Изучение теоретических трудов по теме диссертационной работы, результаты которого изложены в первой главе, показывает, что, по мнению ведущих лингвистов и переводчиков, глагольные конструкции отвечают за передачу смысловой и эмоциональной составляющих оригинального, а следовательно, и переводного художественного текста. Между тем, целый ряд вопросов, касающихся семантики русских возвратных глаголов, решается неоднозначно. У лингвиствов имеются различные мнения о принципах категорирования по семантическим признакам (число категорий у разных авторов колеблется от 6 до 11), а также о возможности отнесения одного и того же ВГ к различным категориям.
Русские ВГ имеют постфикс -ся, -сь; в эстонской грамматике нет единого показателя возвратности. Для передачи значения возвратности в эстонском языке используют ряд суффиксов, возвратное местоимение end ‘себя’, взаимное местоимение teineteist ‘друг друга’ или привязанные к контексту разъяснительные слова.
Результатом анализа научной литературы явилось подтверждение актуальности темы работы. Общий комплекс поставленных задач был разделён на два блока. К первому отнесены вопросы, связанные со способами представления возвратных глаголов исходного языка и их соответствий в русско-эстонском словаре В. Мухеля (глава 2). Ко второму блоку — оценка специфики эстоноязычного перевода ВГ в русском художественном тексте на примере романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» (глава 3).
Для выявления особенностей перевода разнотипных русских ВГ на ЭЯ впервые в русско-эстонской переводческой практике была произведена сплошная выборка из словаря В. Мухеля [Muhel] около двух тысяч русских возвратных глаголов с их эстонскими соответствиями. Отобранные ВГ разделены на 6 семантических групп, отдельно сформированы лексические группы синонимов и омонимов. Оформленному таким образом Приложению к моей работе принадлежит особая практически значимая роль: оно не только служит основой для последующих обобщений, но и, как можно рассчитывать, будет в дальнейшем дополняться, корректироваться и может использоваться в работах других исследователей в теории русско-эстонского перевода.
Во второй главе (раздел 2.1) с помощью примеров из Приложения продемонстрированы сложные и разнообразные способы передачи на ЭЯ русских семантически неоднородных возвратных глаголов. Некоторые из них переводятся одним словом: бояться ‘kartma’; улыбаться ‘naeratama’ или ‘muhelema’. Перевод может состоять и из нескольких компонентов: двух — гнушаться ‘vastikuks pidama’ (букв. ‘считать противным''), трёх — божиться ‘jumala nimel vanduma’ (букв. ‘клясться именем Бога'') и даже четырёх — щетиниться ‘oma harjaseid pusti ajama’ (букв. ‘поднять дыбом свою щетину’).
Серьёзную научную новизну в исследование вышеуказанной проблемы внесла бы количественная (с использованием электронных средств) оценка того, насколько семантическая природа русскоязычных ВГ связана с продуктивностью каждого из способов проявления возвратности, используемых для перевода эстонских глаголов. Однако это вынудило бы углубиться в морфологические проблемы ИЯ и ПЯ, что не входит в задачи моей диссертации. Такую работу можно рекомендовать последователям, тем более, что база в виде Приложения уже сформирована. Пока же предварительные выводы, содержащие элементы научной новизны, сводятся к следующему:
1) сравнение способов образования эстонских соответствий русским ВГ из соответствующих эквивалентов НГ показывает, что суффиксальный способ используется для всех типов ВГ. Эстонские соответствия общевозвратных глаголов образуются с помощью суффиксов -u- (virguma ‘пробуждаться ’), - du- (koolduma, painduma ‘изгибаться ’), -stu- (vaimustuma ‘восхищаться ’), - ne- (teravnema ‘заостриться ’), -le- (poorlema, visklema ‘ворочаться ’).
2) в составе эстонских эквивалентов русским СВГ распространено использование сложных суффиксов (эст. liitsufiks) [Mukovskaja, lk. 71], например, -tu-, который состоит из суффикса -ta- и -u- (riietuma ‘одеваться’), -stu (-sta- и -u-):karastuma ‘закаляться’, а также простых суффиксов: -u- (maskeeruma ‘замаскироваться’), - ne-(suvenema ‘окунаться ’).
3) для эстонских соответствий русским ВВГ наиболее характерно словообразование с помощью суффиксов -u- (kohtuma ‘встретиться ’), - ne- (uhinema ‘объединиться’), -le- (soimlema ‘ругаться’).
4) в состав эстонских соответствий русским БГ чаще всего входят суффиксы -stu- (viirastuma ‘померещиться’} или -du- (hamarduma ‘смеркаться’).
5) эстонские соответствия русских ВГ со страдательным значением образуются в основном с помощью суффиксов -tu- (kattuma ‘покрываться ’), сложного суффикса -stu- (-sta- c -u-): kullastuma ‘насыщаться (чем-либо), - u- (kokku tombuma ‘затягиваться (чем-либо) ’) и -le- (tolmlema ‘опыляться’).
