ТОПОСЫ КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ: ФЕНОМЕН РУИН (НА ПРИМЕРЕ КАЛИНИНГРАДА)
|
ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА I. МЕСТО КАК МЕДИАТОР ПРОЦЕССОВ КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ 12
1.1 КОНЦЕПТ «МЕСТА ПАМЯТИ» В MEMORY STUDIES 12
1.2 КОНЦЕПЦИЯ «КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА» 21
1.3 ТОПОС ЛАНДШАФТА 30
ГЛАВА II. НЕПРЕРЫВНОСТЬ КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ: ТОПОС РУИН 40
2.1 РУИНЫ КАК ОСОБЫЙ ТИП КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА 40
2.1 ПОТЕНЦИАЛ РУИН В ПРОЦЕССАХ КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ 49
ГЛАВА III. РУИНЫ КЁНИГСБЕРГА КАК МЕДИАТОР КУЛЬТУРНОЙ
ПАМЯТИ В КАЛИНИНГРАДЕ 65
3.1 ТОПОС РУИН: ИЗОБРЕТЕНИЕ ПРОШЛОГО 65
3.2 МНОГОВАРИАНТНОСТЬ ВОСПРИЯТИЯ ТОПОСА РУИН 75
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 90
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 94
ГЛАВА I. МЕСТО КАК МЕДИАТОР ПРОЦЕССОВ КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ 12
1.1 КОНЦЕПТ «МЕСТА ПАМЯТИ» В MEMORY STUDIES 12
1.2 КОНЦЕПЦИЯ «КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА» 21
1.3 ТОПОС ЛАНДШАФТА 30
ГЛАВА II. НЕПРЕРЫВНОСТЬ КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ: ТОПОС РУИН 40
2.1 РУИНЫ КАК ОСОБЫЙ ТИП КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА 40
2.1 ПОТЕНЦИАЛ РУИН В ПРОЦЕССАХ КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ 49
ГЛАВА III. РУИНЫ КЁНИГСБЕРГА КАК МЕДИАТОР КУЛЬТУРНОЙ
ПАМЯТИ В КАЛИНИНГРАДЕ 65
3.1 ТОПОС РУИН: ИЗОБРЕТЕНИЕ ПРОШЛОГО 65
3.2 МНОГОВАРИАНТНОСТЬ ВОСПРИЯТИЯ ТОПОСА РУИН 75
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 90
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 94
Актуальность исследования обусловлена современной ситуацией кризиса исторического сознания, бросающей вызов гуманитарным наукам и с необходимостью требующей своего решения. Выпускная квалификационная работа «Топосы культурной памяти: феномен руин (на примере Калининграда)» выполнена в рамках современных исследований культурной памяти, которые являются активно развивающейся в последние десятилетия междисциплинарной областью исследований, интерес к которой лишь возрастает и охватывает широкие круги научного сообщества. Однако, несмотря на активное развитие исследований культурной памяти, сохраняется потребность в разработке теоретической базы, выработке и уточнении понятий, так как в пределах подхода отсутствует единство терминологии и методологии, помимо этого существуют понятийные пробелы и трудности переноса концепций из англо- и немецкоязычных сред в российское поле науки. Данная работа предпринимает попытку прояснить понятийную базу, касающуюся темы материально-пространственных носителей культурной памяти (например, относительно понятийно перегруженного и дискуссионного концепта «места» в Memory studies).
Культурологическая актуальность работы заключается в том, что посредством исследования выделяется, описывается и анализируется отдельный тип культурного ландшафта - руины, исследуется их роль как медиатора в процессах культурной памяти; руины проблематизируются именно в рамках культурологии, а не эстетики или сферы работы с культурным наследием. Такой ход предполагает создание основы для изучения всего спектра проблем и вопросов, связанного с функционированием руин в современном городском пространстве, что на данный момент является востребованным у общественности, если учитывать российские локальные дискуссии по поводу необходимости сноса, тотальной реставрации, консервации или восстановления тех или иных исторических построек как в крупных, так и в малых городах, а также общемировую полемику относительно руин-последствий военных и природных катастроф и терроризма с одной стороны и активную деятельность ЮНЕСКО и других организаций по сохранению мирового культурного наследия - с другой. Чтобы грамотно работать с подобными ситуациями и процессами не только на уровне общественных практик, но и на уровне теоретических исследований - таких как междисциплинарные городские и региональные исследования - необходимо исходить из понимания роли руин в культуре и культурной памяти. Данное исследование также сосредоточено на теме руин как фактора личностной и поколенческой идентификации и условия диалога поколений, что представляет интерес не только с позиции трансгенерационного аспекта в русле теоретических исследований культуры памяти, но и с позиции выработки принципов и стратегий работы с руинами как с «точкой сборки» памяти поколения и места инициации диалога разных поколений с целью преодоления кризиса идентичности современного человека. В работе совершается сближение исследовательских полей городских исследований и исследований памяти.
