Введение 3
Глава 1. Нарратив 11
1.1 Нарратив и дискурс 11
1.2 Прагматика, устройство и функционирование нарратива как «архаической» легитимации 15
1.3 Идентичность и иерархия 19
1.4 Миф, религия и сакрализация власти 24
Глава 2. Нация 27
2.1 Легитимирующая функция символического универсума 27
2.2 Идея нации как символический универсум 32
Глава 3. Метанарративы или рассказы о свободе 42
3.1 Дискурсивная легитимация и социально-экономический кризис 42
3.2 Метанарративы. Концепция «заката метанарраций» и кризиса легитимации 47
Заключение 53
Список литературы 56
Для того чтобы сформулировать проблематику и границы исследования, проясним заявленные в названии работы понятия.
Первым понятием, ограничивающим поле нашего исследования, является понятие политической власти. Классическое понимание власти - возможность навязывания различными способами своей воли другому субъекту или субъектам1; политическая же власть характеризуется тем, что здесь задействованы, прежде всего, субъекты, имеющие отношение к правительственным структурам (но не только к ним), а управление осуществляется в масштабах всего социума. В данном же исследовании более целесообразным представляется ориентироваться на понимание власти, сформулированное постструктуралистской и - шире - постмодернистской мыслью. Здесь власть понимается не как позиция, которую можно занимать и не как подчиняющая совокупность государственных структур, но как процесс, как конкретные практики или техники власти, охватывающие все сферы жизни индивидов. Для Фуко, например, власть возможна не потому, что исходит из некоего «узла» и средоточия - государства - но государство и его аппараты возможны, потому что власть производится в каждый момент и в каждом месте, постоянно порождая ситуации власти, изменяющие баланс ее сил. «Микрофизическое» измерение власти раскрывается как взаимодействие анонимных сил, производящих социальные акты и фоновый контекст этих актов. Переплетаясь и обусловливая друг друга, структуры знания, власти, социальные структуры организуют и производят как субъективность индивидов, так и социальное пространство2.
Лучше всего это понимание «всеохватности» власти, пожалуй, можно обозначить знаменитым лозунгом Кэрол Ханиш «личное - это политическое»3, означающим конец иллюзии того, что политика и власть ограничена сферой государства и существует отдельно от «частной» сферы жизни.
Другой важной чертой власти в этой парадигме является отказ от акцентирования насильственного аспекта власти (как крайнего ее выражения или даже симптома утраты власти4) и фокус на ее функции нормирования и добровольного подчинения индивидов этим нормам. В этом отношении важным пунктом является обращение к концепции Фуко «власти-знания»: власть не столько контролирует знание или препятствует ему, сколько производит его, то же самое можно сказать о субъектности индивидов. Это снимает трактовку подчинения власти как чему-то внешнему, ведь нет какой-то одной зафиксированной инстанции, производящей знание и представление о нормах - индивиды подчиняются власти, которую сами же производят, но и власть производит определенный тип субъектности индивидов.
Еще одно измерение власти, важное для нашего исследования - символическое, представленное, главным образом, работами П. Бергера, Т. Лукмана, П. Бурдье. Понятие «символического универсума» Бергером и Лукманом предлагается понимать в качестве наиболее общего смыслового горизонта или объяснительной модели, легитимирующей, объясняющей и расставляющей по своим местам в «иерархии бытия» как события на «микроуровне» уровне («индивидуальная биография»), так и все, что относится к «макроуровню» социального («институты»)5. Бурдье рассматривает символические системы (такие как религия, миф, язык) в качестве «структурированных структур», обладающих властью конструировать мир. Символическая власть, тем самым, меняя восприятие, познание и «конструкцию» мира, меняет и сам мир, но это осуществимо лишь при условии её легитимности, признания. Только лишь легитимность символической власти наделяет ее реальной силой устанавливать или менять порядок.6
Теоретическое осмысление природы власти, ее проявлений и механизмов является проблемной, сложной и обширной темой, разработка которой не входит в цели данного исследования. Поэтому мы вынуждены с некоторой доли условности опираться на понимание власти как сложной сети процессов, техник и соотношений сил, охватывающих все сферы жизни человека и продуцирующих нормирующие, предписывающие высказывания и практики. Говоря в этом контексте о политической власти, мы имеем в виду, прежде всего, условный «регион» действия определенных типов дискурсов - политических.
