Исходя из поставленной цели работы, заключающаяся в потенциале сотрудничества Российской Федерации и государств Северо-Восточной Азии в области цифровой экономики, и задач выпускной квалификационной работы были определены следующие основные выводы исследования:
1. Понятие «цифровой экономики» - комплексное и многогранное, уходящее корнями в социологические теории постиндустриализма 1970-х годов («Грядущее постиндустриальное общество» Д. Белла, например), с чем, в частности, связана одна из проблем определения самого термина. Следующий этап его развития пришёлся на 1990-е годы, когда Н. Негропонте использовал понятие «информационной экономики», которые часть исследователей считает, по сути, «цифровой экономикой». В этой связи стоит отметить, что, исходя из представленных Негропонте характерных черт «информационной экономики», действительно можно заметить корреляцию с «цифровой экономикой». Однако предложение в дальнейшем Д. Тапскоттом и Н. Лейном понятие и определение «цифровой экономики» соответственно позволяет говорить о том, что «информационная экономика» - это один из этапов развития теории по цифровой экономике. В целом, работы Э. Бриньольфссона и Б. Кахина, а также Р. Клинга и Р. Лэнг стали завершающими на данном этапе развития понятия «цифровой экономики», придав ему в том числе отличительные черты современных трактовок, большая часть их которых изучается в значении digital economy (как реальный сектор экономики), а остальные - в digital economics (научное направление с применением математических моделей).
В частности, среди них важнейшей является субъективность восприятия и размытость границ самого феномена цифровизации, что и отражается на определении понятия «цифровой экономики». В этой связи, ряд исследователей, организаций и государственных структур с одной стороны, представляет его довольно широким и комплексным, включая туда любую деятельность, имеющей в своей основе использование ИКТ. Таким дефинициям, особенно ранним также может быть характерна некая расплывчатость: не всегда удаётся понять, что именно тот или иной автор подразумевает под цифровой экономикой. С другой стороны, более предметные понятия не отражают весь масштаб и объём феномена цифровизации, акцентируя внимание на том, что появилось и стало возможным благодаря IT-технологиям. Вследствие этого таким определениям также присуща неточность. Общим практически для всех трактовок цифровой экономики является рассмотрение ИКТ как её базиса или одного из первостепенных компонентов. Такое разделение объясняется это по большей части проблемой повсеместного применения технологий, а также тем, что с их развитием стирается грань между традиционной и цифровой экономикой в принципе.
2. Касаемо сущности цифровой экономики в первую очередь стоит отметить, что здесь проблемы, связанные с определением понятия (в обоих значениях) незначительны, поскольку каждое из них, по существу, раскрывает феномен цифровой экономики с разных сторон: будь то снижение транзакционных издержек или преобразование отраслей с помощью внедрения технологий, инноваций, появление новых бизнес-моделей и т.д. При этом всём, важным здесь является взаимозависимость каждого компонента, которые по отдельности не будут работать и образовывать цифровую экосистему. В этой связи следует выделить факт того, что цифровая экономика выступает фундаментом в строительстве VI технологического уклада и Индустрии 4.0 в частности. Это в свою очередь предполагает смещение акцентов на развитие наукоёмких, высокотехнологичных отраслей экономики с внедрением результатов НИОКР в качестве главного драйвера создания инноваций, т.к. именно от них наблюдается наибольший эффект цифровизации с параллельным формированием цифровой инфраструктуры как базовой среды для эффективного применения достигнутых успехов и, как результат, построения цифровой экономика. Вследствие этого, digital economy в том числе можно рассматривать не только как модели развития, но и в качестве всеобъемлющей концепции коренных преобразований в существующем социально-экономическом укладе в целом.
Исходя из этого, положительные стороны от цифровизации выражаются по большей части в повышении общего уровня благосостояния, где каждая сторона (государство, частный сектор, население) получит для себя соизмеримые выгоды. Тем не менее, стоит отметить, что обширная теория в этом контексте заметно опережает реальные достижения. Иначе говоря, ни одно государство пока не имеет достаточных ресурсов (в особенности знаний как важнейшего элемента) для окончательного перехода к цифровой экономике, которую с учётом этого факта нельзя считать таковой в полной мере. Более того, все возможные перспективы не находят отражения в трактовках ни digital economy, ни digital economics. В этой связи происходящие трансформации, даже в наиболее развитых государствах - это скорее переходный период в процессах формирования экономики и общества будущего, что пока не имеет названия и не слишком активно исследуется в научных кругах.