Историография
Традиция исследования категории пространства в его соотношении с культурой берёт своё начало в философии культуры; предметом повышенного научного интереса культурное пространство становится к концу XIX века. Именно тогда была широко распространена теория географического детерминизма, постулирующая определяющее влияние территории, «вмещающего ландшафта», и его географических особенностей, на особенности развития культуры (В.П. Семенов-Тян-Шанский, К. Риттер, Ф. Ратцель). В философии в этот период развивается феноменологическое направление, в котором особое место отводится осмыслению пространства. Пространственные категории и методология их исследования разрабатывались Ф. Броделем, П. Бурдье, М. Фуко, изучение проблематики бытия и времени в трудах М. Хайдеггера связано с осмыслением пространственных образов. В середине XX века в ряде культур-философских исследований пространство выступает как категория структурирования мысли, Ж. Делез и Ф. Гваттари выдвинули понятие геофилософии, впоследствии В. А. Подорога сформулировал понятие ландшафтных миров философии.
Взаимодействие культуры и пространства было положено в основу концепции культурного ландшафта, предложенной русским географом Л.С. Бергом (1915), а затем - американцем К. Зауэром (1927). На протяжении нескольких десятков лет эта концепция развивалась в рамках естественнонаучной парадигмы, где культура в пространстве рассматривалась как определенный тип землепользования, градостроения и т.п. На рубеже ХХ-ХХ1 веков, благодаря процессу гуманитаризации отечественной географии, тема культурного ландшафта стала сердцевиной исследований в области культурной и гуманитарной географии. Здесь можно выделить информационно-аксиологический подход Ю.А. Веденина и О.А. Лавреновой, этнокультурный В.Н. Калуцкова, феноменологический В.Л. Каганского, системный М.В. Рагулиной, имажинарный - Д.Н. Замятина.
После «пространственного поворота» в исторической науке в середине XX века историк П. Нора в книге «Места памяти» в развитие идей М. де Серто пишет о пространственной организации исторического опыта; затрагивают проблематику пространственных и материальных носителей культурной памяти также представители социального направления исследований культурной памяти и продолжатели традиции М. Хальбвакса - Я. и А. Ассман, из отечественных исследователей - Б.И. Колоницкий и Ю. А. Сафронова.
Традиция исследований руин наиболее последовательно представлена направлением в эстетической мысли и берет своё начало от работ Г. Зиммеля. Особенный интерес представляют собой труды, фокус которых лежит на проблематике руин в российском культурном пространстве: работы А. Шёнле, А. С. Мухина, Г. И. Ревзина, И. Б. Томан, В. В. Федорова; как частное ответвление следует назвать предшествовавшие исследования руин именно в г. Калининград, проводимые русскими историками и краеведами И. О. Дементьевым, Ю. В. Костяшовым, А. Н. Попадиным, А. М. Сологубовым, а также немецкими историками М. Поделем, Б. Хоппе, П. Бродерсеном.
Цель и задачи
Целью исследования является характеристика и анализ особенностей руин как медиатора в процессах сохранения и передачи культурной памяти. Этому соподчинены задачи исследования:
- произвести аналитику терминологического аппарата исследования;
- проанализировать такие понятия как «место» и «культурный ландшафт»;
- проанализировать особенности руин как типа культурного ландшафта;
- рассмотреть и определить потенциал руин как медиатора культурной памяти;
- осуществить проверку методологии исследования личностной и поколенческой самоидентификации в прикладных исследованиях (на примере г. Калининграда).
