Введение 3
Глава 1. Петербургская сторона в романе В. В. Крестовского «Петербургские трущобы» 22
Глава 2 Петербургская сторона В. В. Крестовского в контексте русской литературы 75
Заключение 96
Библиография 97


Купить

Перед тем как начать обзор историографии «Петербургских трущоб» стоит сказать, что мы не будем детально говорить о многих аспектах, затронутых в критике и научной литературе, посвященных данному произведению. Подробнее всего мы осветим лишь изыскания, связанные с темой образа Петербурга, представленного в романе, а также сюжетно-композиционным построением тех частей текста, в которых обрисовываются Петербургская сторона и относящиеся к ней персонажи.
На выход романа откликались представители разных противоположных друг другу направлений. Интересно то, что несмотря на идеологические различия критиками высказывались близкие по своей сути упрёки и замечания. Уже по первым откликам видно, что почвенники и радикалы воспринимают роман сходно – как литературный скандал, поскольку, как кажется критикам, В. В. Крестовский ради привлечения внимания публики стремится к освещению табуированных тем.
Многие отмечали низкий литературный уровень «Петербургских трущоб» (например, статья одного из критиков Д. В. Аверкиева носит название «Всякому по плечу», в либерально-демократических журналах выходили пародии на роман, подчёркивающие его слабые места) и в своих «ругательных» рецензиях выделяли следующие признаки романа:
1)Потворство В. В. Крестовского низменным запросам публики, проявляющееся в виде демонстрации насилия, эротики, «ужастей».
Так, после публикации отрывка «Ерши» в первом номере журнала «Эпоха» братьев Достоевских последовал отклик М. Е. Салтыкова-Щедрина, в котором он предрекал «скандалы» и «ужасти» как основной элемент романа: «Впрочем, хотя скандалов в этой книжонке предостаточно (подразумевается «Сборник из истории старообрядчества» Н. И. Попова, в обзоре на который присутствует оценка «Петербургских трущоб» – А. С.), мы все-таки предостерегаем неопытных читателей от покупки ее <…>По нашему мнению, деньги эти следует приберечь, потому что они могут пригодиться на покупку нового романа г. Вс. Крестовского «Петербургские трущобы», в котором, судя по отрывку, помещенному в журнале «Эпоха», скандалов и ужастей будет даже больше, нежели сколько было прошлой зимой ухабов на петербургских улицах…» .
О следовании В. В. Крестовского модным у публики настроениям намекает в своей пародии «Роковая тайна» Д. Д. Минаев. Высмеивая сюжетное построение «Петербургских трущоб» и других романов подобного типа (им упоминаются «Чужое имя» и «Марево»), Д. Д. Минаев гиперболизирует «сюжетную занимательность», тем самым намекая на отсутствие в этих произведениях не только решения настоящих социально-политических проблем, но и выведения самих проблем как таковых . Параллельно с этим Д.Д. Минаев под псевдонимом Литературное домино выпускает вторую пародию (ориентирующуюся уже только на «Петербургские трущобы») «Он и она» (в 8 номере журнала «Искра» за 1865 год) .
Примерно в этом же духе пишет о «Петербургских трущобах» публицист С. С. Окрейц. В своей рецензии на следующую по времени выхода книгу В.В. Крестовского «Панургово стадо» (1869) С.С. Окрейц называет «Петербургские трущобы» за большой объём произведения, «Мазуриадой» (по аналогии с «Россиадой» М. Хераскова) и сравнивает с такими «серобумажными творениями» как «Дюжина сердитых свах» лубочного писателя М. Е. Евстигнеева, и «Проклятый шиньон, или Парикмахер под кроватью» А. Исаева, получивших свою популярность среди «горничных, лакеев и половых…» .
2) Заимствованный характер элементов романа, подражание Э. Сю и другим французским романистам (что часто служило материалом для пародий на «Петербургские трущобы»).