В дополнение к этому, кроме положительных аспектов, развитие цифровой экономики несёт и большие риски: цифровой разрыв, как на межгосударственном, так и на национальном уровнях (появление новых форм социальной дискриминации между людьми, технологическая зависимость одних стран от других) появление киберпреступности, актуализация вопросов защиты данных и т.д. Однако примечательно то, что их поэтапное решение в совокупности также преобразовывает экономические отношения и общество (появление новых средств совершения платежей, изменение правил поведения на рынке и конфиденциальности, т.д.).
3. Современное состояние развития цифровой экономики в России и странах Северо­Восточной Азии неоднозначно. В первую очередь, относительно РФ стоит отметить то, что её направление цифровой экономики получило должное внимание и полноценное развитие лишь недавно, в 2017 году, с исходящей от государства инициативы. Однако, несмотря на недолгий период, уже удалось достичь определённых успехов, закрепив также достижения прошлого. В частности, в таких сферах, как телекоммуникации и средства связи 5G, включая спутниковую связь и широкополосный Интернет (цифровая инфраструктура), электронное правительство, электронная коммерция (развитие цифровых платформ) и в её рамках финансовые технологии, онлайн-образование, цифровизация традиционного промышленного производства, а также транспорт и логистика. При этом наблюдается активизация усилий по иным направлениям: например, в разработке собственных так называемых сквозных технологий (big data, облачные вычисления, IoT, ИИ).
Вместе с тем, общий уровень развития и некоторые из имеющихся проблем наиболее ярко отражаются в сравнительном анализе1 с цифровыми экономиками стран Северо­Восточной Азии, большая часть из которых достигла значимых (КНР, Южная Корея) и относительно скромных результатов (Япония, Монголия, КНДР). В первую очередь, во всех странах государству отводится ведущая роль в планировании основных векторов развития цифровой экономики посредством широкого вовлечения ряда правительственных институтов. Однако если в России нормативно-правовая основа реализации намеченных планов представлена только одной национальной программой и несколькими федеральными проектами в её рамках, то Китай, Республика Корея и Япония (несмотря на затруднение в реализации) имеют в активе всё же большее количество основополагающих документов. Более того, каждый из них имеет конкретную цель и обладает преемственностью, что особенно характерно для Южной Кореи. В свою очередь, Россия также имеет основную цель построения цифровой инфраструктуры, однако в остальном «Цифровая экономика РФ» охватывает большое количество направлений ввиду общей отсталости страны в контексте цифровизации, что при коротком горизонте планирования негативно отражается на достижении именно главной цели. Иначе говоря, Москве не хватает более стратегического взгляда и собственного подхода, который бы учитывал национальные особенности развития (как это наблюдается в трёх странах СВА) при частичном использовании зарубежного опыта. В этой связи также имеются различия во взаимодействии государства и частного сектора как драйвера развития. Так, если в Китае, Японии и Южной Корее имеется крепкая связь и единство с крупными частными компаниями при поступательном расширении поддержки МСП, что приносит результаты, несмотря на имеющиеся проблемы, то в России крупные корпорации в ряде сфер в той или иной степени связаны с государством, что, как минимум, создаёт препятствия в привлечении финансовых средств для реализации намеченных планов и проектов при отсутствии должного уровня поддержки МСП. Однако это объясняется тем, что Россия переживает тот этап, который страны СВА уже прошли, поэтому они планомерно занимаются расширением своих программ. Вследствие, актуальным, помимо всего, выступает корректировка государственных инициатив с учётом азиатского опыта для выстраивания более эффективного сотрудничеств в будущем.
В остальном, несколько проблем в развитии цифровой экономики, такие как недостаток высококвалифицированных кадров, цифровое неравенство, несовершенство законодательства характерны фактически для всех: для России, Китая, Японии, и Южной Кореи. Однако фундаментальной проблемой здесь для РФ (в частности, КНР) выступает технологическая зависимость от других стран, и в первую очередь, США. Более того, в сложившейся геополитической конъюнктуре с началом российской Специальной операции по защите Донбасса и установления мира в феврале 2022 года данная проблема для России является наиболее важной и первостепенной для решения.