Библиография
В работе задействованы источники, посвященные:
- теоретическим и практическим исследованиям культурного ландшафта - семиотическая теория культурного ландшафта О. А. Лавреновой, рассмотрение культурного ландшафта как объекта культурного наследия у М. Е. Кулешовой и Ю. А. Веденина, методология гуманитарной географии и концепция брендирования территории Д. Н. Замятина, обзор культурных ландшафтов советского времени В. Л. Каганского, определение «ландшафта» в гуманитарном и естественнонаучном поле в работах В. Н. Калуцкова;
- феномену руин - эстетические концепции В. Беньямина и Г. Зиммеля, аналитика «разрушения» в культуре В. Г. М. Зебальда, К. Р. Кобрина и С. Н. Зенкина, концепция принципиальной фрагментарности руин и активного участия памяти и воображения при работе с ними С. А. Лишаева и A. С. Мухина, актуализация дискуссии на тему современных руин - возникших из-за войн и террористических актов - в работах Г. И. Ревзина, феномен современного бума интереса к руинам у Т. Эдерсона, А. Хёйссена, Л. Сиобхана, Т. Стрэнджлемана, акцент на специфике восприятия и работы с руинами в России - труды И. Б. Томан, В. В. Федорова и А. Шёнле;
- взаимообусловленности ландшафта и культурной памяти - теория топосов культуры Л. Е. Артамошкиной, понятие хронотопа М. М. Бахтина, концепция «возможного прошлого» в пространстве города И. В. Пахоловой, проблема сохранения культурного наследия как сохранения культурной памяти в работах О. В. Реш, Е. Л. Антоновой, В. Г. Туркиной;
- собственно теории культурной памяти - труды А. Ассман о мемориальной культуре современности, ретроспективный анализ культурной памяти в древних культурах Я. Ассмана, «топологичность» культурной памяти Т. Брейера, сборник современных подходов к коллективной памяти и мемориальной культуре А. Эрлл;
- специфике и «проблемности» калининградской региональной идентичности
- социологические исследования среди населения М. В. Берендеева и
B. В. Кривошеева, архивные материалы и свидетельства об освоении области
первыми переселенцами, аналитика их перцепции исходного «чужого» пространства, осуществленная коллективом М. А. Клемешевой, Ю. В. Костяшова и А. Н. Попадина, а также фигурирующая в отдельных исследованиях А. М. Сологубова, аналитика соединения и противостояния «немецкого» и «русского» культурных полей в г. Калининграде в сознании жителей в исследованиях Н. Г. Бабенко и В. И. Гальцова, аналитика калининградской топонимики Л. В. Рубцовой;
- осмыслению архитектурно неоднородного пространства г. Калининграда - концепция «палимпсеста» в городе А. Н. Попадина и О. И. Васютина, фиксирующий освоение руин Кёнигсберга в г. Калининград фотоальбом Д. Вышемирского, обзор советской периодики с целью выявления образа Калининградской области В. Н. Маслова, аналитика локального текста города Л. М. Гаврилиной, историографический обзор исследований по культурной политике относительно довоенного культурного наследия в городе И. О. Дементьева, совместные немецко-русские исследования по заселению Калининградской области и так называемой «советизации» пространства после Второй мировой войны в работах отечественного историка Ю. В.Костяшова и немецких историков Э. Маттеса, М. Вайхбродта, М. Поделя, Б. Янига, Б. Хоппе, П. Бродерсена.
Методология
Теоретическая часть исследования сочетает и согласует в себе методологию феноменологии ландшафта (Ф. Степун, В. Подорога, Г. Зиммель) и социологии культурной памяти (А. Ассман, М. Хальбвакс),
Основополагающим методом для данного исследования в рамках работы с таким культурным феноменом как руины выступает культурологический анализ. В отношении разных типов материально-пространственных носителей применяется сравнительно-сопоставительный метод. Практическая часть исследования во многом базируется на методах гуманитарной географии, сбор и первичная обработка материалов посредством архивных исследований, методом включенного наблюдения, интервьюирования, анкетирования, создания ментальных карт городского пространства.
Выпускная квалификационная работа состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии.
Результаты
В качестве полученных итогов по завершению исследования следует перечислить:
- проведен критический историографический и содержательный обзор ключевых понятийных единиц исследования - «место» и «культурный ландшафт»;
- выявлена и сформулирована специфика руин как типа культурного ландшафта;
- исследованы и определены характеристики и возможности руин в качестве медиатора в процессах культурной памяти;
- испытана выработанная в исследовании методология изучения личностного и поколенческого аспекта самоидентификации в прикладных исследованиях;
- установлена корреляция между кризисной ситуацией исторического сознания в текущее время и возрастающей динамикой обращения и взаимодействия с феноменом руин.
Исходя из вышеуказанного, можно утвердить соответствие полученных результатов исходно поставленным задачам, в том числе и достижение основной цели исследования по установлению специфики руин как медиатора в процессах культурной памяти и указания дальнейших возможных линий теоретического изучения и практического применения выявленных положений.
Научная новизна
Принципиальная научная новизна работы заключается в оригинальной постановке вопроса о сущности феномена руин и его роли в культуре на стыке областей и методологий исследований памяти и гуманитарной географии - ранее данное явление рассматривалось преимущественно в рамках дисциплины эстетики или сферы охраны культурного наследия. Развитие получают устоявшиеся концепции культурного ландшафта посредством выдвижения и обоснования положения о руинах как типе культурного ландшафта, обладающего своей спецификой, и через постановку проблемы о возможности рассмотрения процесса разрушения как основы возникновения культурного ландшафта в целом. Область исследований памяти обогащается за счет проведенной аналитики относительно руин как медиатора в формировании культурной памяти, в том числе с точки зрения влияния на формирование индивидуальной и поколенческой идентичности. Впервые руины представлены как фактор, способствующий формированию преемственности между поколениями. Критерию научной новизны соответствует также осуществленная в работе попытка выработать определенную методику, нацеленную на преодоление кризиса исторического сознания.
