Как и во многих других случаях, архитектура — и на практике, и в теории — пришла к вопросу о репрезентации Холокоста относительно поздно, по сравнению с другими возможными способами коммеморации, главным образом потому, что воплощение архитектурных идей является медленным и дорогостоящим процессом, который требует согласия различных сторон и властей. Яд ва-Шем был одним из первых, воплощенным в архитектуре (после строительства «Бейт Лохамей ха-Геттаот» — дома-мемориала борцов гетто, расположенного на севере Израиля). Использование архитектурных приемов в Яд ва-Шем опиралось в основном на две модели коммеморации: одна — на музейное пространство, а другая — на памятные объекты, которые проявляют себя скорее в пространстве, нежели в твердых объемах.
С тех пор, особенно в 1990-х годах, музейное пространство стало главным образцом памятования многих архитектурных памятников, посвященных Холокосту. В течение последнего десятилетия XX века по всему миру — от Японии до Европы и Северной Америки было построено большое количество музеев - памятников трагедии Шоа. Эти музеи представляли собой конкурентов для Яд ва-Шем как в сборе средств, так и в способах коммеморации и репрезентации трагедии. Так, например, мемориальный музей Холокоста в Вашингтоне, спроектированный Джеймсом Инго Фридом, и Берлинский Еврейский музей, спроектированный Даниэлем Либескиндом, являются самыми известными из международных музеев Шоа. Музеи Вашингтона и Берлина определили новые способы меморизации Холокоста: Вашингтонский музей использует прямую визуальную иллюстрацию, в то время как Берлинский музей обращается к деконструктивной архитектуре. Экспозиции, представленные в обоих музеях, были более полными и актуальными, чем выставка в старом музее Яд ва-Шем. Строительство Музея Истории Холокоста на территории всего памятного комплекса стало самым крупным проектом расширения Яд ва-Шем, инициированным и активно поддержанным нынешним директором администрации Авнером Шалевым.
Эта инициатива возникла отчасти именно как ответ на масштабное строительство музеев Холокоста в 1990-х годах. Сейчас Яд ва-Шем уверенно занимает позицию одного из выдающихся музеев, посвященных проблеме еврейского геноцида, осуществленного нацистами.
Изучение различий в методах коммеморации, представленных в различных музеях, показывает уникальность метода Яд ва-Шема, в котором территория, ландшафт и пространство связаны актом поминовения. С самых первых этапов формулирования идеи строительства мемориала в честь жертв Холокоста, а затем и на протяжении многих лет архитектурная практика стремилась объединить территорию с местными пейзажем и пространством. Цель сопоставления этих трех элементов заключалась в стремлении создать символическую связь между святостью земли и кровью убитых жертв. Но кровь европейских евреев не была пролита на израильской территории, и именно поэтому на протяжении многих лет предпринимались неоднократные попытки «импортировать» Европу в сценическую реальность Израиля. Война и истребление были завезены на Иерусалимские холмы, например, ценой размещения подлинных объектов военных лет в живописном контексте Иерусалима. Кроме того, при реализации проекта учитывались местные ландшафтные особенности. Таким образом, расстояние между Освенцимом и Иерусалимом было сокращено, а законность использования памяти о Холокосте была укреплена.
Акт политизации памяти Холокоста, как и любого другого историографического акта широко обсуждался во всем мире, и Израиль не был исключением. Написание истории предполагает писателя, его голос, может даже его агентство, у которого уже сформулированы задачи на повестку дня и идеология, даже если предопределены они еще не четко. Точно так же память о Холокосте и способы, которыми рассказывается эта история, отражают идеологию и политическую точку зрения. В Израиле критически настроенные историки и философы, такие, как Идит Зертал, Ади Офир, Ариэлла Азулай и другие, исследовали политику коммеморации и то, как она вписывается в национальную концептуализации их страны как еврейского государства, непосредственно связанного с Холокостом. Использование территории в качестве основного средства увековечения памяти в Яд ва-Шем хорошо согласуется с их аргументами: Израильско-Палестинский конфликт закончился присвоением местности; поэтому неудивительно, что нация, которая, вполне вероятно, одержима вопросами владения землей, предпочла бы увековечить память о Холокосте территориальными средствами.
