Взятие Коринфа в античной литературной и исторической традиции
|
Вступление 3
Глава I. Античные источники о причинах взятия Коринфа 8
1.1. Политические фигуры 8
1.2. Роль народа 39
1.3. Общий ход истории и разрушение Коринфа 48
Глава II. Оценки разрушения Коринфа у античных авторов 65
11.1. KopivOog apveiog 65
11.2. Коринф как вторая Троя 78
11.3. Образ театра в описаниях разрушения Коринфа 81
Заключение 85
Index locorum 88
Список источников и литературы 89
Глава I. Античные источники о причинах взятия Коринфа 8
1.1. Политические фигуры 8
1.2. Роль народа 39
1.3. Общий ход истории и разрушение Коринфа 48
Глава II. Оценки разрушения Коринфа у античных авторов 65
11.1. KopivOog apveiog 65
11.2. Коринф как вторая Троя 78
11.3. Образ театра в описаниях разрушения Коринфа 81
Заключение 85
Index locorum 88
Список источников и литературы 89
Взятие и разрушение Коринфа римлянами в 146 г. до н.э. было одним из важнейших событий в истории отношений греков и римлян. Столкновение двух тесно связанных культур, разрешившееся жестоким разрушением города, не могло не привлекать внимания античных авторов, и коринфская трагедия нашла отклик как в греческих, так и в римских источниках: грекам в целом необходимо было осмыслить то, что произошло с одним из самых видных и богатых греческих городов; римлянам необходимо было понять, как относиться к решению сжечь и разграбить один из старейших городов Греции с богатейшей культурой. Данная работа ставит себе целью рассмотреть и сопоставить отношение греческих и римских авторов к событиям 146 г., проследить, как это отношение со временем менялось, и как обе стороны объясняли себе то, что произошло.
Осаде и взятию Коринфа предшествовал целый ряд событий и решений, которые прямо или косвенно привели к трагедии. Мы вкратце изложим основные факты, на данном этапе не обсуждая античные свидетельства, а ориентируясь на то, как события восстанавливаются в современной историографии. После битвы при Пидне (168 г.), в которой македонский царь Персей потерпел поражение от Эмилия Павла, римский сенат стал оказывать все большее влияние на внутреннюю политику греческих городов1. Необходимо оговорить, что определенное влияние на Ахейский союз оказывалось и раньше: греки и сами регулярно обращались к авторитету римского сената для решения внутренних конфликтов, а Рим выступал внешним арбитром, рекомендуя, кому поручить решение вопроса: так, в 164 г. решение территориального вопроса между Спартой и Мегалополем Гай Сульпиций Галл передал Калликрату2. В 167 г., через год после поражения Македонии, тысяча ахейцев была отправлена Персеем в Рим, среди которых был и Полибий, начавший там труд, призванный объяснить возвышение Рима. Многие из заложников в 150 г. вернулись на родину, благодаря заступничеству Сципиона Эмилиана, однако сам Полибий остался в Риме3.
В 149 г. в Македонии поднял восстание Андриск, выдававший себя за сына Персея Филиппа. Он занял Македонию и вторгся в Фессалию, но был разгромлен в 148 г. претором Квинтом Цецилием Метеллом, и Македония окончательно получила статус провинции Римской империи4.
В Ахейском союзе в тот момент стратегом был Диэй (150-149 гг.). При нем ахейцы начали войну против Спарты, которая продолжалась и на следующий год, когда на должности стратега находился Дамокрит (149-148 гг.), и во время следующего срока Диэя (148-147 гг.). Римляне попытались вмешаться и остановить эту войну. Летом 147 г. прибывший из Рима Аврелий Орест объявил, что Коринф, Спарта, Аргос и Гераклея должны выйти из Ахейского союза5, но коринфяне в ответ заключали под стражу всех спартанцев, бывших тогда в Коринфе; предполагается, что могло быть нанесено оскорбление и самому римскому посольству. Осенью того же 147 г. римляне отправили послом в Ахейский союз Секста Юлия Цезаря, который должен был призвать ахейцев к повиновению сенату и к прекращению столкновений со Спартой. На встрече, состоявшейся в Тегее, Критолай, сменивший Диэя на посту стратега, сославшись на отсутствие полномочий, отказался действовать без решения народного собрания, и Сексту Юлию пришлось вернуться в Рим6.