Положения, выносимые на защиту
- руины соотносятся с типами культурного ландшафта и в данном качестве выполняют роль медиатора культурной памяти;
- руины способствуют процессам личностной и поколенческой идентификации и диалогу поколений;
- устанавливается корреляция между кризисной ситуацией исторического сознания и возрастающей динамикой взаимодействия с феноменом руин;
- прикладные исследования феномена руин в городском пространстве (г. Калининград) верифицируют возможность соотношения понятий места и культурного ландшафта.
Теоретическая и практическая значимость
Результаты, полученные в рамках проводимого исследования в его теоретических и практических аспектах, а также сформулированные в заключение работы положения могут послужить отправной точкой дальнейших исследований по магистральной теме работы о феномене руин и разрушения в культуре, а также исследований в области культурной памяти, в частности по таким направлениям, как: особенности носителей и механизмов сохранения и передачи культурной памяти в России, специфика функционирования материальных (сужая проблематику - материально-пространственных) носителей культурной памяти, соотношение культурных ландшафтов и культурной памяти. Разработанные концепты могу быть развиты далее в рамках междисциплинарных урбанистических исследований. Итоги выпускной квалификационной работы применимы на практике в поле городской архитектуры и градостроения, деятельности по охране памятников культуры, брендинга определенной территории. Результаты могут быть использованы, например, для выработки стратегических решений по присвоению статуса и сохранению объектов культурного наследия на локальном и мировом уровне или для разработки устойчивого имиджа конкретного населённого пункта.
Культурологическая актуальность работы заключается в том, что посредством исследования выделяется, описывается и анализируется отдельный тип культурного ландшафта - руины, исследуется их роль как медиатора в процессах культурной памяти; руины проблематизируются именно в рамках культурологии, а не эстетики или сферы работы с культурным наследием. Такой ход предполагает создание основы для изучения всего спектра проблем и вопросов, связанного с функционированием руин в современном городском пространстве, что на данный момент является востребованным у общественности, если учитывать российские локальные дискуссии по поводу необходимости сноса, тотальной реставрации, консервации или восстановления тех или иных исторических построек как в крупных, так и в малых городах, а также общемировую полемику относительно руин-последствий военных и природных катастроф и терроризма с одной стороны и активную деятельность ЮНЕСКО и других организаций по сохранению мирового культурного наследия - с другой. Чтобы грамотно работать с подобными ситуациями и процессами не только на уровне общественных практик, но и на уровне теоретических исследований - таких как междисциплинарные городские и региональные исследования - необходимо исходить из понимания роли руин в культуре и культурной памяти. Данное исследование также сосредоточено на теме руин как фактора личностной и поколенческой идентификации и условия диалога поколений, что представляет интерес не только с позиции трансгенерационного аспекта в русле теоретических исследований культуры памяти, но и с позиции выработки принципов и стратегий работы с руинами как с «точкой сборки» памяти поколения и места инициации диалога разных поколений с целью преодоления кризиса идентичности современного человека. В работе совершается сближение исследовательских полей городских исследований и исследований памяти.
Историография
Традиция исследования категории пространства в его соотношении с культурой берёт своё начало в философии культуры; предметом повышенного научного интереса культурное пространство становится к концу XIX века. Именно тогда была широко распространена теория географического детерминизма, постулирующая определяющее влияние территории, «вмещающего ландшафта», и его географических особенностей, на особенности развития культуры (В.П. Семенов-Тян-Шанский, К. Риттер, Ф. Ратцель). В философии в этот период развивается феноменологическое направление, в котором особое место отводится осмыслению пространства. Пространственные категории и методология их исследования разрабатывались Ф. Броделем, П. Бурдье, М. Фуко, изучение проблематики бытия и времени в трудах М. Хайдеггера связано с осмыслением пространственных образов. В середине XX века в ряде культур-философских исследований пространство выступает как категория структурирования мысли, Ж. Делез и Ф. Гваттари выдвинули понятие геофилософии, впоследствии В. А. Подорога сформулировал понятие ландшафтных миров философии.
Взаимодействие культуры и пространства было положено в основу концепции культурного ландшафта, предложенной русским географом Л.С. Бергом (1915), а затем - американцем К. Зауэром (1927). На протяжении нескольких десятков лет эта концепция развивалась в рамках естественнонаучной парадигмы, где культура в пространстве рассматривалась как определенный тип землепользования, градостроения и т.п. На рубеже ХХ-ХХ1 веков, благодаря процессу гуманитаризации отечественной географии, тема культурного ландшафта стала сердцевиной исследований в области культурной и гуманитарной географии. Здесь можно выделить информационно-аксиологический подход Ю.А. Веденина и О.А. Лавреновой, этнокультурный В.Н. Калуцкова, феноменологический В.Л. Каганского, системный М.В. Рагулиной, имажинарный - Д.Н. Замятина.