6) иначе неупотребляемые глаголы, не имеющие производящих глаголов среди НГ, также нередко передаются на эстонский язык глаголами с суффиксами, которые дают возможность идентифицировать их возвратность, а наиболее распространенными среди них являются -u- (puutuma ‘касаться’), -le- (siuglema, looklema ‘змеиться’), -tle- (imetlema ‘любоваться’).
7) местоимение end как признак возвратного значения глагольного комплекса, в большей степени характерен для передачи на эстонский язык СВГ, например, вымыться ‘end pesema’ (букв. ‘вымыть себя’), а teineteist чаще всего используется в составе соответствий ВВГ: teineteist kaelustama "обниматься) teineteist nagema "увидеться)
8) разъяснительный эстоноязычный перевод русских ВГ также активно применяется для всех категорий.
В ходе исследования способов передачи значения возвратности при переводе ВГ с различными лексическими особенностями (раздел 2.2) выявлены предпочтения в выборе модели словообразования однокоренных ВГ в каждом из языков. В русском языке это чаще всего приставочный либо приставочно-суффиксальный способ словообразования, в эстонском — исключительно суффиксальный. По этой причине множественные смысловые оттенки русских ВГ, отличающихся приставками, передаются, согласно словарю В. Мухеля, на эстонский язык c использованием соответствующих суффиксов, а также дополнительных слов:
лить ‘voolama’ , литься ‘voolama’ , влиться ‘sisse voolama’ или ‘juurde voolama’ , залиться ‘end tile valama’ , излиться ‘valja kallama’ или ‘valja valama’; налиться ‘sisse voolama’; облиться ‘end tile valama’, перелиться ‘timber valandama’ или ‘aare voolama’, политься ‘voolama hakkama’, пролиться ‘maha voolama’, разлиться ‘tile aare voolama’ , слиться ‘kokku voolama’.
Изучение способов перевода полисемических ВГ путем сравнения их значений в словарях С. Ожегова и В. Мухеля показало, что значения, выделяемые для глагола в одном языке, совпадают с набором значений, выделяемых для глагола-соответствия в ПЯ лишь для заимствованных слов типа экзаменоваться ‘eksamit tegema ’. В иных случаях ВГ чаще всего полисемичны. Например, для глагола собраться предлагается два эстонских соответствия: соединиться в одном месте 'kogunema", "kokku tulema" и снарядиться в значении приготовиться "kavatsema", "valmistuma" [Muhel, lk. 43]. Три других варианта — скопиться чему-либо, приготовиться что-либо сделать, сосредоточиться для какого -либо усилия — упускаются [Ожегов, с. 604].
Рассмотрение способов перевода ВГ, выступающих в русском языке в лексической роли синонимов, омонимов, антонимов, убеждает в необходимости тонкого понимания их специфики. Так, в ряду отобранных из словаря В. Мухеля синонимов ссориться 'ttilitsema'’ — браниться 'riidlema'’ — ругаться 'soimlema' — препираться 'vaidlema', 'riidlema — пререкаться "vaidlema", 'sonelema'' — грызться 'nagelema", 'naaklema'’ — лаяться ‘soimlema’ все ВГ, на мой взгляд, объединены общим значением предъявлять взаимные претензии, но браниться означает сравнительно мягкую, «интеллигентную» форму процесса, ссориться, препираться — более жёсткую, грызться и лаяться — простонародную. Поэтому каждый из этих глаголов должен занимать именно свое место в тексте перевода.
Архаизмы и неологизмы с ВГ передаются на ПЯ разъяснительно либо подбором эквивалентов, причём наилучший результат обеспечивают лексические единицы ПЯ, содержащие рефлексивный глагол.
Неисчерпаемым источником для изучения являются фразеологизмы с возвратными глаголами. Их перевод мне кажется, с одной стороны, крайне трудным, а с другой — интересным процессом. Я полагаю, что для адекватной передачи ФЕ с русского языка на эстонский (так же, как и наоборот) только в исключительных случаях позволительно прибегать к пословному переводу. Следует подбирать аналогичные или эквивалентные ФЕ, тем более, что широкий перечень последних можно найти в словарях А. Рейцак [Reitsak] и А. Ыйм [Oim]: купаться в крови ‘verre uppumas olema’; сбиться с ног ‘valet jalga astuma’. При этом, как мне кажется, желательно использовать фразеологизмы ПЯ, включающие эстонские соответствия русским ВГ.
Анализ синтаксической роли ВГ в русском и их сответствий в эстонском языке как члена сложного глагольного комплекса (раздел 2.4) позволяет сделать вывод о том, что его перевод может представить трудность в одном лишь случае — при излишне сложном строении глагольного сказуемого, например, в предложении:
...Человек с искаженным от горя лицом вынужден был отказаться от своих попыток прорваться к повозкам... [Булгаков, с.105]
‘Mees, kelle nagu moonutas meeleharm, pidi loobuma oma katsetest jouda vankrite juurde... ’
Материалы второй главы диссертации исчерпывают круг сформулированных ранее задач 2—5 и позволяют перейти к решению заключительной задачи (глава 3).