Д.В. Аверкиевым впервые высказывается мысль о связи «Петербургских трущоб» с «французскими романами», под которыми очевидно подразумеваются и «Парижские тайны» Э. Сю. Данное соотношение «трущоб» с французской романной традицией Д.В. Аверкиев трактует как неспособность В. В. Крестовского к изображению окружающей его жизни, к зависимости от чужого слова и чужих мыслей: «Далее, чтоб познакомить публику со своим новым произведением, грозный каратель пороков города св. Петра напечатал небольшой отрывок "Ерши". Отрывок этот заключал в себе описание некоторого мошеннического притона; описание хотя часто внешнее, но небезынтересное. Особого изучения в нём не было видно, но весь отрывок был заметно отделан. Не скроем от читателя, что если мудреные выражения мошеннического жаргона и придавали всей картине внешний колорит правды, то французская постройка сцены явно обнаруживала в авторе неспособность уловить местные черты и особенности, которые, вероятно, существуют же. Ибо странно предположить, что петербургские мошенники до того начитались французских романов, что и жизнь свою устроили по плану этих произведений. Правда также, что и в "Ершах" встречались подробности вовсе неинтересные, и как бы заимствованные из какого-нибудь фельетона…» . Вслед за выводом о неспособности В. В. Крестовского описать городские реалии в их первозданном виде Д. В. Аверкиев намекает на неправдоподобность всего образа Петербурга в романе: «Автор далее рассказывает, что многие его друзья и знакомые, которым он читал свое сочинение в рукописи, неоднократно спрашивали его: «неужели все это так, все это правда?» Немудрено, что такой вопрос придать в голову и читателям<…> г. Крестовский поставил себе задачею изобразить во всей ужасающей наготе порок, бедность и прочие несовершенства петербуржской жизни и для этого вымыслил большую часть событий…» . На данный момент в литературоведении не существует общих работ, в которых было бы проведено детальное сопоставление «Петербургских трущоб» и «Парижских тайн», тематика нашей работы также не предполагает этого, но стоит сказать, что высказывания Д. В. Аверкиева по поводу «французской постройки сцен» не учитывают важных и показательных в этом плане деталей. Если обращаться к описаниям трактиров в «Петербургских трущобах» и «Парижских тайнах», о которых пишет Д. В. Аверкиев, то уже здесь становится заметна разница между ними. В «Парижских тайнах» гастрономическая культура нищих и мошенников состоит из блюд, подобных «бульонке», представляющей собой смешение различного рода «остатков со стола слуг аристократических домов» . Тогда как в романе В. В. Крестовского жители трущоб питаются хоть и скромно, а также не всегда едят свежие продукты, но еда их – полноценные блюда, а не смесь объедков . В таком случае выводы Д. В. Аверкиева опрометчивы, в «Петербургских трущобах» вместе с «французским построением сцен» есть и свой, русский национальный колорит.
Памфлет неизвестного автора под псевдонимом Орангутанов, вышедшего в «Будильнике, содержит те же мысли, что и публикация критика Д. В. Аверкиева. Орангутанов пишет о неубедительности В. В. Крестовского как автора, не способного затронуть существа дела и изображающего не реальную трущобную жизнь, а лишь рисующего невдумчивые литературные схемы. Причиной этого, по мнению Орангутанова, является дворянское происхождение В. В. Крестовского, писатель называется «избалованным барчонком», начитавшимся французских романов .