Весной 146 г. Критолай, заручившись поддержкой народа, объявил войну Спарте, что фактически означало прямой конфликт с Римом7. Посланники Метелла Гней Папирий и Попилий Ленат, призывавшие ахейцев отказаться от войны, были выгнаны из собрания. Консул 146 г. Луций Муммий двинулся с войском из Рима. Критолай, отвергнув призыв Метелла к миру и его предложение исключить спартанцев из Ахейского союза, осадил Гераклею, пожелавшую выйти из союза, но войско под его предводительством потерпело поражение в Скарфее со стороны римлян под командованием Метелла8. Далее Метелл разбил аркадян в битве при Херонее и направился к Фивам: Фивы, покинутые жителями, сдались без боя, равно как и Мегары. Критолай же погиб (возможно, покончил с собой).
После гибели Критолая его место занял Диэй, которому необходимо было пополнить армию и казну: соответственно, он освободил двенадцать тысяч рабов и вооружил их, ввел новые налоги и начал активно готовиться к войне; на предложение Метелла заключить мир он ответил отказом. К тому времени прибывший на Пелопоннес Луций Муммий, сменивший Метелла, которого отправил в Македонию, одержал победу над войском Диэя при Левкопетре на Истме. Диэй бежал в Мегалополь и там отравился. Через несколько дней Муммий разрушил Коринф по указанию сената и увез в Рим предметы искусства9. Из Рима прибыли десять уполномоченных для установления нового порядка: все племенные греческие союзы были распущены, демократический строй упразднен, Греция должна была выплачивать Риму налог, а ахейцы вдобавок - компенсацию Спарте10; в этой комиссии принимал участие и Полибий, он же следил за сохранностью произведений искусства11. В результате реформ Ахея полностью потеряла независимость: в составе Римской империи Ахея не имела статуса отдельной провинции, а подчинялась проконсулу Македонии12.
В современных исследованиях взятие Коринфа освещается в основном с исторической точки зрения. Из многочисленных работ об Ахейской войне стоит отметить «Исторический комментарий к Полибию» Ф. Уолбэнка13, служивший нам важнейшим подспорьем на протяжении работы, и важную статью Э. Груэна о причинах Ахейской войны14, который критически подходит к Полибию и совмещает исторический и филологический подход в толковании античных свидетельств. Однако для целей данной работы - изучения отношения греков и римлян к разрушению Коринфа - невозможно было ограничиться одними историографическими источниками. Среди наиболее важных для данной работы исторических источников следует упомянуть Полибия, Павсания, Периоху 52 книги Тита Ливия и «Эпитому римских деяний» Луция Аннея Флора, которые не только обсуждают события 146 г., но и оценивают меру ответственности участников конфликта. Одновременно личное отношение греков и римлян ко взятию Коринфа выражается в ряде литературных произведений (назовем, в качестве примера, эпиграммы Антипатра и Полистрата, AP IX, 151 и VII, 297 соответственно, или «Застольные беседы» Плутарха (Plut. Quaest. Conv. 737a), которые не скрывают сожаления о разрушении Коринфа). Стоит отметить, что в некоторых случаях провести грань между историческим подходом и литературным откликом оказывается нелегко: так, в «Эпитоме» Флора изложение исторического материала подвергается столь сильной риторической отделке, что автор занимает пограничное положение между историографом и оратором.