В третьей главе обоснован выбор романа М.А. Булгакова для сравнения реальных результатов перевода русских ВГ на эстонский язык с рекомендациями, которые содержатся в словарях и научных трудах по теории перевода. В качестве объективных критериев оценки качества переводного текста я выбрала соблюдение грамматических норм ИЯ и ПЯ (со ссылками на выводы по главе 2), соответствие перевода авторскому замыслу, соблюдение в языке примет времени и характера персонажей, степень выразительности эстонского варианта романа (раздел 3.1).Показаны специфические трудности перевода, связанные с многожанровостью и лексической неоднородностью произведения (раздел 3.2).
В соответствии с выбранными критериями были отобраны и протестированы на взаимное соответствие 92 отрывка из романа и его перевода (раздел 3.3), при этом показано следующее:
1) в примерах (1) — (38), которые иллюстрируют особенности передачи семантических аспектов, отсутствуют явные отклонения от словарных вариантов перевода ВГ.
Из них в 14 случаях ВГ переведены эстонскими глаголами, где на возвратность указывают те или иные суффиксы. С включением возвратного местоимения end ‘себя ’ переведены 2 фрагмента русскоязычного текста. Это относится к глаголам обмахиваться ‘endale tuult lehvitama’ (букв. ‘помахать на себя ветром’) в примере (1) и приподниматься ‘end kergitama’ в примере (37).
В одном из примеров (12) для передачи возвратности применено взаимное местоимение: переругивались ‘soimasid teineteist’ (букв. ‘ругали/ обзывали друг друга’).
Перевод одного и того же ВГ может быть различным. Фраза с эстонским соответствием русского СВГ, который в словарном переложении звучит как umber riietuma ‘переодеться’, выстроена в примере (7) с участием того же глагола. В отрывке же (6) для перевода использовано соответствие vahetada riidedning jalanoud "поменять одежду и обувь".
Преимущественная часть выбранных открывков переведена разъяснительно, причем ВГ интерпретируются не всегда так, как предусмотрено в словаре. В примере (1) для глагола переутомился выбран эквивалент olen ule tootanud (букв. ‘переработал ’), словарь же предлагает для его перевода словосочетания ara vasima или ule vasima.
2) С точки зрения соблюдения лексических норм оригинала в переводном тексте протестированы 47 отрывков из романа М.А. Булгакова и его эстоноязычной версии (примеры (39) — (85).
Установлено, что соответсвия (примеры (39) — (43) и (44) —(46) однокоренным русским ВГ, различающихся приставками, в эстонском варианте не имеют общего корня, утрачивая морфологическое родство.
Русские глаголы-омонимы (47) — (49) и (50), (51) передаются словами, не имеющими омонимических признаков. Однако, что интересно, существуют исключения: глаголу остановиться в значениях определиться по месту жительства и перестать двигаться в ЭЯ также омонимичны и переводятся как peatuma.
Без искажений передаются на ЭЯ смысловые оттенки русских глаголов-синонимов в примерах (52) — (54), (55), (56) и (57). Несколько отклоняется от авторского текста перевод уцепиться "kinni haarama (54), который следовало бы заменить одним из имеющихся в ЭЯ рефлексивных глаголов, например, klammerduma.
Русские возвратные глаголы-окказионализмы в примерах (58) и (59) переводчики сочли целесообразным передать способом калькирования, а ВГ, используемые автором романа в нетрадиционном контексте (60) — (64), выразить имеющимися в ЭЯ соответствиями. К последним относятся, например, слова ввинтился (в автобус) "pressis end" (букв. ‘втиснул себя ) из примера (62).
3) С помощью анализа семи фрагментов из первоисточника и его перевода (примеры (86) — (92) установлено, что синтаксический аспект не является препятствием для передачи возвратных глаголов русского художественного произведения на эстонский язык. В некоторых случаях удается сохранить авторский строй предложения (86), (87), но чаще приходится прибегать к его трансформации (88), (89).
4) При оценке грамматических аспектов перевода у меня сформировалось мнение о том, что в нём не всегда оправдан выбор контекстуального варианта передачи ВГ при наличии суффиксального способа (примеры (2), (3), (39) и др.). При этом в ряде случаев может страдать и эмоциональное восприятие произведения.
5) Замечания, которые касаются художественной стороны перевода (примеры (12), (16), (28), (29), (38), (61), носят не принципиальный, а субъективный характер.
Все фрагменты, выбранные для анализа их перевода, содержат возвратные глаголы, передача которых на ЭЯ представляет особую сложность с точки зрения семантики, стилистики и грамматической оформленности в тексте. Специалисты, работавшие над переводом уникального романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», с моей точки зрения, продемонстрировали высокий профессионализм, преодолевая связанные с этим трудности.

Купить