Подобно почвеннику Д. В. Аверкиеву представитель радикальной критики Д. Д. Минаев (высказывавшийся о произведении В. В. Крестовского не только при помощи пародий, но и напрямую) проводит аналогичные сопоставления «Петербургских трущоб» и «Парижских тайн»: «Теперь г. Крестовский берет из «Парижских тайн» новые лица и, перерядив их по мере возможности, переселяет их из Парижа в петербургские трущобы. Граф Каллаш есть принц Родольф, обратившийся в фальшивого монетчика…» . Дальнейшее сравнение двух героев и их приключений в трущобном мире, проведённое Д. Д. Минаевым, кажутся нам обоснованными, поскольку эпизод драки графа Каллаша с Фомушкой Блаженным и Осипом Гречкой (часть четвёртая, глава «Чудной гость») подобен такому же эпизоду дракиРодольфа и Поножовщика из начала «Парижских тайн». Сходство здесь не только в самой ситуации драки, но и в том, что одна сторона конфликта (принц Родольф и граф Каллаш) является гостем трущоб и приходит в них с определённой целью, тогда как другая сторона (Поножовщик и Фомушка Блаженный с Осипом Гречкой) – постояльцы мира бедняков, воров и мошенников, нападающие с целью наживы, но после поражения, готовые служить своему недавнему противнику.
3) Поверхностный взгляд на Петербург
В упомянутой выше статье Д. В. Аверкиев упрекает В. В. Крестовского в поверхностном, не углубляющимся в детали, взгляде на Петербург и его трущобы, после чего выделяет особый тип «реалистов» (к которым относит и В.В. Крестовского), неспособных по его мысли улавливать внутреннюю составляющую предметов, «реалистов без реализма»: «…наши так называемые реалисты<…> совершенно отрицают или по крайней мере отодвигают на самый задний план внутреннюю художественную силу. У них главным являются не художественные силы, не владение ими, – а собранные материалы. Как бы чувствуя свое артистическое бессилие, они упирают на то, что они наблюдали, изучали, раскапывали. Не в наблюдаемом, а в наблюдателе сила <…> Они забывают, что смотреть и видеть, слушать и слышать – две вещи разные. <…> Для вас она имеет известное протяжение и известный вес, и больше ничего, а для великого натуралиста она имеет еще известный смысл. Этого-то внутреннего понимания, этого проникновения в смысл и не достаёт нашим реалистам (художникам и философствующим – без различия)…» .
С. И. Сычевский признаёт главным недостатком «Петербургских трущоб» неспособность В.В. Крестовского «представить яркий и живой факт, служащий единичным и жизненным результатом разных общих причин...», воссоздать «главные характеристические черты жизни» .
Н. И. Соловьев писавший, как мы уже показали выше, о «пагубном пристрастии» В. В. Крестовского к «романическим излишествам», говорит о том, что В. В. Крестовский стал заложником собственной идеи, поскольку постоянное пополнение романа новыми персонажами, обитающими в тех или иных местах Петербурга и требующими своего раскрытия и сюжетных перипетий, не позволило В. В. Крестовскому изобразить намеченную всеобъемлющую картину Петербурга: «Весь Петербург, по видимому, должен был отразиться на канве его романа <…>это с одной стороны доказывается уже и теми подробностями о топографии и расселении Петербурга, которыми испещрён роман. Подробности эти действительно хороши, верны и интересны как для провинциала, так и для старожилов здешних. Крестовский знает город Петербург, но не знает еще и не изучил вполне его жизни <…>середины Петербурга, его будничной деловой стороны в романе не оказалось <…>Главная ошибка Крестовского, значит, состояла в том, что он погнался за слишком большим и был задавлен самою громадностью, невыполнимостью задачи…».
А. И. Введенский видит, что В. В. Крестовский изображает Петербург лишь в одном его, «трущобном» качестве, но вместе с тем оправдывает такое изображение целями и задачами, которые ставил перед собой писатель и которых, в конечном счёте, достиг: «Картина, нарисованная автором, <…> старается выяснить причины разврата и «нарядных», и «убогих», и выясняет их, как увидим, в смысле весьма справедливом и гуманном. Перед вами неотвратимо становится ясный вывод, что личность в своей развратной и преступной жизни повинна не более, чем всё общество, чем обычаи, привычки и страсти тех, кто избегает правосудия…» .
По характеристике современного литературоведа Р. Г. Назирова образ Петербурга в романе можно описать как «скандально-разоблачительный», сочетающий в себе детальные зарисовки «язв большого города», которые теряются среди литературных штампов и шаблонов, не позволивших В. В. Крестовскому, по мысли литературоведа Р. Г. Назирова, основательно подойти к осмыслению поднятых социальных тем и городских реалий.