Конкретизируя наш подход к античным источникам, отметим, что, поставив целью определить отношение античных авторов к разрушению Коринфа, мы будем, с одной стороны, обращать внимание на то, как объяснялось произошедшее: будут рассмотрены три вида объяснений (действия отдельных политических деятелей; поддержка их народом, и общее поведение народа; общий ход истории, который привел к подавлению Римом конкурента, или, более поэтически, рука судьбы). С другой стороны, будет рассмотрен ряд постоянных мотивов и образов, которые регулярно присутствуют в описаниях разрушения Коринфа (такие как противопоставление былого богатства Коринфа и его полного разрушения; представление о Коринфе как о второй Трое или втором Карфагене; идея о взятии Коринфа как трагедии в самом буквальном смысле и образ театра, который возникает в описаниях его разрушения).
Осаде и взятию Коринфа предшествовал целый ряд событий и решений, которые прямо или косвенно привели к трагедии. Мы вкратце изложим основные факты, на данном этапе не обсуждая античные свидетельства, а ориентируясь на то, как события восстанавливаются в современной историографии. После битвы при Пидне (168 г.), в которой македонский царь Персей потерпел поражение от Эмилия Павла, римский сенат стал оказывать все большее влияние на внутреннюю политику греческих городов1. Необходимо оговорить, что определенное влияние на Ахейский союз оказывалось и раньше: греки и сами регулярно обращались к авторитету римского сената для решения внутренних конфликтов, а Рим выступал внешним арбитром, рекомендуя, кому поручить решение вопроса: так, в 164 г. решение территориального вопроса между Спартой и Мегалополем Гай Сульпиций Галл передал Калликрату2. В 167 г., через год после поражения Македонии, тысяча ахейцев была отправлена Персеем в Рим, среди которых был и Полибий, начавший там труд, призванный объяснить возвышение Рима. Многие из заложников в 150 г. вернулись на родину, благодаря заступничеству Сципиона Эмилиана, однако сам Полибий остался в Риме3.
В 149 г. в Македонии поднял восстание Андриск, выдававший себя за сына Персея Филиппа. Он занял Македонию и вторгся в Фессалию, но был разгромлен в 148 г. претором Квинтом Цецилием Метеллом, и Македония окончательно получила статус провинции Римской империи4.
В Ахейском союзе в тот момент стратегом был Диэй (150-149 гг.). При нем ахейцы начали войну против Спарты, которая продолжалась и на следующий год, когда на должности стратега находился Дамокрит (149-148 гг.), и во время следующего срока Диэя (148-147 гг.). Римляне попытались вмешаться и остановить эту войну. Летом 147 г. прибывший из Рима Аврелий Орест объявил, что Коринф, Спарта, Аргос и Гераклея должны выйти из Ахейского союза5, но коринфяне в ответ заключали под стражу всех спартанцев, бывших тогда в Коринфе; предполагается, что могло быть нанесено оскорбление и самому римскому посольству. Осенью того же 147 г. римляне отправили послом в Ахейский союз Секста Юлия Цезаря, который должен был призвать ахейцев к повиновению сенату и к прекращению столкновений со Спартой. На встрече, состоявшейся в Тегее, Критолай, сменивший Диэя на посту стратега, сославшись на отсутствие полномочий, отказался действовать без решения народного собрания, и Сексту Юлию пришлось вернуться в Рим6.
Весной 146 г. Критолай, заручившись поддержкой народа, объявил войну Спарте, что фактически означало прямой конфликт с Римом7. Посланники Метелла Гней Папирий и Попилий Ленат, призывавшие ахейцев отказаться от войны, были выгнаны из собрания. Консул 146 г. Луций Муммий двинулся с войском из Рима. Критолай, отвергнув призыв Метелла к миру и его предложение исключить спартанцев из Ахейского союза, осадил Гераклею, пожелавшую выйти из союза, но войско под его предводительством потерпело поражение в Скарфее со стороны римлян под командованием Метелла8. Далее Метелл разбил аркадян в битве при Херонее и направился к Фивам: Фивы, покинутые жителями, сдались без боя, равно как и Мегары. Критолай же погиб (возможно, покончил с собой).