Теперь следует определить проблемное поле легитимации политической власти. Легитимность (от лат. legitimus - законный) - в широком смысле понимается как оправдание, признание, принятие, объяснение и доверие в отношении социальных, политических (и других) норм, практик, структур, действий, предписаний, знаний и отдельных лиц. В отличие от легальности (то есть, собственно, законности, фиксируемой юридически и формально), легитимность имеет отношение к представлению о законности, формирующемуся на пересечении знания и ценностей, то есть когнитивного обоснования некоего порядка и восприятию его в качестве нормы7. Легитимность, опирающаяся всегда на не рефлексируемый культурный, парадигмальный фон (можно провести параллель, например, с «эпистемами» и дискурсом Фуко или «культурной гегемонией» Грамши) собственно и представляет собой восприятие определенного порядка или власти, с одной стороны, как «должного», а с другой стороны - как «естественного» и «само собой разумеющегося». Это означает, что легитимность тем выше и прочнее, чем меньше наличествует рефлексия, как о самой природе легитимности, так и о том, что легитимируется.
Обыкновенно вопрос легитимности власти рассматривается в политическом знании в связи с прагматикой и «техникой» власти. Поэтому критерии легитимности выводятся здесь в качестве технических показателей, таких, например, как эффективность правления, выявленное опросами «мнение населения», применение насилия, характер отношений субъекта и объекта власти, структурная организация и процедуры осуществления власти. Можно сказать, что легитимность власти при таком подходе выводится из нее самой, и предлагает рассматривать политическую власть и ее легитимность в качестве изолированной, автономной области, минуя вопрос того, на каких парадигматических, дискурсивных, экономических, социальных, антропологических основаниях она зиждется. В силу этого, господствующие, утвердившиеся формы политологии часто являются ничем иным, как естественным «продолжением» своего объекта изучения - власти - и сами играют по отношению к ней легитимирующую роль. Здесь наиболее показательна аналитика Фуко в отношении механизмов власти, которые и «делают возможными и продуцируют эти производства истин, а эти производства истин сами оказывают властные воздействия, которые нас связывают».8 Предложения политологов или некоторых политических философов либерального толка рассматривать легитимность власти в зависимости от ее «эффективности» оказывается уже безнадежно вписанным в господствующий капиталистический дискурс, старательно (и небезуспешно) представляемый как «естественная», окончательная и безальтернативная модель.
Таким образом, чтобы понять, как осуществляется легитимация власти, нам необходимо понять, что легитимация как процесс связана, прежде всего, с функцией нормирования и натурализации господствующего экономического, политического, социального, культурного порядка, включающего в себя в пределе представление о сущности человека и его положении в «иерархии» бытия. Воспроизводство и инкорпорирование этого порядка, то есть, его легитимация, происходит, на наш взгляд, прежде всего через коммуникацию и наррацию (но ни в коем случае не сводится только к ним), так как нормы воспроизводятся и закрепляются, прежде всего, в их проговаривании и повторении в качестве некоего «здравого смысла». Характер и тип нарративного или дискурсивного выражения процесса легитимации власти меняется от эпохи к эпохе, от одного типа производства к другому, поскольку меняется и сама социальность, и власть, и ценностно-эпистемический порядок представлений, обуславливающих политико-социальные практики.
Так, в традиционно-архаическом обществе легитимация власти и социального порядка происходит с помощью рассказывания, часто ритуально регламентированного, историй, которые обычно обозначают как «мифы». В эти нарративы вписаны нормы поведения, представления об устройстве мира, о должном и запрещенном, о похвальном и порицаемом и так далее. Эти истории не опираются ни на что, кроме самих себя в их бесконечном повторении, вписывая каждого члена общины, рассказывающего или слушающего эти истории, в органическое целое. В данном случае уместным будет считать, что легитимация как отдельный процесс и тем более как вопрос или проблема здесь невозможна в принципе.