4) Дидактичность, утопизм, иллюзорная природа стремлений, выраженных В. В. Крестовским в романе, считающим, что его книга может помочь решить многие социальные проблемы.
Главным орудием критиков демократического лагеря против романа В.В. Крестовского стали ирония, шутки и пародии, о нескольких из них мы уже говорили ранее. На фоне всех вышедших в то время пародий наиболее всего выделяются «Петербургские трущобы», роман В. Крестовского, значительно сокращенный, исправленный и изображенный в лицах А. М. Волковым». Главное отличие «Сокращённых Петербургских трущоб» А. М. Волкова состоит в том, что по большей части его содержание составляют карикатуры (всего их 150), иногда сопровождаемые прозаическим или поэтическим текстом или рассуждениями самого А. М. Волкова. В одном из таких прозаических фрагментов карикатурист пишет о наивности и простодушии В. В. Крестовского, надеющегося на скорейшее уничтожение всех язв города: «…по заявлению автора, «старые язвы мало-помалу уничтожаются и в центральной нашей трущобе – доме князя Вяземского – произведены радикальные переделки и перестройки, продолжающиеся до сих пор», и с окончанием этих радикальных переделок и перестроек на Сенной так же, как и во всем остальном Петербурге, водворятся добрые нравы, семейные добродетели и всяческие нравственные ароматы. Но, читатель, на земле нет полного блаженства – и даже в близком будущем после радикальных переделок и перестроек в доме князя Вяземского – такого блаженства для Петербурга не предвидится…» .
В названной ранее публикации Н. И. Сычевского отмечаются самообольщенческие тенденции В. В. Крестовского, уверенного в своей способности со всей глубиною раскрыть и решить социальные проблемы Петербурга. Этого, по мнению С. И. Сычевского, у автора «Петербургских трущоб», насытившего свой роман «общими фразами» о важности нравственного воспитания не получается .
5) Цинизм, попытка прикрыть свои пошлые фантазии гуманистическими проповедями.
Н. А. Благовещенский (друг, хранитель наследия и первый биограф писателя Н. Г. Помяловского, бывший редактором радикального «Русского слова»), публиковался также в демократическом «Женском вестнике» под псевдонимом Н. Бельский . В 1867 году увидела свет статья Н. Бельского «Наша современная журналистика», в ней он в ней он, прежде всего, описывает публицистическую ситуацию тех лет и в тоже время, рассматривая художественные приёмы, использованные В. В. Крестовским, обвиняет писателя в цинизме и вредности не только для русской литературы.
Н. Бельский не верит тому гуманизму, который выражается В. В. Крестовским (а также упомянутым В. П. Авенариусом) на страницах «Петербургских трущобах» при описании Петербурга и его насущных проблем, видя в этом лишь прикрытие своего «наслаждения развратом»: «Неужели г. Авенариус в самом деле думает, что он борется против какого-то цинического учения, а не тешит свое собственное развращенное воображение? Неужели он считает себя врачом, исследующим гангренозные язвы, а не простым бездарным развратником? Странное право дело. Мы помним, что и г. Вс. Крестовский, приступая к своим «Трущобам», — для успокоения совести своей выписал известное предисловие Н. Помяловского к роману «Брат и Сестра», предисловие, в котором покойный автор доказывает необходимость изучать язвы общественные с тем же вниманием и серьёзностью, с какою доктор изучает гангренозные язвы. Этим потрясающим по своей искренности предисловием, г. Крестовский думал прикрыть свои грязненькие и пошленькие сценки <…>Помяловского никогда не забрасывали каменьями и не упреками в цинизме, хотя в его «Бурсе» цинизма не мало, а в гг. Крестовского и Авенариуса прямо швыряют каменьями и прямо говорят, что они вредны, хотя и стараются спрятаться под какими-то благовидными ярлыками…» .