После гибели Критолая его место занял Диэй, которому необходимо было пополнить армию и казну: соответственно, он освободил двенадцать тысяч рабов и вооружил их, ввел новые налоги и начал активно готовиться к войне; на предложение Метелла заключить мир он ответил отказом. К тому времени прибывший на Пелопоннес Луций Муммий, сменивший Метелла, которого отправил в Македонию, одержал победу над войском Диэя при Левкопетре на Истме. Диэй бежал в Мегалополь и там отравился. Через несколько дней Муммий разрушил Коринф по указанию сената и увез в Рим предметы искусства9. Из Рима прибыли десять уполномоченных для установления нового порядка: все племенные греческие союзы были распущены, демократический строй упразднен, Греция должна была выплачивать Риму налог, а ахейцы вдобавок - компенсацию Спарте10; в этой комиссии принимал участие и Полибий, он же следил за сохранностью произведений искусства11. В результате реформ Ахея полностью потеряла независимость: в составе Римской империи Ахея не имела статуса отдельной провинции, а подчинялась проконсулу Македонии12.
В современных исследованиях взятие Коринфа освещается в основном с исторической точки зрения. Из многочисленных работ об Ахейской войне стоит отметить «Исторический комментарий к Полибию» Ф. Уолбэнка13, служивший нам важнейшим подспорьем на протяжении работы, и важную статью Э. Груэна о причинах Ахейской войны14, который критически подходит к Полибию и совмещает исторический и филологический подход в толковании античных свидетельств. Однако для целей данной работы - изучения отношения греков и римлян к разрушению Коринфа - невозможно было ограничиться одними историографическими источниками. Среди наиболее важных для данной работы исторических источников следует упомянуть Полибия, Павсания, Периоху 52 книги Тита Ливия и «Эпитому римских деяний» Луция Аннея Флора, которые не только обсуждают события 146 г., но и оценивают меру ответственности участников конфликта. Одновременно личное отношение греков и римлян ко взятию Коринфа выражается в ряде литературных произведений (назовем, в качестве примера, эпиграммы Антипатра и Полистрата, AP IX, 151 и VII, 297 соответственно, или «Застольные беседы» Плутарха (Plut. Quaest. Conv. 737a), которые не скрывают сожаления о разрушении Коринфа). Стоит отметить, что в некоторых случаях провести грань между историческим подходом и литературным откликом оказывается нелегко: так, в «Эпитоме» Флора изложение исторического материала подвергается столь сильной риторической отделке, что автор занимает пограничное положение между историографом и оратором.
Конкретизируя наш подход к античным источникам, отметим, что, поставив целью определить отношение античных авторов к разрушению Коринфа, мы будем, с одной стороны, обращать внимание на то, как объяснялось произошедшее: будут рассмотрены три вида объяснений (действия отдельных политических деятелей; поддержка их народом, и общее поведение народа; общий ход истории, который привел к подавлению Римом конкурента, или, более поэтически, рука судьбы). С другой стороны, будет рассмотрен ряд постоянных мотивов и образов, которые регулярно присутствуют в описаниях разрушения Коринфа (такие как противопоставление былого богатства Коринфа и его полного разрушения; представление о Коринфе как о второй Трое или втором Карфагене; идея о взятии Коринфа как трагедии в самом буквальном смысле и образ театра, который возникает в описаниях его разрушения).
Взятие и разрушение Коринфа римлянами нашло отражение не только в античной историографии, но и во многих литературных текстах. Их изучение обнаруживает, с одной стороны, целенаправленные попытки, как греков, так и римлян, объяснить произошедшее в 146 г.: авторы возлагают ответственность за обострение отношений между Ахейским союзом и Римом на отдельных политиков, на невмешательство и даже одобрение их действий народом Коринфа, и наконец, на общий ход истории. С другой стороны, сравнение источников обнаруживает целый ряд регулярно упоминаемых деталей и идей, которые со временем превращаются в постоянные мотивы при повествовании о событиях 146 г.