Помимо связи между территорией и национальным возрождением, случай Яд ва-Шем интересен тем, что он предоставляет возможность исследовать средства, с помощью которых архитектура может манипулировать территорией, землей и ландшафтом и рассматривать их как элементы в создании национального и личного сознания. Столь смелое использование территории в Яд ва-Шем является одним из способов укрощения природы человечеством, ее аккультурации и включения ее в «систему». Одна из самых давних проблем архитектуры вращается вокруг вопроса отношений культуры и природы. Раньше роль архитектуры заключалась в укрощении природы, предоставлении убежища от нее. Вовлечение природы в экспозиционное пространство Яд ва-Шем через памятники и особую архитектуру зданий отсылает к идеям в современной архитектуре, где природа романтизирована и объективирована, чтобы стать частью культурных нарративов. Зачастую — это «истории» о взаимосвязи природы и смерти.
В чем актуальность архитектуры Яд ва-Шем в контексте данного вопроса? Мемориальный комплекс Катастрофы демонстрирует новые идеи того, как история и память могут взаимодействовать или даже стать частью природы. Уникальность Яд ва-Шем заключается в том, что эти архитектурные идеи реализуются на территории, не имеющей действительной связи с представленными событиями. Это может быть служить причиной для постоянного развития новых идей и методов коммеморации, которыми отличается Яд ва-Шем.
Действительно, с годами использование пространственных методов репрезентации, а также связи между территорией, ландшафтом и памятниками претерпели изменения. Хотя первоначально связь между способами коммеморации и ландшафтными особенностями была прямой, со временем она превратилась в риторику относительно деконструкции репрезентации (например, Детский Мемориал и Исторический музей до реконструкции). После же реализации проекта «Яд ва-Шем 2001», когда пространственная репрезентация за счет местного ландшафта и территории, а также благодаря историческому значению выбранного места, заняла основное место в способе коммеморации в Яд ва-Шем, «успех» этого метода был заметен, что привело к его усилению и превращению в центральную парадигму репрезентации Холокоста в Яд ва-Шем.
Все элементы и особенности строительного подхода, воспроизведенные в конструкции комплекса, разработаны Сафди посредством многочисленных архитектурных метафор, для достижения коммеморативного эффекта, а также для сильного эмоционального воздействия на посетителя. Форма здания, его подземное расположение с особенным выходом, материалы, использованные при строительстве, композиционные особенности, пространственные формы, свет и тень, детали антуража — все это подобрано и выстроено таким образом, что посетитель ощущает атмосферу Шоа, он погружается в нее. Ему на ум постоянно приходят скрытые смыслы и метафоры, заложенные архитектором в свое «драматургическое произведение».
«Архитектурная постановка» будто одушевлена, создается стойкое ощущение, что она не менее, чем ее посетитель, обладает памятью и эмоциями. Она стремится передать их ему, чтобы для не осталось слепых пятен в «этой истории». Происходит конфликт в переживании окружающего, который достигается благодаря архитектуре, образно-метафорически интерпретирующей представленные в музее трагические события.
Да, драматическая трактовка архитектуры не является новаторской идеей. Но драматическую композицию принято рассматривать в условиях городской среды, Моше Сафди же смог добиться столь крепкого взаимодействия архитектуры и человеческих эмоций посредством одного здания. Он справился без городской композиции, где можно увидеть театральное взаимодействие фасадов домов, панорам улиц и т. д. Своей работой он смог рассказать историю, спровоцировать посетителя на ассоциативную и метафорическую игру, а также добиться эффекта катарсиса. И благодаря этому эмоциональному потрясению он смог воздействовать на посетителя сильнее, чем прямая трансляция информации.


Купить