Правовая природа смарт-контракта неоднозначна. Неудивительно, что большинство государств мира до сих пор не никак не урегулировали законодательно этот вопрос. Не являются исключением и акты международного права. Однако технологии не стоят на месте, а процессы цифровизации начинают в значительной степени влиять на международную коммерцию. Некоторые ученые и вовсе утверждают, что появление криптовалюты и Блокчейна бросает вызов фундаментальным основам юриспруденции. С развитием технологий неизбежно следует преобразование самого права, а процессы глобализации неизбежно приведут к сокращению разрыва между странами общего и частного права161.
Смарт-контракт представляет из себя особый механизм, условия которого выражены с помощью языка программирования и автоматически исполняются с помощью технологий Блокчейн. Выполнение условий связано с наступлением определенных обстоятельств, указанных в программном коде в виде «If... then...» (если/то). Смарт-контракт не зависит от внешнего мира, он самоисполнимый, а значит не допускает постороннего вмешательства. Несмотря на свое название, смарт-контракт может в равной степени использоваться для достижения технических задач, либо быть лишь способом исполнения договора. В таком случае смарт-контракты не являются чем-то новым для юриспруденции.
Однако в «оболочку» смарт-контракта может быть включен практически любой гражданско-правовой договор. В таком случае смарт-контракт будет представлять собой особую разновидность письменной формы договора (электронная форма на основе специального программного кода). Таким образом, мы можем говорить о юридических смарт-контрактах только в случае, если они опосредуют договорные отношения и отвечают всем требованиям права в целом.
Долгое время смарт-контракты оставались тем, что римские юристы называли pacta nuda, то есть юридическими актами, лишенными какой-либо правовой защиты. Тем не менее уже сегодня мы можем видеть определенные попытки законодательного регулирования смарт-контрактов. Сегодня такое регулирование существует в нескольких штатах США (Огайо, Аризона, Теннесси), Италии, Мальте, Республике Беларусь и опосредованно в России (абз.2 п.1. ст. 160 ГК РФ). Анализ законодательства данных стран позволяет сделать вывод, что в определенных случаях государства все же рассматривают смарт-контракт именно в качестве письменной (электронной) формы договора. Некоторые юрисдикции (см.: Штат Огайо) пошли дальше и признали криптографическую подпись в Блокчейне равнозначной электронной цифровой подписи.
Стоит отметить, что это лишь ранние законодательные попытки, направленные на всеобщее признание смарт-контрактов и их юридической силы. Осторожность правового регулирования обусловлена тем, что технология Блокчейн все еще находится в стадии активной разработки. Сами характеристики смарт-контрактов могут меняться, а это значительно затрудняет разработку каких-либо постоянных понятий в этой области.
Однако даже принятые положения в указанных юрисдикциях не регулируют главные проблемные вопросы, возникающие на практике: сложность идентификации контрагентов и фиксации их волеизъявления, жесткость кода, проявляющаяся в невозможности отмены исполнения смарт-контрактов, риск включения несправедливых договорных условий из-за отсутствия технических знаний сторон и т.д. В этих целях в параграфе 2.4. нами были предложены наиболее действенные способы разрешения вышеназванных проблем.
Смарт-контракт не должен подлежать дискриминации из-за его технической природы. Принцип свободы договора (ст. 421 ГК РФ) позволяет контрагентам заключить договор на особом языке- программном коде. Смарт-контракты не возникают стихийно, для его заключения требуется воля сторон. Поэтому, если все стороны понимают смысл закодированного соглашения, то наличие волеизъявления считается установленным.
Недостаточность правового регулирования порождает позиции «Code is law», отвергающие необходимость законодательного регулирования смарт-контрактов и всего киберпространства в целом. Однако, сама практика использования смарт-контрактов показала, что технического регулирования недостаточно, поскольку оно не дает эффективных средств правовой защиты. Следовательно, по-прежнему необходимо эффективное правовое регулирование. Однако такое регулирование невозможно разработать без уяснения механизма функционирования технологии Блокчейн и основанных на ней смарт-контрактов. Базисная проблема в том, что при разработке смарт-контрактов правовые аспекты не учитывались. Поэтому мы видим, что принципы, лежащие в основе смарт-контрактов, отличаются от принципов права: компьютеру безразличны категории законности, добра и справедливости, для него преобладают принципы определенности и исполнимости.
Однако, такое «безразличие» неприменимо для нормального функционирования всей правовой системы. Допустив использование смарт-контрактов, законодатель обязан обеспечить соблюдение базисных принципов права при их применении. Иначе под угрозой окажутся основные права и свободы человека и гражданина. Несмотря на все сложности, с которыми может столкнуться законодатель, права и свободы сторон при заключении и исполнении смарт-контракта должны защищаться вне зависимости от правильности или неправильности технических программ. Смарт-контракты пишутся людьми, технология Блокчейн придумана человеком. Поэтому можно уверенно сказать: если компьютер не думает, как человек, это вина человека. Смарт-контракт не может и не должен отменять действие основополагающих принципов права, в том числе разумности и добросовестности участников гражданского оборота.
