Языковые средства создания образа «злой жены» в памятниках Московской Руси
|
Введение 3
Глава 1. Образ «злой жены» в контексте развития древнерусской литературы 6
1.1. История изучения образа «злой жены» в древнерусских памятниках 6
1.2. Литературный этикет в древнерусской литературе 14
1.3. Языковая ситуация в поздней Московской Руси. Литературный язык Руси в XVII веке 20
Глава 2. Анализ языковых средств, служащих для создания отрицательной оценки 27
2.1. Грамматические и лексико-семантические средства создания образа «злой жены» 27
2.2. Риторические и стилистические средства создания образа «злой жены» 43
Заключение 58
Источники и словари 63
Литература 64
Глава 1. Образ «злой жены» в контексте развития древнерусской литературы 6
1.1. История изучения образа «злой жены» в древнерусских памятниках 6
1.2. Литературный этикет в древнерусской литературе 14
1.3. Языковая ситуация в поздней Московской Руси. Литературный язык Руси в XVII веке 20
Глава 2. Анализ языковых средств, служащих для создания отрицательной оценки 27
2.1. Грамматические и лексико-семантические средства создания образа «злой жены» 27
2.2. Риторические и стилистические средства создания образа «злой жены» 43
Заключение 58
Источники и словари 63
Литература 64
Феномен древнерусской словесности разносторонне исследован. Среди работ, направленных на изучение этапов развития древнерусской литературы, особо выделяются исследования, посвященные памятникам Московской Руси (XV—XVII вв.). Это во многом обусловлено разнонаправленными тенденциями, набиравшими силу в русской литературе этой эпохи: приверженности традиции, с одной стороны, и формированием новых литературных жанров и литературно-языковых форм — с другой. Также характерной чертой литературы нового времени является пристальное внимание к личности и характеру литературного героя. Широко изучается репрезентация событий исторической действительности в литературе данного периода.1
Особое место среди рассматриваемых литературно-языковых аспектов занимает тема типичных образов литературных героев. К XVII веку литературный герой претерпевает значительную трансформацию. Проблема характера, а также взаимоотношения характера и поступка не очень интересовала книжников в древнерусскую эпоху. Лишь в XVII веке, по словам Д. С. Лихачева, по-настоящему открывается человеческий характер в литературе.2 Литературный герой перестает быть одномерной функцией, он обогащается широким спектром противоречивых эмоций и качеств. Типология литературных героев отражает неоднозначные и сложные процессы, происходившие в литературе данного периода. Многие литературные типы, свойственные словесности XVII века, восходят к библейским сюжетам, но при этом их изображение обогащается описанием личностных качеств и неизвестной ранее проработкой характера.
Интересным типом героя в древнерусской литературе является тип «злой жены». Этот образ нередко появляется в древнерусских письменных памятниках. Так, описания «злых жен» содержат «Моление Даниила Заточника» XIII в. и «Домострой» XVI в. В рукописях XV—XVI вв. исследователи выделяют «Слова о добрых и злых женах» как особый жанровый феномен. Более поздние тексты уже имеют полноценные сюжеты, где действуют героини, наделенные традиционными качествами «злой жены».
Многие исследователи занимались вопросом происхождения интересующего нас образа, обращаясь к его литературным корням и культурным кодам. Однако, как правило, эти изыскания носят литературоведческий, культурологический или текстологический характер. В то же время тема собственно языковых средств создания литературного образа является не до конца изученной. Так, в работах М. А. Дроздовой, посвященных образу «злой жены» в произведениях древнерусской словесности XVII века, достаточно подробно описывается роль и место данного типа в литературе эпохи, но языковые средства, с помощью которых создается тип литературного героя, автором не анализируются.
Таким образом, несмотря на то что именно языковые средства играют важную роль в формировании образов в литературных памятниках Московской Руси, а также отражают связь с литературно-языковой традицией, они остаются малоизученными. Наше исследование направлено на проведение анализа языковых средств и особенностей создания образа «злой жены». Этим обусловливается новизна настоящей работы.
Материалом анализа служат произведения второй половины XVII века: «Беседа отца с сыном о женской злобе», «Повесть о Савве Грудцыне», «Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы». Выбор текстов диктовался, с одной стороны, их принадлежностью к одному времени, а с другой — их ориентацией на разные жанровые традиции: если повесть и сказание воплощают нарративное начало, то «Беседа отца с сыном о женской злобе» построена в характерной для средневековой учительной литературы форме диалога и явно ориентируется на более ранние анонимные «Слова о злых и добрых женах».