Кажется, что все современники В. В. Крестовского единодушны в своих оценках «Петербургских трущоб», можно было бы согласиться и счесть их правыми. Однако наряду с уничижительной критикой романа существуют статьи, чьи авторы хвалебно отзываются на «Петербургские трущобы».
В.Г. Авсеенко, прослеживая творческую биографию В.В. Крестовского, пишет о «Петербургских трущобах» как о произведении, сумевшим воспринимать порок не как явление частного порядка, а как «лежащее в человеческой природе и сообщающееся скрытыми путями через все слои общественного организма…» . Такое рассмотрение пороков, по мнению публициста, позволило В. В. Крестовскому из трущоб подняться до уровня сатиры над «целым общественным складом» . В статье В.Г. Авсеенко видно желание (исходящее как от самого критика, так и от редакции «Русского вестника») отстоять В. В. Крестовского перед публикой и возвысить его над всеми остальными авторами. Желание это во многом идёт вразрез с реальностью, поскольку, хоть В. В. Крестовскому и вправду удалось показать общественные классы в их типических представителях, острой сатиры в «Петербургских трущобах» незаметно, а восприятие порока как явления общественного вовсе не ново и было уже во многих предшествующих «эпопее» В. В. Крестовского произведениях (к примеру, во физиологических очерках, традициям которых следует писатель).
Посвящает «Петербургским трущобам» обширную часть своего фельетона в газете «Весть» И. Тригорский, в которой он отвечает на многие критические замечания по поводу «Петербургских трущоб», высказанные в критике тех лет. Проследим позиции И. Тригорского в соотношении с выделенными нами тенденциями освещения «Петербургских трущоб». Потворство В. В. Крестовского низменным запросам публики, И. Тригорский трактует как «фантазию, умышленную только для того чтобы читатель без отвращения, без утомления, без страха и без гордости ознакомился с главным предметом романа – с зловонным, развратным, приниженным, угнетённым и гниющим миром петербургских трущоб…». Заимствование элементов романа у Э. Сю и В. Гюго И. Тригорский считает продуктивным, ведь литературный опыт французских авторов помогает В. В. Крестовскому передать точно выверенные и глубокие в своей сути психологические эскизы «петербургских Miserables», явно выделяющихся на фоне искусственно созданных «бледных» персонажей, не представляющих собой реальных людей, но выражающих ту или иную идею (к примеру, Юлия Бероева и Маша Поветина, по мысли И. Тригорского, несут в себе идеи возвышенной невинной чистоты, кроткой скорби и глубокого страдания) . Несмотря на сходство с французскими романами «Петербургские трущобы», как уверяет И. Тригорский, обладают «петербургским колоритом», который будет непонятен провинциальным читателям. Что конкретно подразумевается под «петербургским колоритом» в статье не раскрывается, поэтому данный вопрос остаётся без ответа.
С. И. Сычевский неоднократно отзывавшийся о «Петербургских трущобах» поначалу резко критиковал В. В. Крестовского (в двух статьях, опубликованных № 185 и №187 «Одесского Вестника» под одним названием «Авторское самообольщение»). Однако в третьей и последней рецензии, вышедшей немного позже (№201 за 1865) критический тон публициста смягчается, С. И. Сычевский меняет своё мнение о романе, хваля созданный В.В. Крестовским мир «русских воров и мошенников», предоставляющий читателю полотно трущобной жизни Петербурга и предлагает считать обозреваемое произведение «не романом, а этнографическим очерком» .
Достоинства романа В. В. Крестовского отмечаются и в некрологах писателя, что, впрочем, неудивительно, поскольку об умерших не принято говорить ничего плохого. Так, в одном из них, опубликованном в газете «Сын Отечества», встречаем замечание, которое настаивает на правдивости всех описанных В. В. Крестовским городских реалий: в романе «впервые появились страшные картины столичного пролетариата, начерченные очень ярко и бойко и имевшие то достоинство, что они были списаны с несомненной действительности…» .