4. Касаемо сотрудничества России и стран Северо-Восточной Азии в области цифровой экономики, то следует отметить, что здесь всё также достаточно спорно. С одной стороны, наиболее успешно взаимодействие проходит с Китаем как одним из важнейших партнёров России на современном этапе. В частности, имеются достижения в авиакосмической отрасли и энергетике, реализуются совместные проекты (например, развёртывание сетей 5G), создан благоприятный инвестиционный климат в лице нескольких общих фондов, ряд технопарков, научно-исследовательских центров, постепенно расширяются связи, обмен опытом, кадрами и технологиями в разработке ИИ, big data и IoT. В свою очередь с Японией и Южной Кореей Россия также поступательно расширяет сотрудничество в тех же и некоторых других областях (например, здравоохранение, телемедицина), несмотря на отсутствие каких-либо значимых результатов. Более того, это всё сопровождается возросшим в последние годы интересом к развитию сотрудничества с Россией, как со стороны правительств, так и крупных компаний Китая, Японии и Южной Кореи. Относительно же Монголии и КНДР, то Россия в принципе по тем или иным причинам не заинтересована в совместном развитии цифровой экономики с данными странами.
Однако в первую очередь стоит отметить, что сотрудничество со всеми указанными государствами СВА проходит в форме научно-технического взаимодействия, оформленного ещё в период 1990-2000-х годов. Другими словами, с одной стороны, согласно теоретическому обоснованию, представленному в первом разделе, это можно отнести к цифровой экономике, но с другой - ключевые направления и компетенции современных процессов цифровизации (электронная коммерция, электронное правительство, цифровая инфраструктура, платформы, финансовые технологии, сферы big data, IoT, ИИ и т.д.) хоть и обсуждаются между странами, но в целом их масштаб всё ещё крайне мал. Исключение, однако с рядом оговорок, составляет только Китай. Более того, до периода 2017-2018 годов со всеми тремя указанными странами СВА каких-либо прорывных событий и действий в соответствующих областях не имелось в силу ряда проблем на двустороннем уровне с каждым государством отдельно.
Тем не менее, следует отметить, что оживление взаимоотношений в данный период всё же имело успех, как минимум, в определении будущих перспектив сотрудничества России и трёх стран СВА, что на фоне практических действий в виде реализации совместных проектов, расширении контактов, подписании новых соглашений между правительствами и частными компаниями и т.д. выглядело достаточно обнадеживающе. Однако при всём этом начавшаяся в феврале 2022 года Спецоперация России по защите Донбасса и установлению мира, а затем технологические санкции США и их союзников, к которым в том числе относятся Япония и Республика Корея, по существу, перекрыли на данный момент всевозможные перспективы сотрудничества между Россией и странами СВА в сфере цифровой экономики. Исключением опять-таки можно было бы назвать Китай с учётом его противостояния с США, в том числе и в сфере технологий, но широкой поддержки пока не наблюдается. Более того, изменений в данной позиции в ближайшее время ждать не стоит. Объясняется это тем, что Китай, равно как и Россия, зависим от импорта технологий, в особенности американских, и, несмотря на конфронтацию, взаимоотношения всё же сохранились при том, что сферы науки, технологий и инноваций совместно выстраивались обеими сторонами в течение последних 40 лет. В этой связи, однако, обеспечение поддержкой Москвы в нынешних условиях может обернуться для Пекина ужесточением санкционного режима, на что он пойти пока не готов. С другой стороны, возможно, есть шанс на определённое развитие отношений с Южной Кореей в этой области, но в то же время всё зависит от США, с которыми Сеул в настоящее время стремится улучшить взаимоотношения в общем.
Таким образом, сложившаяся на современном этапе ситуация является для Российской Федерации значимым вызовом не только для развития собственной цифровой экономики, но и расширении дальнейшего сотрудничества с государствами Северо-Восточной Азии (Китаем, Японией и Южной Кореей в частности).

Купить