После «пространственного поворота» в исторической науке в середине XX века историк П. Нора в книге «Места памяти» в развитие идей М. де Серто пишет о пространственной организации исторического опыта; затрагивают проблематику пространственных и материальных носителей культурной памяти также представители социального направления исследований культурной памяти и продолжатели традиции М. Хальбвакса - Я. и А. Ассман, из отечественных исследователей - Б.И. Колоницкий и Ю. А. Сафронова.
Традиция исследований руин наиболее последовательно представлена направлением в эстетической мысли и берет своё начало от работ Г. Зиммеля. Особенный интерес представляют собой труды, фокус которых лежит на проблематике руин в российском культурном пространстве: работы А. Шёнле, А. С. Мухина, Г. И. Ревзина, И. Б. Томан, В. В. Федорова; как частное ответвление следует назвать предшествовавшие исследования руин именно в г. Калининград, проводимые русскими историками и краеведами И. О. Дементьевым, Ю. В. Костяшовым, А. Н. Попадиным, А. М. Сологубовым, а также немецкими историками М. Поделем, Б. Хоппе, П. Бродерсеном.
Цель и задачи
Целью исследования является характеристика и анализ особенностей руин как медиатора в процессах сохранения и передачи культурной памяти. Этому соподчинены задачи исследования:
- произвести аналитику терминологического аппарата исследования;
- проанализировать такие понятия как «место» и «культурный ландшафт»;
- проанализировать особенности руин как типа культурного ландшафта;
- рассмотреть и определить потенциал руин как медиатора культурной памяти;
- осуществить проверку методологии исследования личностной и поколенческой самоидентификации в прикладных исследованиях (на примере г. Калининграда).
Библиография
В работе задействованы источники, посвященные:
- теоретическим и практическим исследованиям культурного ландшафта - семиотическая теория культурного ландшафта О. А. Лавреновой, рассмотрение культурного ландшафта как объекта культурного наследия у М. Е. Кулешовой и Ю. А. Веденина, методология гуманитарной географии и концепция брендирования территории Д. Н. Замятина, обзор культурных ландшафтов советского времени В. Л. Каганского, определение «ландшафта» в гуманитарном и естественнонаучном поле в работах В. Н. Калуцкова;
- феномену руин - эстетические концепции В. Беньямина и Г. Зиммеля, аналитика «разрушения» в культуре В. Г. М. Зебальда, К. Р. Кобрина и С. Н. Зенкина, концепция принципиальной фрагментарности руин и активного участия памяти и воображения при работе с ними С. А. Лишаева и A. С. Мухина, актуализация дискуссии на тему современных руин - возникших из-за войн и террористических актов - в работах Г. И. Ревзина, феномен современного бума интереса к руинам у Т. Эдерсона, А. Хёйссена, Л. Сиобхана, Т. Стрэнджлемана, акцент на специфике восприятия и работы с руинами в России - труды И. Б. Томан, В. В. Федорова и А. Шёнле;
- взаимообусловленности ландшафта и культурной памяти - теория топосов культуры Л. Е. Артамошкиной, понятие хронотопа М. М. Бахтина, концепция «возможного прошлого» в пространстве города И. В. Пахоловой, проблема сохранения культурного наследия как сохранения культурной памяти в работах О. В. Реш, Е. Л. Антоновой, В. Г. Туркиной;
- собственно теории культурной памяти - труды А. Ассман о мемориальной культуре современности, ретроспективный анализ культурной памяти в древних культурах Я. Ассмана, «топологичность» культурной памяти Т. Брейера, сборник современных подходов к коллективной памяти и мемориальной культуре А. Эрлл;
- специфике и «проблемности» калининградской региональной идентичности
- социологические исследования среди населения М. В. Берендеева и
B. В. Кривошеева, архивные материалы и свидетельства об освоении области
первыми переселенцами, аналитика их перцепции исходного «чужого» пространства, осуществленная коллективом М. А. Клемешевой, Ю. В. Костяшова и А. Н. Попадина, а также фигурирующая в отдельных исследованиях А. М. Сологубова, аналитика соединения и противостояния «немецкого» и «русского» культурных полей в г. Калининграде в сознании жителей в исследованиях Н. Г. Бабенко и В. И. Гальцова, аналитика калининградской топонимики Л. В. Рубцовой;
- осмыслению архитектурно неоднородного пространства г. Калининграда - концепция «палимпсеста» в городе А. Н. Попадина и О. И. Васютина, фиксирующий освоение руин Кёнигсберга в г. Калининград фотоальбом Д. Вышемирского, обзор советской периодики с целью выявления образа Калининградской области В. Н. Маслова, аналитика локального текста города Л. М. Гаврилиной, историографический обзор исследований по культурной политике относительно довоенного культурного наследия в городе И. О. Дементьева, совместные немецко-русские исследования по заселению Калининградской области и так называемой «советизации» пространства после Второй мировой войны в работах отечественного историка Ю. В.Костяшова и немецких историков Э. Маттеса, М. Вайхбродта, М. Поделя, Б. Янига, Б. Хоппе, П. Бродерсена.