Обзор прижизненных В. В. Крестовскому критических статей подсвечивает важную проблему – непонятно, насколько объективными были критические выпады современников по поводу неправдоподобности показанной картины, если и публика, и ряд критиков указывали на то, что в «Петербургских трущобах» отображены многие городские реалии тех лет. Путём сопоставления романа с реальным документальным материалом и литературными произведениями, изображающими Петербургскую сторону (или похожую на неё среду) мы постараемся ответить на данный вопрос.
В 1935 году «Петербургские трущобы» были переизданы издательством Academia. Это первое послереволюционное издание романа, содержавшее помимо текста произведения вступительную статью и комментарии И. Н. Кубикова. Во вступительной статье описывается жизненный и творческий пути В. В. Крестовского, рассматриваются воздействовавшие на «Петербургские трущобы» литературные традиции, а также говорится о теме города, пронизывающей весь роман. Особенно отмечая влияние «жанра авантюрного» и «жанра натуралистического», И. Н. Кубиков склоняется к тому, что тема Петербурга, строящаяся на демонстрации социальных контрастов, раскрывается скорее в духе «обличительной литературы 1860-х годов», а не «Парижских тайн» Э. Сю . И. Н. Кубиков воспринимает показанный в «Петербургских трущобах» город с позиций социолога марксистского направления¸ что явно прослеживается в распределении персонажей по двум группам – «барство» и «забитое городское мещанство», к которому относится и семейство Поветиных, страдающих, как и другие персонажи этой группы, от «болезненных явлений, сопутствующих большому капиталистическому городу» .
Неожиданно перекликается со статьей И. Н. Кубикова современное исследование, выполненное посредством совершенно других методов и анализирующее пространственно-временную организацию «Петербургских трущоб». В. С. Завгородняя, прибегая к междисциплинарным методам исследования, смотрит на пространственно-временную структуру романа, применяя введённую М. М. Бахтиным категорию хронотопа и ставит своей целью «обнаружение и анализ средств репрезентации хронотопа в романе» . По окончании рассмотрения лексем, организующих пространство романа, Петербург делится на несколько «пространственных планов: светский Петербург и Петербург трущобный», при этом Петербургская сторона и связанный с ней идиллический хронотоп остаются без внимания, а основная часть публикации состоит из выявления и семантической систематизации лексем, обозначающих пространство и время.
Впервые серьезную попытку разобраться при помощи научного подхода к материалу, в том насколько справедливы были упреки современников и насколько правомерны были попытки сторонниками В. В. Крестовского оправдать его творческую манеру мы встречаем в работе Г. Н. Кудрявцевой, затрагивающей множество проблем. Приведём здесь те из них, которые непосредственно связаны с анализируемыми нами аспектами произведения.
По мнению Г. Н. Кудрявцевой «Петербургские трущобы» – произведение, сочетающее в себе фикцию и реальность. К реальности учёная приписывает изображённый Петербург, называя очерки разных городских территорий важными документами эпохи: «Петербург 60-х годов воспроизведен В. Крестовским точно с топографической и социально-бытовой стороны, поэтому роман представляет документальную ценность и интересен в историко-бытовом плане…» . Г. Н. Кудрявцевой обозначается множество произведений русской литературы, повлиявших на сложившийся в романе образ Петербурга.
Однако пропорции соотношения фикционального и документального элементов в этом исследовании не выявлены, поскольку рассматриваются не на общем уровне, а на отдельных примерах. Полные выводы могут быть сделаны только при детальном рассмотрении всех частей текста. Например, Петербургская сторона, которой посвящено ряд глав в романе, ставшая предметом рассмотрения нашей диссертации, Г. Н. Кудрявцевой практически не затронута.
В связи с вышесказанным важную роль в истории изучения петербургских трущоб сыграло переиздание 1990 года со вступительной статьей М. В. Отрадина и комментариями Т. А. Орнатской. Поскольку здесь предпринята попытка более детального анализа, о необходимости которого мы говорили.