Таким образом, объектом исследования является образ «злой жены» в памятниках Московской Руси XVII века.
Предметом исследования являются грамматические, лексико-семантические, риторические средства создания образа «злой жены».
Цель исследования — выявление и систематизация языковых средств, служащих для создания образа «злой жены».
Задачи исследования:
1) описать историю изучения образа «злой жены» в памятниках поздней Московской Руси;
2) описать особенности языковой ситуации в Московской Руси XVII века, а также охарактеризовать понятие литературного этикета в древнерусской литературе;
3) на материале трех памятников XVII века выделить значимые для исследования языковые единицы различных уровней;
4) провести анализ отобранных языковых средств.
Настоящая работа состоит из введения, теоретической главы (содержащей три параграфа), исследовательской главы (содержащей два параграфа), заключения и списка использованной литературы.
Особое место среди рассматриваемых литературно-языковых аспектов занимает тема типичных образов литературных героев. К XVII веку литературный герой претерпевает значительную трансформацию. Проблема характера, а также взаимоотношения характера и поступка не очень интересовала книжников в древнерусскую эпоху. Лишь в XVII веке, по словам Д. С. Лихачева, по-настоящему открывается человеческий характер в литературе.2 Литературный герой перестает быть одномерной функцией, он обогащается широким спектром противоречивых эмоций и качеств. Типология литературных героев отражает неоднозначные и сложные процессы, происходившие в литературе данного периода. Многие литературные типы, свойственные словесности XVII века, восходят к библейским сюжетам, но при этом их изображение обогащается описанием личностных качеств и неизвестной ранее проработкой характера.
Интересным типом героя в древнерусской литературе является тип «злой жены». Этот образ нередко появляется в древнерусских письменных памятниках. Так, описания «злых жен» содержат «Моление Даниила Заточника» XIII в. и «Домострой» XVI в. В рукописях XV—XVI вв. исследователи выделяют «Слова о добрых и злых женах» как особый жанровый феномен. Более поздние тексты уже имеют полноценные сюжеты, где действуют героини, наделенные традиционными качествами «злой жены».
Многие исследователи занимались вопросом происхождения интересующего нас образа, обращаясь к его литературным корням и культурным кодам. Однако, как правило, эти изыскания носят литературоведческий, культурологический или текстологический характер. В то же время тема собственно языковых средств создания литературного образа является не до конца изученной. Так, в работах М. А. Дроздовой, посвященных образу «злой жены» в произведениях древнерусской словесности XVII века, достаточно подробно описывается роль и место данного типа в литературе эпохи, но языковые средства, с помощью которых создается тип литературного героя, автором не анализируются.
Таким образом, несмотря на то что именно языковые средства играют важную роль в формировании образов в литературных памятниках Московской Руси, а также отражают связь с литературно-языковой традицией, они остаются малоизученными. Наше исследование направлено на проведение анализа языковых средств и особенностей создания образа «злой жены». Этим обусловливается новизна настоящей работы.
Материалом анализа служат произведения второй половины XVII века: «Беседа отца с сыном о женской злобе», «Повесть о Савве Грудцыне», «Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы». Выбор текстов диктовался, с одной стороны, их принадлежностью к одному времени, а с другой — их ориентацией на разные жанровые традиции: если повесть и сказание воплощают нарративное начало, то «Беседа отца с сыном о женской злобе» построена в характерной для средневековой учительной литературы форме диалога и явно ориентируется на более ранние анонимные «Слова о злых и добрых женах».
Таким образом, объектом исследования является образ «злой жены» в памятниках Московской Руси XVII века.
Предметом исследования являются грамматические, лексико-семантические, риторические средства создания образа «злой жены».
Цель исследования — выявление и систематизация языковых средств, служащих для создания образа «злой жены».
Задачи исследования:
1) описать историю изучения образа «злой жены» в памятниках поздней Московской Руси;
2) описать особенности языковой ситуации в Московской Руси XVII века, а также охарактеризовать понятие литературного этикета в древнерусской литературе;
3) на материале трех памятников XVII века выделить значимые для исследования языковые единицы различных уровней;
4) провести анализ отобранных языковых средств.
Настоящая работа состоит из введения, теоретической главы (содержащей три параграфа), исследовательской главы (содержащей два параграфа), заключения и списка использованной литературы.
