жанровая специфика дневника Жуковского и его место в литературной системе своего времени. Далее в трех основных главах последовательно исследованы главные, на наш взгляд, черты философии масонов (1 глава), Руссо (2 глава) и их переосмысление Жуковским (3 глава).
Объектом исследования являются ранние дневники и записки Жуковского. Предмет исследования – процесс освоения Жуковским нравственно-философских систем Руссо и русских масонов, деятельность которых приходится на последнюю четверть XVIII века, переосмысление поэтом почерпнутых идей и разработка их в личных дневниках. Цель исследования – выявление специфики позиции Жуковского по отношению к руссоизму и масонству, двух систем, в чем-то схожих, но в чем-то диаметрально противоположных.
Как будет показано в работе, тексты масонов и даже романы Руссо отмечены дидактическим пафосом, что связано с мировоззрением их авторов и с пониманием роли наставников в несовершенном обществе, которое они были настроены улучшить, приблизив человека к идеальному образу (различно представляемому двумя идеологическими системами).
Эпоха сентиментализма хоть и расставила приоритеты иначе, нежели эпоха Просвещения, но не освободилась от понимания искусства как сферы, в задачи которой входит влияние на нравственность читателя. Несмотря на существующую до сих пор нерешенность вопроса, к какому литературному направлению отнести творчество Жуковского, нельзя отрицать схожесть его установок с сентименталистами, в частности, в решении проблемы влияния художественных произведений на моральный облик читателя. Сложность соотношения дидактики и художественности в произведениях сентименталистов не будет рассмотрена в рамках данного исследования, но на подобную проблему в творчестве Жуковского нельзя не указать. Представляется, что именно приоритет эстетической составляющей текстов отличает деятельность поэта от текстов масонов и во многом от текстов Руссо (особенно если иметь в виду его трактаты). Эти различия явлены в работе Жуковского с языком, в метафоризации, поэтизации воспринятого из философских систем содержания.
Несмотря на то, что дневники являются пограничным жанром между литературой художественной и документальной, и каждый конкретный случай требует отдельного рассмотрения, чтобы быть отнесенным к тому или иному полюсу, нельзя говорить о дневнике Жуковского без учета эстетической значимости его текстов. Эта эстетизация позволяет настаивать на стремлении поэта отказаться от дидактики и теоретизирования не только в художественных произведениях, но и в дневниках.
До наших дней сохраняется интерес к этой части наследия Жуковского. С одной стороны, потому что его жизнь и поэзия находились в сложных отношениях взаимовлияния. Но с другой, на наш взгляд, дневник интересен как факт ценный именно с точки зрения эстетической. Биографические подробности отношений с возлюбленной, с друзьями, с семьей можно узнать и из многочисленных биографий поэта, составленных с научной точностью. Дневники же вызывают интерес читателя как пример мировосприятия человека ушедшей эпохи и как текст, не лишенный художественной оформленности, возникающей в этом жанре как единственный для Жуковского способ переосмысления философских построений.
В качестве материала был использован корпус текстов, опубликованный в полном объеме только в последнее десятилетие в Двадцатитомном собрании сочинений Жуковского, ссылки на которое будут даны далее в работе. Ограничение периода 1810-м годом обусловлено тем, что наиболее отчетливо преемственность масонским учениям и руссоистской системе можно проследить именно в период становления Жуковского, когда напряженные поиски себя, своего места в обществе были центральной проблемой автора записок.
Представляется логичным построение работы следующим образом: во введении рассмотрена жанровая специфика дневника Жуковского и его место в литературной системе своего времени. Далее в трех основных главах последовательно исследованы главные, на наш взгляд, черты философии масонов (1 глава), Руссо (2 глава) и их переосмысление Жуковским (3 глава).
Подводя итоги проведенного исследования, можно сказать, что ранние дневники Жуковского представляют собой (в одном из ракурсов их рассмотрения) творческую переработку идей, почерпнутых поэтом, с одной стороны, из кругов лично ему близких – масонских, с другой стороны, из сочинений одного из властителей дум того времени – из текстов Руссо. Интересным представляется своеобразный диалог двух нравственно-философских систем, который осуществился в дневнике поэта. В чем-то схожие (в первую очередь своей ярко выраженной дидактичностью),системы противоположны в ином. И поскольку абсолютное принятие какой-то одной из них было невозможно для Жуковского, в своем формирующемся мировосприятии он объединил черты обеих.
Данное описание взглядов Жуковского не может быть исчерпывающим. Очевидно, что русскому поэту были известны другие сочинения европейских писателей и мыслителей, что он испытывал непосредственное влияние многих современников. Однако представляется возможным выделить именно эти два пласта в его мировоззрении, обозначив схожие черты с двумя описанными впервой и второй главах системами.
Стоит подчеркнуть, что переосмысление Жуковским, принятие или неприятие определенных черт двух мировоззренческих установок, выразилось не столько в переработке концепций, сколько в уходе от дидактичности, в поэтическом описании того, что у масонов или Руссо было изложено в форме нравственного, религиозного или философского трактата. Дневники с трудом можно назвать художественной прозой, но множество фрагментов отличаются истинной поэтичностью. Перед нами не поучительное (хотя бы только для самого автора) сочинение, а записки поэта. Внешние влияния, будь то впечатления от природного мира или знания, полученные из книг или бесед с окружающими, становятся основой для их творческой переработки и для выражения на языке поэзии того, что кажется Жуковскому важным.