Из политических деятелей античные источники возлагают, чаще всего, ответственность за падение Коринфа на Критолая и Диэя, которые занимали должность стратегов в годы, непосредственно предшествовавшие падению Коринфа. Полибий, чьи свидетельства об Ахейской войне (хоть и отрывочные) представляют особую ценность как показания современника, большую часть ответственности возлагает на Критолая, стратега 147-146 гг. (Polyb. XXXVIII, 11, 6-9; 12, 7-10; 13, 6-7; 16, 11-12). Полибий критикует желание Критолая развязать войну с Римом (еОеХокакшу), подчеркивая его безумие (ayvota, pavia); представляет стратега демагогом, с легкостью управляющим толпой (skIvsi ка! ларш^ме той; дулоиу), и делает особый упор на расхождении между его словами и истинными намерениями. Из римских источников Флор характеризует Критолая как causa belli, усматривая причину Ахейской войны в оскорблении римских послов (Flor. II, 16); у Цицерона тот же Критолай (а не Муммий) назван разрушителем Коринфа (Critolaus inquam evertit Corinthum, Cic. De nat. deor. III, 91). Напротив, на Диэя возлагается меньшая доля вины, хоть он и был стратегом в год падения Коринфа: Полибий критикует меры, принятые им для усиления войска и пополнения казны, поскольку они привели к акрюга, тораущ ЗиоОирга (Polyb. XXXVIII, 15, 6-8), а Павсаний обвиняет стратега в упрямстве и отказе от предложенного Метеллом мира (Paus. VII, 15, 11); в римских источниках Диэю отводится значительно менее важная роль, нежели Критолаю (ср. Liv. Perioch. 52; Oros. Hist. V, 3, 2-4). Стремление греческих историков найти первопричину несчастий уводит их к более отдаленной по времени фигуре, Калликрату, стратегу 178-177 гг. до н.э., которого и Полибий, и Павсаний характеризуют ар%р какшу, обвиняя Калликрата в желании подчинить политику Ахейского союза решениям сената (Paus. VII, 10, 1; 12, 8; Polyb. XXIV, 10, 8-10), что отразилось и у Ливия (Liv. XLI, 23, 9). Единственный автор, который возлагает ответственность за конфликт греков и римлян на третью сторону - Павсаний, когда оценивает как ар%р какшу македонского царя Персея (Paus. VII, 10, 5).
Античные авторы, описывая действия отдельных стратегов, регулярно подчеркивают, что они находили поддержку в народе. Большое внимание уделяет поведению народа Полибий, описывая его как безрассудную массу, охваченную страхом и подчиняющуюся воле стратегов (Polyb. XXXVIII, 12, 4-6).Наконец, отказываясь от поиска персонально ответственных политиков, античные авторы обращаются к идее судьбы (так, Полибий считает, что падение Коринфа стало спасением Греции (Polyb. XXXVIII, 18, 8-12), или к поиску глубинных причин конфликта в стремлении государства подавить сильного соперника: так, Цицерон (Cic. Leg. Agr. II, 87) и Трог, согласно эпитоме Юстина (Iust. XXXIV, 1, 1-3). Сожаление о разрушении Коринфа высказывает Цицерон (Cic. De off. III, 46) и Флор (Flor. II, 16).
Помимо попыток историографов осмыслить причины падения Коринфа, литературные тексты как греческих, так и римских авторов показывают, что разрушение Коринфа было важной вехой для обеих культур и повествование о событиях 146 г. обрастает рядом постоянных тем и мотивов. Так, богатство Коринфа, бывшее общим местом еще со времен Гомера, используется для противопоставления с разрушениями после взятия города римлянами. Разграбление и разрушение Коринфа, утеря многих предметов искусства в пожаре компенсируются созданием легенды о том, что в пожаре возник новый сплав - aes Corinthium (Flor. II, 16; Petr. Sat. 50; Isid. Etym. XVI, 20, 4). Взятие Коринфа сопоставлялось с падением Трои (Plut. Quaest. conv. 737a; Cic. Tusc. III, 53; Anth. Pal. VII, 297), а также уподоблялось трагической театральной постановке (Flor. II, 16; Iust. XXXIV, 2, 2-5).