Методология
Теоретическая часть исследования сочетает и согласует в себе методологию феноменологии ландшафта (Ф. Степун, В. Подорога, Г. Зиммель) и социологии культурной памяти (А. Ассман, М. Хальбвакс),
Основополагающим методом для данного исследования в рамках работы с таким культурным феноменом как руины выступает культурологический анализ. В отношении разных типов материально-пространственных носителей применяется сравнительно-сопоставительный метод. Практическая часть исследования во многом базируется на методах гуманитарной географии, сбор и первичная обработка материалов посредством архивных исследований, методом включенного наблюдения, интервьюирования, анкетирования, создания ментальных карт городского пространства.
Выпускная квалификационная работа состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии.
Результаты
В качестве полученных итогов по завершению исследования следует перечислить:
- проведен критический историографический и содержательный обзор ключевых понятийных единиц исследования - «место» и «культурный ландшафт»;
- выявлена и сформулирована специфика руин как типа культурного ландшафта;
- исследованы и определены характеристики и возможности руин в качестве медиатора в процессах культурной памяти;
- испытана выработанная в исследовании методология изучения личностного и поколенческого аспекта самоидентификации в прикладных исследованиях;
- установлена корреляция между кризисной ситуацией исторического сознания в текущее время и возрастающей динамикой обращения и взаимодействия с феноменом руин.
Исходя из вышеуказанного, можно утвердить соответствие полученных результатов исходно поставленным задачам, в том числе и достижение основной цели исследования по установлению специфики руин как медиатора в процессах культурной памяти и указания дальнейших возможных линий теоретического изучения и практического применения выявленных положений.
Научная новизна
Принципиальная научная новизна работы заключается в оригинальной постановке вопроса о сущности феномена руин и его роли в культуре на стыке областей и методологий исследований памяти и гуманитарной географии - ранее данное явление рассматривалось преимущественно в рамках дисциплины эстетики или сферы охраны культурного наследия. Развитие получают устоявшиеся концепции культурного ландшафта посредством выдвижения и обоснования положения о руинах как типе культурного ландшафта, обладающего своей спецификой, и через постановку проблемы о возможности рассмотрения процесса разрушения как основы возникновения культурного ландшафта в целом. Область исследований памяти обогащается за счет проведенной аналитики относительно руин как медиатора в формировании культурной памяти, в том числе с точки зрения влияния на формирование индивидуальной и поколенческой идентичности. Впервые руины представлены как фактор, способствующий формированию преемственности между поколениями. Критерию научной новизны соответствует также осуществленная в работе попытка выработать определенную методику, нацеленную на преодоление кризиса исторического сознания.
Положения, выносимые на защиту
- руины соотносятся с типами культурного ландшафта и в данном качестве выполняют роль медиатора культурной памяти;
- руины способствуют процессам личностной и поколенческой идентификации и диалогу поколений;
- устанавливается корреляция между кризисной ситуацией исторического сознания и возрастающей динамикой взаимодействия с феноменом руин;
- прикладные исследования феномена руин в городском пространстве (г. Калининград) верифицируют возможность соотношения понятий места и культурного ландшафта.
Теоретическая и практическая значимость
Результаты, полученные в рамках проводимого исследования в его теоретических и практических аспектах, а также сформулированные в заключение работы положения могут послужить отправной точкой дальнейших исследований по магистральной теме работы о феномене руин и разрушения в культуре, а также исследований в области культурной памяти, в частности по таким направлениям, как: особенности носителей и механизмов сохранения и передачи культурной памяти в России, специфика функционирования материальных (сужая проблематику - материально-пространственных) носителей культурной памяти, соотношение культурных ландшафтов и культурной памяти. Разработанные концепты могу быть развиты далее в рамках междисциплинарных урбанистических исследований. Итоги выпускной квалификационной работы применимы на практике в поле городской архитектуры и градостроения, деятельности по охране памятников культуры, брендинга определенной территории. Результаты могут быть использованы, например, для выработки стратегических решений по присвоению статуса и сохранению объектов культурного наследия на локальном и мировом уровне или для разработки устойчивого имиджа конкретного населённого пункта.