В работе исследованы языковые средства создания образа «злой жены» в памятниках XVII века: «Беседе отца с сыном о женской злобе», «Повести о Савве Грудцыне», «Сказании об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы». В ходе работы был изучен теоретический материал, посвященный основным тенденциям, наметившимся в русском литературном языке поздней Московской Руси, а также явлению литературного этикета в древнерусской словесной культуре. Кроме того, в качестве теоретической основы настоящей работы были использованы книги и статьи, в той или иной степени затрагивающие тему образа «злой жены» в древнерусских учительных произведениях. В исследовательской части содержится анализ отобранных из текстов грамматических, лексико-семантических, риторических средств создания образа «злой жены», дана их классификация. Выделенные конструкции проиллюстрированы примерами из всех трех произведений (в соответствии с наличием их в текстах), что дает возможность сопоставить языковые инструментарии памятников.
Рассмотренные тексты в значительной степени реализуют установку на славянизированное, книжное стилистическое начало. Одним из подтверждений этого служит ориентация авторов на традиционные образцы изображения «злой жены», сформированные религиозными и учительными произведениями древнерусской эпохи. В «Беседе отца с сыном о женской злобе» прямо явлена ориентация книжника на конкретные тексты — помимо прямых цитат и отсылок, для памятника характерна шаблонная композиция древнерусских сочинений о «злых женах». Сложно сделать вывод о том, какими именно текстами пользовались авторы «Повести» и «Сказания» при переносе образа «злой жены» в свои произведения; вероятнее всего, имея в качестве материала целый комплекс произведений на данную тематику, книжники обратились к наиболее устойчивым мотивам (например, сравнению женщины с диким животным) и наполнили свои произведения соответствующими конструкциями (сравнительными оборотами метафорическим переносом качеств животного на характер женщины).
В языковом плане аргументами в пользу отнесения рассмотренных текстов к книжному стилю являются: 1) наличие разнообразных средств выразительности на уровне лексики и синтаксиса — произведения насыщены эпитетами, сравнениями, метафорами, конструкциями с осложненным анафорами и антитезами синтаксическим параллелизмом, риторическими восклицаниями, вопросами, обращениями (из трех текстов «Беседа» в наибольшей степени насыщена различными тропами и фигурами речи); 2) наличие книжно-славянской лексики, а также сложных слов; 3) использование книжных синтаксических конструкций с углублением синтаксической перспективы при помощи генетических причастий и нагромождением однородных членов (например, в тексте «Беседы» крайне немногочисленны предложения с одиночным сказуемым, для «Повести» и «Сказания» они являются более употребительными конструкциями по причине установки на линейную повествовательную композицию); 5) частотность архаических грамматических форм, в частности форм аориста и имперфекта (во всех трех текстах древняя форма аориста используется для выражения действия, относящегося к прошлому, значительно чаще перфекта).
В то же время языковая ситуация XVII века, для которой характерно смешение стилей и формул литературного языка, отразилась в текстах рассматриваемых произведений. Например, в пределах каждого из трех памятников обнаруживается параллельное использование старых и новых форм прошедшего времени: аорист и имперфект чередуются с перфектом без связки.
В ходе исследования удалось прийти к следующим выводам:
1. Негативная оценка образа «злой жены» сконцентрирована в позиции предиката, при этом оценочные глагольные сказуемые преобладают над именными. Частотны предикативные группы, реализующие отрицательную оценку «злой жены»: 1) предикативная группа типа «глагол + сущ. в Т.п.»; 2) предикативная группа типа «глагол + сущ. (местоимение) в В. п.». Отрицательная оценочность ярко проявляется в составе предикативных групп, включающих многочленные ряды однородных сказуемых: 1) в предложениях, в которых однородные сказуемые представлены простыми глагольными сказуемыми с зависимыми словами; 2) предложения, в которых однородные сказуемые представлены составными глагольными сказуемыми с зависимыми словами. Данные модели дифференцируются по морфологическим способам выражения группы зависимых слов. Отрицательная оценка по-разному распределяется по компонентам предикативной группы: она может содержаться в лексическом значении всех компонентов предикативной группы, только в лексическом значении сказуемого или только в лексическом значении группы зависимых слов. Первый из этих типов наименее распространен, встречается преимущественно в тексте «Беседы».
2. Негативная оценка образа «злой жены» выражена на уровне имен существительных. Лексические значения существительных, актуализирующих отрицательную оценку, охватывают номинации животных, мифологические и библейские образы, человеческие поступки, качества, проявления чувств. Имена существительные выступают в синтаксических функциях подлежащего, именной части сказуемого, дополнения и в составе сравнительных оборотов. Имена существительные разделяются на те, которые прямо выражают характеристику «злой жены», и те, которые выражают ее метонимически (такая модель выражения представлена в текстах «Повести» и «Сказания» при относительно слабой степени выраженности прямой характеристики «злой жены»).