Из политических деятелей античные источники возлагают, чаще всего, ответственность за падение Коринфа на Критолая и Диэя, которые занимали должность стратегов в годы, непосредственно предшествовавшие падению Коринфа. Полибий, чьи свидетельства об Ахейской войне (хоть и отрывочные) представляют особую ценность как показания современника, большую часть ответственности возлагает на Критолая, стратега 147-146 гг. (Polyb. XXXVIII, 11, 6-9; 12, 7-10; 13, 6-7; 16, 11-12). Полибий критикует желание Критолая развязать войну с Римом (еОеХокакшу), подчеркивая его безумие (ayvota, pavia); представляет стратега демагогом, с легкостью управляющим толпой (skIvsi ка! ларш^ме той; дулоиу), и делает особый упор на расхождении между его словами и истинными намерениями. Из римских источников Флор характеризует Критолая как causa belli, усматривая причину Ахейской войны в оскорблении римских послов (Flor. II, 16); у Цицерона тот же Критолай (а не Муммий) назван разрушителем Коринфа (Critolaus inquam evertit Corinthum, Cic. De nat. deor. III, 91). Напротив, на Диэя возлагается меньшая доля вины, хоть он и был стратегом в год падения Коринфа: Полибий критикует меры, принятые им для усиления войска и пополнения казны, поскольку они привели к акрюга, тораущ ЗиоОирга (Polyb. XXXVIII, 15, 6-8), а Павсаний обвиняет стратега в упрямстве и отказе от предложенного Метеллом мира (Paus. VII, 15, 11); в римских источниках Диэю отводится значительно менее важная роль, нежели Критолаю (ср. Liv. Perioch. 52; Oros. Hist. V, 3, 2-4). Стремление греческих историков найти первопричину несчастий уводит их к более отдаленной по времени фигуре, Калликрату, стратегу 178-177 гг. до н.э., которого и Полибий, и Павсаний характеризуют ар%р какшу, обвиняя Калликрата в желании подчинить политику Ахейского союза решениям сената (Paus. VII, 10, 1; 12, 8; Polyb. XXIV, 10, 8-10), что отразилось и у Ливия (Liv. XLI, 23, 9). Единственный автор, который возлагает ответственность за конфликт греков и римлян на третью сторону - Павсаний, когда оценивает как ар%р какшу македонского царя Персея (Paus. VII, 10, 5).
Античные авторы, описывая действия отдельных стратегов, регулярно подчеркивают, что они находили поддержку в народе. Большое внимание уделяет поведению народа Полибий, описывая его как безрассудную массу, охваченную страхом и подчиняющуюся воле стратегов (Polyb. XXXVIII, 12, 4-6).Наконец, отказываясь от поиска персонально ответственных политиков, античные авторы обращаются к идее судьбы (так, Полибий считает, что падение Коринфа стало спасением Греции (Polyb. XXXVIII, 18, 8-12), или к поиску глубинных причин конфликта в стремлении государства подавить сильного соперника: так, Цицерон (Cic. Leg. Agr. II, 87) и Трог, согласно эпитоме Юстина (Iust. XXXIV, 1, 1-3). Сожаление о разрушении Коринфа высказывает Цицерон (Cic. De off. III, 46) и Флор (Flor. II, 16).
Помимо попыток историографов осмыслить причины падения Коринфа, литературные тексты как греческих, так и римских авторов показывают, что разрушение Коринфа было важной вехой для обеих культур и повествование о событиях 146 г. обрастает рядом постоянных тем и мотивов. Так, богатство Коринфа, бывшее общим местом еще со времен Гомера, используется для противопоставления с разрушениями после взятия города римлянами. Разграбление и разрушение Коринфа, утеря многих предметов искусства в пожаре компенсируются созданием легенды о том, что в пожаре возник новый сплав - aes Corinthium (Flor. II, 16; Petr. Sat. 50; Isid. Etym. XVI, 20, 4). Взятие Коринфа сопоставлялось с падением Трои (Plut. Quaest. conv. 737a; Cic. Tusc. III, 53; Anth. Pal. VII, 297), а также уподоблялось трагической театральной постановке (Flor. II, 16; Iust. XXXIV, 2, 2-5).