В данной выпускной квалификационной работе «Топосы культурной памяти: феномен руин (на примере Калининграда)», выполненной в рамках современных культурных исследований и с привлечением походов междисциплинарных исследований, осуществлена характеристика руин как отдельного типа культурного ландшафта и выполнен анализ особенностей руин как медиатора в процессах сохранения и передачи культурной памяти. В ходе исследования проведён критический обзор значимых работ как отечественных, так и зарубежных учёных, освещающих соответствующую тематику, при анализе и формулировании выводов использована методология феноменологии ландшафта и социологии культурной памяти, а также гуманитарной географии. В качестве основного метода исследования выступал культурологический анализ и сравнительно-сопоставительный метод.
Выпускная квалификационная работа состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии.
В главе I «Место как медиатор процессов культурной памяти» на основе подробного критического анализа историографии по данной проблематике рассмотрены ключевые понятийные единицы исследования, «место» и «культурный ландшафт», выявлен потенциал и возможные сферы применения каждого из этих понятий в дальнейших исследованиях. Данный анализ, соответствующий поставленной задаче прояснения понятийной базы исследования, осуществлен в рамках актуальной и активно обсуждаемой в научных и общественных кругах проблемы функционирования в области исследований культурной памяти понятия «места памяти». Раскрыты такие недостатки понятия «места памяти», как смысловая размытость и исключение из концепта «мест памяти» - и, таким образом, из рассмотрения в рамках исследования культурной памяти в целом - характеристик реального пространства. В качестве пути решения проблемы обосновывается возможность использования в качестве альтернативы понятию «мест памяти» понятия «культурного ландшафта», а также показан тот потенциал, которым это понятие может обладать в рамках исследований культурной памяти. В этой связи продемонстрирована роль топоса ландшафта как одного из значимых носителей культурной памяти и установлена специфика места как пространственно-материального носителя культурной памяти.
В главе II «Непрерывность культурной памяти: топос руин» выявлена и сформулирована специфика такого типа культурного ландшафта как руины, в связи с постановкой проблемы о возможности рассмотрения процесса разрушения как основы возникновения культурного ландшафта. Исследованы и определены характеристики и возможности руин в качестве медиатора в процессах культурной памяти. В этой связи особое внимание уделено раскрытию потенциала руин как фактора, способствующего формированию преемственности между поколениями, а также процессам личностной самоидентификации и самоидентификации поколения. Также установлена и проанализирована взаимосвязь между кризисом исторического сознания, как значимой проблемой современности, и возрастающей динамикой взаимодействия с феноменом руин.
В главе III «Руины Кёнигсберга как медиатор культурной памяти в Калининграде» концепты и понятия, рассмотренные и обоснованные в первых двух главах, использованы в рамках прикладного исследования роли, которую руины исполняют в качестве медиатора культурной памяти в г. Калининграде. Проанализировано, как в конкретном историческом и пространственном контексте происходит считывание топоса руин, раскрывается потенциал его многовариантности и каким образом руины становятся «точкой сборки» при формировании идентичности. В данном контексте испытана выработанная в исследовании методология изучения личностного и поколенческого аспекта самоидентификации. Помимо своего практического значения, прикладное исследование позволило проверить потенциал концептов и понятий, выдвинутых в теоретической части, в том числе верифицировать возможность соотношения понятий места и культурного ландшафта.
Основные положения данной работы прошли апробацию, послужив основой для статьи «Эссе: руины повсюду - и нигде» (с. 157-169) в выпуске №42 (2019) научного журнала Studia Culturae, а также были вынесены в качестве тезисов доклада «Руины: снести нельзя восстанавливать» на межвузовской научной конференции «XIII Кагановские чтения. Коммуникативные стратегии в современной художественной культуре».
Результаты, полученные в ходе проведенного исследования, обладают значительным теоретическим и практическим потенциалом. В рамках междисциплинарной области исследования культурной памяти предлагается альтернатива критикуемому понятию «места памяти» - «культурный ландшафт», которое позволяет в гораздо большей степени раскрыть потенциал материально-пространственных носителей культурной памяти. Концепция культурного ландшафта расширяется за счёт обоснования возможности рассматривать руины как особый вид такого ландшафта, и в связи с этим раскрываются новые возможности работы с процессами разрушения в рамках культурных ландшафтов, что открывает значительное поле для дальнейших исследований в этом направлении. Важным выводом, значимым для последующих исследований культурной памяти, является обоснование потенциала руин как «точки сборки» для индивидуальной и поколенческой идентичности. В данной работе руины также впервые представлены как фактор, способствующий формированию преемственности между поколениями.
Таким образом, раскрыт потенциал руин как возможной «точки сборки» индивидуальной и коллективной идентичности, что имеет большое значение в современной ситуации кризиса исторического сознания. Различные способы функционирования руин в городском пространстве могут послужить основой для поддержания различных коммеморативных практик, объединяющих общество в целом и различные поколения между собой. Раскрытие смыслового потенциала руин способно также сыграть значительную роль в частотных в современности общественных дискуссиях относительно судьбы различных руинированых зданий и ландшафтов, и стать основой для разработки взвешенных, продуманных решений в этой области, в том числе в рамках государственных градостроительных концепций.