М. В. Отрадин видит истоки «города Крестовского» прежде всего в традиции физиологических очерков, обычно описывающих Петербург как «лоскутное одеяло», состоящий из разрозненных частей, каждая из которых обладает своей спецификой. При том, как верно замечает М. В. Отрадин, писатель не говорит о самых фешенебельных частях города, больше уделяя внимание всему остальному городскому пространству: «Петербург Крестовского – это Сенная, Крюков канал, Коломна, Садовая, Лиговка, городские окраины, это плохо освещенные улицы, обледенелые плиты набережных, барки у берегов рек и каналов…» . По ходу статьи М. В. Отрадиным разбираются многие вопросы социальной проблематики, поднятые в романе, среди которых оплата женского труда, неконтролируемый поток рабочих людей, приезжающих в город из деревень, ужасное состояние ночлежных домов и т.д .
Демонстрируя довольно перспективные способы исследования романа, М. В. Отрадин и Т. А. Орнатская мало касаются той части «лоскутного одеяла», которую представляет собой Петербургская сторона. И во вступительной статье, и в комментарии к тексту мало внимания уделено Петербургской стороне, её реалии охарактеризованы минимально, а потому нуждаются в более подробном изучении.
Как мы видим, из приведённого обзора критической и научной литературы сформировалось устойчивое представление о двойственной природе изображённого в романе В. В. Крестовского Петербурга. С одной стороны, в тексте «Петербургских трущоб» несомненно представлены реалии петербургской жизни, обычно сопровождаемые авторскими комментариями по их поводу. С другой стороны, многие элементы произведения прочно связаны с литературными традициями, отчасти выявленными в первых рецензиях на книгу и литературоведении XX века. Между тем вопрос о взаимодействии этих двух начал и пропорциональности их соотношения в тексте остаётся открытым до той поры, пока не будут проанализированы каждая из описанных в романе частей города с ее географическими, этнографическими, социальными особенностями и образами населяющих эти части Петербурга персонажей. Поскольку в пределах одной работы представляется затруднительным рассмотрение «Петербургских трущоб» целиком, мы обратимся лишь к одной из них.
Целью нашей работы является рассмотрение образа Петербургской стороны в художественном мире В. В. Крестовского.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
1. Обобщить научную литературу, посвящённую исследованию «Петербургских трущоб»
2. Проанализировать образ Петербургской стороны, выведенный в «Петербургских трущобах».
3. Сопоставив образ Петербургской стороны в романе с документальном материалом, содержащим сведения ореалиях Петербургской стороны первой половины XIXвека, определить, как художественный текст соотносится с реальностью.
4. Проанализировать тексты произведений, посвящённые Петербургской стороне (или описывающие схожую среду) и выявить, в какой мере В. В. Крестовский следует выработанным до него литературным традициям.
Методы исследования: В настоящей научной работе использовались такие общетеоретические методы как анализ, синтез и классификация. Данные методы позволили подготовить историко-краеведческую часть исследования, а также систематизировать и обобщить материал, связанный с исследованиями «Петербургских трущоб». Для рассмотрения образа Петербургской стороны в романе были использованы сопоставительный, контекстуальный, структурно-семиотический и историко-генетический методы исследования. Применительно к образу Петербургской стороны в работе используются термины «хронотоп» и «идиллический хронотоп» М. М. Бахтина.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав и заключения и списка используемой литературы и используемых источников, который насчитывает .
Во Введении дан историографический обзор имеющейся литературы по теме, определяются актуальность выбранной нами проблемы, а также цели и задачи исследования.
В первой главе исследуется место Петербургской стороны в художественном мире «Петербургских трущоб». Образ Петербургской стороны в романе соотносится с образом Петербургской стороны, который возникает на основе документальных материалов, воспоминаний, газетных публикаций и краеведческой литературы.
Во второй главе образ Петербургской стороны В. В. Крестовского соотносится с русской литературной традицией изображения этой части города сложившейся к моменту выхода «Петербургских трущоб».

Купить