Процессы разложения первобытно-племенной коллективности и возникновения крупных цивилизационных образований, таких как древние царства Египта, Китая, Японии, Рима, Юго-Восточной Азии порождают теоретически развитую и сложную систему легитимации через обожествление верховного правителя и утверждение жесткой социальной иерархии, на вершине которой (как наиболее близкий к божественному, высшему измерению в иерархии космоса) находится правитель, а в самом низу обычно помещаются «неприкасаемые», максимально удаленные от сакрального, не включенные даже в сословную систему деления как не имеющие статуса собственно человека. Этот же тип легитимации впоследствии устанавливается в феодальной Европе и продолжает действовать вплоть до Нового времени.
Становление национальных государств знаменуется тем, что власть больше не может черпать свою легитимность от имени Бога и уполномочивает себя именем народа (нации). Эта тенденция в качестве некоей дискурсивной рамки легитимации в разных своих воплощениях утвердилась в качестве «стандарта» (любая власть самой разной идеологической направленности и сегодня утверждает, что правит «от имени народа и во благо народа»).
Новое время (или эпоха Модерна) порождает особый тип легитимирующих дискурсов - метанарративы или «большие рассказы»9, являющие собой масштабные универсалистские проекты, направленные в будущее (например, либерализм и марксизм). Метанарратив в качестве доктрины и эпистемологического конструкта выполняет функцию легитимации способов мышления, социальных практик, политической власти, норм, взаимодействий (и в этом он выполняет ту же функцию, что и мифологические нарративы), предлагая тотальный, целостный, претендующий на абсолютную универсальность способ объяснения мира и стратегии его переустройства.
Наконец, современность (или Постмодерн) для многих теоретиков характеризуется «смертью идеологии» или «закатом метарассказов», утратой ими своей легитимирующей силы в силу утраты доверия к любому универсализму. Утверждается, что процессы стремительной атомизации общества делают более невозможным эффективное легитимирующее воздействие матанарративов, ибо последние, хоть и декларируют свою универсальность, на деле опираются на сложившуюся коллективную идентичность, (будь то нация или класс) или скорее сами эту идентичность и производят.
Итак, цель данного исследования - проблематизировать феномен легитимации политической власти в его процессуальности; рассмотреть его в качестве подвижного, исторически изменяющегося дискурсивного феномена и показать, что он не может быть сведен только лишь к своей дискурсивной (хотя и немаловажной) составляющей; проанализировать проблемность, тупики и недостаточность постструктуралистских и постмодернистских трактовок легитимации и предложенных стратегий (проектов) существования политического в современности.
Осуществление поставленной цели достигается путем решения следующих задач:
1. Рассмотреть нарративно-мифологическую и религиозно-теологическую форму легитимации.
2. Проанализировать причины появления и способы актуализации идеи нации и обращения к имени народа в качестве стратегии легитимации.
3. Рассмотреть предлагаемую Лиотаром концепцию метанарративов в качестве легитимационных моделей, характеризующих эпоху Модерна.
4. Рассмотреть концепцию «упадка метанарративов» как симптома кризиса легитимации.
5. Проанализировать проблемность пандискурсивного осмысления легитимации и социально-политической сферы, а так же вытекающих из него эпистемологических и политических стратегий, предлагаемых постмодернистами и постструктуралистами.
В данной работе был рассмотрен феномен легитимации власти как подвижный дискурсивный процесс, связанный, прежде всего, с функцией нормирования и натурализации господствующего экономического, политического, социального, культурного порядка, включающего в себя в пределе представление о сущности человека и его положении в «иерархии» бытия. Воспроизводство и инкорпорирование этого порядка, то есть, его легитимация, происходит, на наш взгляд, прежде всего через коммуникацию и наррацию (но ни в коем случае не сводится только к ним), так как нормы воспроизводятся и закрепляются, прежде всего, в их проговаривании и повторении в качестве некоего «здравого смысла». Характер и тип нарративного или дискурсивного выражения процесса легитимации власти меняется от эпохи к эпохе, от одного типа производства к другому, поскольку меняется и сама социальность, и власть.