Выпускная квалификационная работа состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии.
В главе I «Место как медиатор процессов культурной памяти» на основе подробного критического анализа историографии по данной проблематике рассмотрены ключевые понятийные единицы исследования, «место» и «культурный ландшафт», выявлен потенциал и возможные сферы применения каждого из этих понятий в дальнейших исследованиях. Данный анализ, соответствующий поставленной задаче прояснения понятийной базы исследования, осуществлен в рамках актуальной и активно обсуждаемой в научных и общественных кругах проблемы функционирования в области исследований культурной памяти понятия «места памяти». Раскрыты такие недостатки понятия «места памяти», как смысловая размытость и исключение из концепта «мест памяти» - и, таким образом, из рассмотрения в рамках исследования культурной памяти в целом - характеристик реального пространства. В качестве пути решения проблемы обосновывается возможность использования в качестве альтернативы понятию «мест памяти» понятия «культурного ландшафта», а также показан тот потенциал, которым это понятие может обладать в рамках исследований культурной памяти. В этой связи продемонстрирована роль топоса ландшафта как одного из значимых носителей культурной памяти и установлена специфика места как пространственно-материального носителя культурной памяти.
В главе II «Непрерывность культурной памяти: топос руин» выявлена и сформулирована специфика такого типа культурного ландшафта как руины, в связи с постановкой проблемы о возможности рассмотрения процесса разрушения как основы возникновения культурного ландшафта. Исследованы и определены характеристики и возможности руин в качестве медиатора в процессах культурной памяти. В этой связи особое внимание уделено раскрытию потенциала руин как фактора, способствующего формированию преемственности между поколениями, а также процессам личностной самоидентификации и самоидентификации поколения. Также установлена и проанализирована взаимосвязь между кризисом исторического сознания, как значимой проблемой современности, и возрастающей динамикой взаимодействия с феноменом руин.
В главе III «Руины Кёнигсберга как медиатор культурной памяти в Калининграде» концепты и понятия, рассмотренные и обоснованные в первых двух главах, использованы в рамках прикладного исследования роли, которую руины исполняют в качестве медиатора культурной памяти в г. Калининграде. Проанализировано, как в конкретном историческом и пространственном контексте происходит считывание топоса руин, раскрывается потенциал его многовариантности и каким образом руины становятся «точкой сборки» при формировании идентичности. В данном контексте испытана выработанная в исследовании методология изучения личностного и поколенческого аспекта самоидентификации. Помимо своего практического значения, прикладное исследование позволило проверить потенциал концептов и понятий, выдвинутых в теоретической части, в том числе верифицировать возможность соотношения понятий места и культурного ландшафта.
Основные положения данной работы прошли апробацию, послужив основой для статьи «Эссе: руины повсюду - и нигде» (с. 157-169) в выпуске №42 (2019) научного журнала Studia Culturae, а также были вынесены в качестве тезисов доклада «Руины: снести нельзя восстанавливать» на межвузовской научной конференции «XIII Кагановские чтения. Коммуникативные стратегии в современной художественной культуре».
Результаты, полученные в ходе проведенного исследования, обладают значительным теоретическим и практическим потенциалом. В рамках междисциплинарной области исследования культурной памяти предлагается альтернатива критикуемому понятию «места памяти» - «культурный ландшафт», которое позволяет в гораздо большей степени раскрыть потенциал материально-пространственных носителей культурной памяти. Концепция культурного ландшафта расширяется за счёт обоснования возможности рассматривать руины как особый вид такого ландшафта, и в связи с этим раскрываются новые возможности работы с процессами разрушения в рамках культурных ландшафтов, что открывает значительное поле для дальнейших исследований в этом направлении. Важным выводом, значимым для последующих исследований культурной памяти, является обоснование потенциала руин как «точки сборки» для индивидуальной и поколенческой идентичности. В данной работе руины также впервые представлены как фактор, способствующий формированию преемственности между поколениями.
Таким образом, раскрыт потенциал руин как возможной «точки сборки» индивидуальной и коллективной идентичности, что имеет большое значение в современной ситуации кризиса исторического сознания. Различные способы функционирования руин в городском пространстве могут послужить основой для поддержания различных коммеморативных практик, объединяющих общество в целом и различные поколения между собой. Раскрытие смыслового потенциала руин способно также сыграть значительную роль в частотных в современности общественных дискуссиях относительно судьбы различных руинированых зданий и ландшафтов, и стать основой для разработки взвешенных, продуманных решений в этой области, в том числе в рамках государственных градостроительных концепций.