К сожалению, субъекты коммерческих отношений относятся с недоверием к контрактам, написанным на программном коде, поскольку такой код совершенно для них непонятен. В современных реалиях очень маловероятно, что кто-то заключит контракт, выраженный только на языке программирования.
Для разрешения данных проблем представляется возможным развитие двух направлений: разработка частного Блокчейна, а также создание гибридных смарт-контрактов. Частный Блокчейн позволит нивелировать жесткость кода, делая возможным изменение или расторжение смарт-контракта. Однако централизованный характер такого Блокчейна поднимает вопрос о его защищенности и конфиденциальности, что подробно рассмотрено в параграфе 2.5. настоящей работы. Специфика гибридных смарт-контрактов отражается в том, что их внутренняя часть написана на языке программирования, а для человека выводится лишь его внешняя «оболочка» в виде текста на привычном человеческом языке. Такие смарт-контракты могут быть созданы в условном «конструкторе договоров» без знаний программирования, что, несомненно, позволит сделать настоящий прорыв в юриспруденции.
Однако, ничто, даже смарт-контракт, не может гарантировать безупречную работу или надлежащее исполнение. Всегда остается необходимость в механизме разрешения споров, а международный коммерческий арбитраж является одним из самых подходящих способов. Все дело в том, что МКА, как и смарт-контракты, построен на идентичных принципах автономии воли, конфиденциальности, позволяя гибко и быстро выполнять поставленные перед ним задачи, устраняя вмешательство национальной юрисдикции.
Но для того, чтобы у арбитража была компетенция на рассмотрение таких споров по существу, необходимо наличие действительного арбитражного соглашения. Проблемы возникают в том случае, если такая арбитражная оговорка заключена в самом тексте смарт-контракта. В таком случае возникает вопрос о надлежащей форме арбитражного соглашения.
Нью-Йоркская конвенция 1958г. в п.1 ст.2. требует обязательную письменную форму арбитражного соглашения, ее дополняет Рекомендация ЮНСИТРАЛ от 2006г., которая расширительно толкует данную норму, допуская заключение арбитражного соглашения в иных формах, в том числе и электронной. Аналогичные положения, можно увидеть и в Европейской конвенции 1961г, типовом законе ЮНСИТРАЛ о международном торговом Арбитраже, и в национальном законодательстве (п.3 ст. 7 ФЗ «О международном коммерческом арбитраже). Главным условием является возможность фиксации содержащейся в такой форме информации и ее доступность для последующего использования. Смарт-контракт в полной мере отвечает указанным критериям.
Не менее важной для смарт-контракта является деанонимизация сторон, поскольку между анонимными контрагентами невозможно проведение процедуры по разрешению спора. Это исходит из невозможности достоверного определения истца и ответчика, равно как и невозможности определения их правосубъектности. В остальном на арбитражное соглашение в смарт-контракте распространяются стандартные требования действительности, предъявляемые к его содержанию.
Иные трудности, с которыми могут столкнуться стороны, заключаются в проблеме интерпретации смарт-контрактов в контексте применимых к нему международных актов. Особое внимание было уделено Венской Конвенции 1980г. и принципам УНИДРУА. На основе анализа документов был сделан вывод о возможности применения (с изъятиями) данных актов к смарт-контрактам, через их трактовку в качестве электронных документов. Разумеется, процессы цифровизации требуют внесения корректировок в данные акты. Однако отсутствие прямого указания на возможность применения смарт-контрактов в тексте документа не может являться основанием для их вытеснения из правового поля, поскольку это являлось бы прямым нарушением принципа автономии воли.
Именно поэтому государства должны создавать новые и дополнять уже существующие нормативные акты. Изменению также должны подлежать пользующиеся доверием международные соглашения в сфере международного коммерческого права, а также регламенты международного арбитража. Только такие изменения послужат действительному толчку развития применения смарт-контрактов и значительно упростят их интерпретацию. А учитывая то, что заключение договоров в форме смарт-контрактов не противоречит существующим правилам, такие дополнения являются лишь вопросом времени. Совсем скоро мы станем свидетелями трансформации права под влиянием процессов цифровизации. А смарт-контракты будут обширно применяться в различных сферах, особенно в сфере внешнеэкономической деятельности.
Конечно, данный процесс является трудоемким, и требует досконального изучения и прогнозирования возможных вариантов развития событий. Но игнорирование или даже отказ от признания смарт-контрактов чреват глубоким разрывом между юриспруденцией и техническим прогрессом, который значительно затормозит развитие транснациональных частноправовых отношений.

Купить