3. Негативная оценка образа «злой жены» выражена на уровне имен прилагательных. Встречаются краткие и полные формы прилагательных. Прилагательные могут выполнять синтаксическую функцию определения или сказуемого. Оценочные прилагательные в роли сказуемого обнаруживаются преимущественно в тексте «Беседы».
4. Основным лексическим средством формирования образа «злой жены» в памятниках являются слова, выполняющие оценочную функцию: а) эмоционально-экспрессивные лексические компоненты (существительные, прилагательные, глаголы); б) лексические компоненты, формирующие «рациональную» оценочность в контексте.
5. Негативная оценка «злой жены» бывает заключена не только в прямой характеристике, исходящей от автора, но и в других коммуникативных типах высказывания (например, в прямой речи героини или героев). Так, к метонимической характеристике героини в «Повести о Савве Грудцыне» относится описание действий и характера героев Саввы и Бажена, в «Сказании об убиении Даниила Суздальского» «саморазоблачительная» характеристика героини вложена в уста самой княгини Улиты.
6. Ритмическая организация текста ощутима прежде всего в «Беседе отца с сыном о женской злобе» — в тексте она ярко проявляется на тематическом и синтаксическом уровнях. Построение текста «Беседы» в виде ряда периодов восходит к композиции древнерусских вариантов «Слов о добрых и злых женах».
7. Помимо уже названного приема параллелизма, осложненного анафорой, антитезой, бессоюзием, многосоюзием, особо следует отметить широкое использование сравнений, характерных для всех трех повестей. В текстах «Повести», «Сказания», «Беседы» отмечены одинаковые сравнительные обороты с союзом яко с переносом качеств животного на характер и поведение «злой жены». Данное риторическое средство, судя по всему, является самым распространенным маркером образа «злой жены». В тексте «Беседы» также присутствуют примеры развернутых сопоставительных сравнений, по своей форме схожих со статьями о животных из Физиолога и Азбуковника.
9. В целом инструментарий, служащий для языковой реализации образа «злой жены», в текстах «Повести» и «Сказания» можно охарактеризовать как скромный по сравнению с набором элементов в «Беседе». Тем не менее удалось выделить ряд общих лексических, грамматических и риторических черт для всех трех текстов. Можно сказать, что книжники перенесли из традиции в свои сочинения ряд характерных языковых черт, сохранив их функциональную значимость и частично структуру.
Рассмотренные тексты в значительной степени реализуют установку на славянизированное, книжное стилистическое начало. Одним из подтверждений этого служит ориентация авторов на традиционные образцы изображения «злой жены», сформированные религиозными и учительными произведениями древнерусской эпохи. В «Беседе отца с сыном о женской злобе» прямо явлена ориентация книжника на конкретные тексты — помимо прямых цитат и отсылок, для памятника характерна шаблонная композиция древнерусских сочинений о «злых женах». Сложно сделать вывод о том, какими именно текстами пользовались авторы «Повести» и «Сказания» при переносе образа «злой жены» в свои произведения; вероятнее всего, имея в качестве материала целый комплекс произведений на данную тематику, книжники обратились к наиболее устойчивым мотивам (например, сравнению женщины с диким животным) и наполнили свои произведения соответствующими конструкциями (сравнительными оборотами метафорическим переносом качеств животного на характер женщины).
В языковом плане аргументами в пользу отнесения рассмотренных текстов к книжному стилю являются: 1) наличие разнообразных средств выразительности на уровне лексики и синтаксиса — произведения насыщены эпитетами, сравнениями, метафорами, конструкциями с осложненным анафорами и антитезами синтаксическим параллелизмом, риторическими восклицаниями, вопросами, обращениями (из трех текстов «Беседа» в наибольшей степени насыщена различными тропами и фигурами речи); 2) наличие книжно-славянской лексики, а также сложных слов; 3) использование книжных синтаксических конструкций с углублением синтаксической перспективы при помощи генетических причастий и нагромождением однородных членов (например, в тексте «Беседы» крайне немногочисленны предложения с одиночным сказуемым, для «Повести» и «Сказания» они являются более употребительными конструкциями по причине установки на линейную повествовательную композицию); 5) частотность архаических грамматических форм, в частности форм аориста и имперфекта (во всех трех текстах древняя форма аориста используется для выражения действия, относящегося к прошлому, значительно чаще перфекта).