Процесс освоения поэтом философских учений происходит, как представляется, именно по такому принципу: оставаясь узнаваемыми в мировоззрении Жуковского, они предстают в принципиально иной форме, утрачивая дидактизм или научное изложение оригинала. Так, например, идеи, связанные с особой формой религиозности масонов, или представления Руссо о природе бога в дневниках Жуковского превращаются в описания совершенно неповторимого рода. Религиозные переживания смешиваются с эстетическими, и,в сущности, становятся неотделимы друг от друга. Сущность таких переживаний не поддается логической трактовке и требует особого языка выражения –языка образного, метафорического. К нему и прибегает Жуковский в некоторых частях своего журнала, когда описывает не текущие события, а свои чувства, мысли, настроения. Об этом, например, свидетельствует использование им особых слов поэтического словаря, которые можно найти и в его лирике. Исследование поэтики дневников в сопоставлении с особенностями поэтики художественных произведений Жуковского кажется плодотворным и интересным направлением для дальнейшей работы.
Известной является характеристика Жуковского своего творчества, сформулированное в письме Н.В. Гоголю. «Я часто замечал,– пишет поэт, – что у меня наиболее светлых мыслей тогда, как их надобно импровизировать в выражение или в дополнение чужих мыслей. Мой ум, как огниво, которым надобно ударить об кремень, чтобы из него выскочила искра. Это вообще характер моего авторского творчества; у меня почти все или чужое, или по поводу чужого – и все, однако, мое». В этом заключается абсолютная неповторимость феномена Жуковского в русской литературе. Находясь в отношениях прямой преемственности даже в рамках художественного творчества, ему удавалось быть оригинальным, вполне искренним национальным поэтом. Обращаясь к нашей теме, можем также сказать, что в процессе принятия близких ему идей из руссоизма и масонства и переосмысления их в дневнике, Жуковский пришел к собственному взгляду на мир. Он отличается не новаторством в области философских, моральных или религиозных концепций, но в художественной обработке и включении в свою эстетическую систему уже изложенного кем-либо из мыслителей.
Данное описание взглядов Жуковского не может быть исчерпывающим. Очевидно, что русскому поэту были известны другие сочинения европейских писателей и мыслителей, что он испытывал непосредственное влияние многих современников. Однако представляется возможным выделить именно эти два пласта в его мировоззрении, обозначив схожие черты с двумя описанными впервой и второй главах системами.
Стоит подчеркнуть, что переосмысление Жуковским, принятие или неприятие определенных черт двух мировоззренческих установок, выразилось не столько в переработке концепций, сколько в уходе от дидактичности, в поэтическом описании того, что у масонов или Руссо было изложено в форме нравственного, религиозного или философского трактата. Дневники с трудом можно назвать художественной прозой, но множество фрагментов отличаются истинной поэтичностью. Перед нами не поучительное (хотя бы только для самого автора) сочинение, а записки поэта. Внешние влияния, будь то впечатления от природного мира или знания, полученные из книг или бесед с окружающими, становятся основой для их творческой переработки и для выражения на языке поэзии того, что кажется Жуковскому важным.
Процесс освоения поэтом философских учений происходит, как представляется, именно по такому принципу: оставаясь узнаваемыми в мировоззрении Жуковского, они предстают в принципиально иной форме, утрачивая дидактизм или научное изложение оригинала. Так, например, идеи, связанные с особой формой религиозности масонов, или представления Руссо о природе бога в дневниках Жуковского превращаются в описания совершенно неповторимого рода. Религиозные переживания смешиваются с эстетическими, и,в сущности, становятся неотделимы друг от друга. Сущность таких переживаний не поддается логической трактовке и требует особого языка выражения –языка образного, метафорического. К нему и прибегает Жуковский в некоторых частях своего журнала, когда описывает не текущие события, а свои чувства, мысли, настроения. Об этом, например, свидетельствует использование им особых слов поэтического словаря, которые можно найти и в его лирике. Исследование поэтики дневников в сопоставлении с особенностями поэтики художественных произведений Жуковского кажется плодотворным и интересным направлением для дальнейшей работы.
Известной является характеристика Жуковского своего творчества, сформулированное в письме Н.В. Гоголю. «Я часто замечал,– пишет поэт, – что у меня наиболее светлых мыслей тогда, как их надобно импровизировать в выражение или в дополнение чужих мыслей. Мой ум, как огниво, которым надобно ударить об кремень, чтобы из него выскочила искра. Это вообще характер моего авторского творчества; у меня почти все или чужое, или по поводу чужого – и все, однако, мое». В этом заключается абсолютная неповторимость феномена Жуковского в русской литературе. Находясь в отношениях прямой преемственности даже в рамках художественного творчества, ему удавалось быть оригинальным, вполне искренним национальным поэтом. Обращаясь к нашей теме, можем также сказать, что в процессе принятия близких ему идей из руссоизма и масонства и переосмысления их в дневнике, Жуковский пришел к собственному взгляду на мир. Он отличается не новаторством в области философских, моральных или религиозных концепций, но в художественной обработке и включении в свою эстетическую систему уже изложенного кем-либо из мыслителей.