Рассмотрена легитимация власти в традиционно-архаическом обществе через рассказывание историй, зачастую принимающих форму мифа. В эти нарративы вписаны нормы поведения, представления об устройстве мира, о должном и запрещенном, о похвальном и порицаемом и так далее. Эти истории не опираются ни на что, кроме самих себя в их бесконечном повторении, вписывая каждого члена общины, рассказывающего или слушающего эти истории, в органическое целое.
Показано, что процессы разложения первобытно-племенной коллективности и возникновения крупных цивилизационных образований, таких как древние царства Египта, Китая, Японии, Рима, Юго-Восточной Азии порождают теоретически развитую и сложную систему легитимации через обожествление верховного правителя и утверждение жесткой социальной иерархии, на вершине которой (как наиболее близкий к божественному, высшему измерению в иерархии космоса) находится правитель, а в самом низу обычно помещаются «неприкасаемые», максимально удаленные от сакрального, не включенные даже в сословную систему деления как не имеющие статуса собственно человека. Этот же тип легитимации впоследствии устанавливается в феодальной Европе и продолжает действовать вплоть до Нового времени.
Становление национальных государств знаменуется тем, что власть больше не может черпать свою легитимность от имени Бога и уполномочивает себя именем народа (нации). Эта тенденция в качестве некоей дискурсивной рамки легитимации в разных своих воплощениях утвердилась в качестве «стандарта» (любая власть самой разной идеологической направленности и сегодня утверждает, что правит «от имени народа и во благо народа»).
Рассмотрены механизмы и прагматика появления и функционирования нарративно-мифологического способа легитимации, обращающегося к идее нации, к идентичности, к своему «истоку».
Проанализирована концепция метанарративов как специфически нововременной легитимации, помещающей точку своей опоры не в прошлое, а в будущее, и выводящей свою полномочность из идеи свободного человечества.
Рассмотрена концепция «упадка метанарративов» и «смерти идеологии» и кризиса легитимации как характерного симптома современности или Постмодерна.
Показана проблематичность рассмотрения процесса легитимации как исключительно дискурсивного феномена в пандискурсивной интерпретации социальности постмодернистскими теоретиками.
Намечены возможные стратегии и способы соединения теоретически продуктивного рассмотрения легитимации в ее дискурсивности и возможности не отказываться от критического и целостного понимания социально-политических процессов и институтов.
1. Anderson B. Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма. - 2001.
2. d'Ans A. M. Le dit des vrais hommes //Paris. - 1978. - Т 10. - С. 18.
3. Feder K. L., Park M. A. Human antiquity: An introduction to physical anthropology and archaeology. - McGraw-Hill Humanities Social, 1997.
4. Hanisch C. The personal is political //Radical feminism: A documentary reader. - 1969. - С. 113-16.
5. Jalal A. Conjuring Pakistan: History as official imagining //International Journal of Middle East Studies. - 1995. - Т 27. - №. 1. - С. 73-89.
6. Mbiti J. S. African religions & philosophy. - Heinemann, 1990.
7. Арендт Х. О насилии. - Litres, 2017.
8. Бурдье Пьер. Социология социального пространства. -М.: Ин-т экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2007, с. 87-96.
9. Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии в 4 томах. М //Высшая школа экономики. - 2016.
10. Женетт Ж. Повествовательный дискурс / Фигуры. В 2-х томах. Том 2. М., 1998.
11. Й. Брокмейер, Р Харре //Вопросы философии. - 2000. - №. 3-С. - С. 29-42.
12. Лиотар Ж. Ф. Постмодерн в изложении для детей: Письма: 1982-1985 //М.: РГГУ - 2008.
13. Лиотар Ж. Ф. Состояние постмодерна // Институт экспериментальной социологии // СПб.: Алетейя. - 1998.
14. Лиотар Ж. Ф. Состояние постмодерна. М.: Институт экспериментальной социологии. - 1998.
15. Лукман Т., Бергер П. Социальное конструирование реальности //Трактат по социологии знания. М.: Медиум. - 1995.
...