В то же время языковая ситуация XVII века, для которой характерно смешение стилей и формул литературного языка, отразилась в текстах рассматриваемых произведений. Например, в пределах каждого из трех памятников обнаруживается параллельное использование старых и новых форм прошедшего времени: аорист и имперфект чередуются с перфектом без связки.
В ходе исследования удалось прийти к следующим выводам:
1. Негативная оценка образа «злой жены» сконцентрирована в позиции предиката, при этом оценочные глагольные сказуемые преобладают над именными. Частотны предикативные группы, реализующие отрицательную оценку «злой жены»: 1) предикативная группа типа «глагол + сущ. в Т.п.»; 2) предикативная группа типа «глагол + сущ. (местоимение) в В. п.». Отрицательная оценочность ярко проявляется в составе предикативных групп, включающих многочленные ряды однородных сказуемых: 1) в предложениях, в которых однородные сказуемые представлены простыми глагольными сказуемыми с зависимыми словами; 2) предложения, в которых однородные сказуемые представлены составными глагольными сказуемыми с зависимыми словами. Данные модели дифференцируются по морфологическим способам выражения группы зависимых слов. Отрицательная оценка по-разному распределяется по компонентам предикативной группы: она может содержаться в лексическом значении всех компонентов предикативной группы, только в лексическом значении сказуемого или только в лексическом значении группы зависимых слов. Первый из этих типов наименее распространен, встречается преимущественно в тексте «Беседы».
2. Негативная оценка образа «злой жены» выражена на уровне имен существительных. Лексические значения существительных, актуализирующих отрицательную оценку, охватывают номинации животных, мифологические и библейские образы, человеческие поступки, качества, проявления чувств. Имена существительные выступают в синтаксических функциях подлежащего, именной части сказуемого, дополнения и в составе сравнительных оборотов. Имена существительные разделяются на те, которые прямо выражают характеристику «злой жены», и те, которые выражают ее метонимически (такая модель выражения представлена в текстах «Повести» и «Сказания» при относительно слабой степени выраженности прямой характеристики «злой жены»).
3. Негативная оценка образа «злой жены» выражена на уровне имен прилагательных. Встречаются краткие и полные формы прилагательных. Прилагательные могут выполнять синтаксическую функцию определения или сказуемого. Оценочные прилагательные в роли сказуемого обнаруживаются преимущественно в тексте «Беседы».
4. Основным лексическим средством формирования образа «злой жены» в памятниках являются слова, выполняющие оценочную функцию: а) эмоционально-экспрессивные лексические компоненты (существительные, прилагательные, глаголы); б) лексические компоненты, формирующие «рациональную» оценочность в контексте.
5. Негативная оценка «злой жены» бывает заключена не только в прямой характеристике, исходящей от автора, но и в других коммуникативных типах высказывания (например, в прямой речи героини или героев). Так, к метонимической характеристике героини в «Повести о Савве Грудцыне» относится описание действий и характера героев Саввы и Бажена, в «Сказании об убиении Даниила Суздальского» «саморазоблачительная» характеристика героини вложена в уста самой княгини Улиты.
6. Ритмическая организация текста ощутима прежде всего в «Беседе отца с сыном о женской злобе» — в тексте она ярко проявляется на тематическом и синтаксическом уровнях. Построение текста «Беседы» в виде ряда периодов восходит к композиции древнерусских вариантов «Слов о добрых и злых женах».
7. Помимо уже названного приема параллелизма, осложненного анафорой, антитезой, бессоюзием, многосоюзием, особо следует отметить широкое использование сравнений, характерных для всех трех повестей. В текстах «Повести», «Сказания», «Беседы» отмечены одинаковые сравнительные обороты с союзом яко с переносом качеств животного на характер и поведение «злой жены». Данное риторическое средство, судя по всему, является самым распространенным маркером образа «злой жены». В тексте «Беседы» также присутствуют примеры развернутых сопоставительных сравнений, по своей форме схожих со статьями о животных из Физиолога и Азбуковника.
9. В целом инструментарий, служащий для языковой реализации образа «злой жены», в текстах «Повести» и «Сказания» можно охарактеризовать как скромный по сравнению с набором элементов в «Беседе». Тем не менее удалось выделить ряд общих лексических, грамматических и риторических черт для всех трех текстов. Можно сказать, что книжники перенесли из традиции в свои сочинения ряд характерных языковых черт, сохранив их функциональную значимость и частично структуру.
