Введение 3
Глава I. «Благородная альтернатива»: система элитарных учебных заведений и место в ней петербургского университетского Благородного пансиона 21
Глава II. Учреждение Благородного Пансиона при Главном педагогическом институте его внутреннее устройство 27
Глава III. Организация учебной части 36
§ 3.1. Учебная повседневность 36
§ 3.2. Внеучебная повседневность 47
Глава IV. Быт и нравы обитателей Благородного пансиона 55
§ 4.1. Дома и строения 55
§ 4.2. «Семейный стиль» Благородного пансиона 61
Глава V. Преобразование в гимназию 70
Заключение 76
Список сокращений 78
Список источников и литературы 79
Приложение 1 84
Приложение 2 90
Приложение 3 91


Купить

Постановка проблемы Наше исследование посвящено организационной структуре и повседневной жизни Благородного пансиона, открытого в 1817 г. при Главном Педагогическом институте, а с его преобразованием в С.-Петербургский университет ставшего подразделением университета.
В Благородный пансион (далее - БП) при Главном педагогическом институте (далее – ГПИ) принимались юноши с 7 до 17 лет из дворянских семей. Главной задачей, стоявшей перед новым учебным заведением, была подготовка дворянских отпрысков к гражданской и военной службе. Окончившие курс в пансионе могли претендовать на получение максимального X класса Табели о рангах, то есть права выпускников БП были выше, чем у выпускников университета, которые могли получить максимальный XII чин. Таким образом, высокие права и привилегии, а также сословная замкнутость делали обучение в БП более привлекательным, чем слушание основного курса в университете, где до конца 1820-х гг. преобладали казеннокоштные студенты, в значительной части вышедшие из духовного звания.
К моменту открытия БП в 1817 г. в разных частях Российской империи существовали подобные учебные, соединяющие в себе гимназический и университетские курсы с одной стороны, и, высокие права и привилегии для выпускников, с другой.
Актуальность темы исследования заключается в ее неразработанности ни в русле истории учебных заведений «особого типа» (привилегированных лицеев и дворянских пансионов), ни в рамках истории С.-Петербургского университета. Нельзя не упомянуть высказывание видного отечественного историка рубежа XIX-XX вв. П.Н. Милюкова, который считал, что при такой тесной связи между историей русской школы и устройством российской власти и общества – совершенно невозможно говорить об одном, не касаясь другого .
Объектом исследования является Благородный пансион как структурное подразделение Главного педагогического института и университета. Предмет исследования - особенности организации, учебной и внеучебной деятельности и повседневной жизни пансиона.
Хронологические рамки охватывают период с момента открытия БП при ГПИ в 1817 г. до 1830 г., времени, когда Пансион был преобразован в Первую С.-Петербургскую гимназию.
Степень изученности проблемы. Поскольку история БП лежит на пересечении нескольких исторических пластов, то историографию вопроса можно разделить на несколько групп: к первой относятся работы, касающиеся учебных заведений «особого типа», их истории и классификации. Ко второй – работы, посвященные истории университетов, т.к. зачастую история БП рассматривалась в русле общеуниверситетской истории; к третьей – исследования, прямо относящиеся к истории БП при Санкт-Петербургском университете (далее - СПУ). Рассмотрим каждую из групп.
Стоит заметить, что тема учебных заведений «особого типа» до сих пор полностью не раскрыта, несмотря на то, что первые работы об этом написаны еще в XIX в. Так, еще в 1869 г. была опубликована единственная в своем роде работа «Благородный пансион Императорского Царскосельского лицея 1814-1829 гг» . Ее автор – Николай Сергеевич Голицын – военный историк, выпускник БП ЦЛ. Работа носит описательный характер, в частности автором приводятся характеристики всех 11 выпусков БП ЦС. Кроме того, Голицын приводит интересные зарисовки из повседневной жизни воспитанников.
Начало XX в. было отмечено рядом юбилеев государственных учреждений, в том числе Министерства народного просвещения, которому посвящался труд С.В. Рождественского . Излагая историю создания системы народного просвещения, автор упоминает и о спорах, возникавших вокруг высшей школы. В частности, о том, что в 1810-х гг. бытовали мнения, о том, что в сословной России университет – вещь непригодная, его должны заменить учебные заведения «особого типа» или «гимназии высших наук», соединяющие в своей программе гимназический и университетские курсы и принимающие в число своих воспитанников исключительно выходцев из благородного сословия. Пожалуй, эту дискуссию можно считать первой попыткой определения места учебных заведений «особого типа» в системе учебных заведений Российской империи.
Монография Д.Ф. Кобеко «Императорский Царскосельский лицей. Наставники и питомцы 1811-1843 гг.» также была приурочена к столетию открытия лицея и носила описательный характер, однако, последующие исследователи будут опираться на фактологическую канву Кобеко.
В советской историографии тема учебных заведений «особого типа» не поднималась. Новый всплеск интереса к ней пришелся на 1990-е гг. В 1995 г. А.Д. Егоровым издается серия «Лицеи России. Опыт исторической хронологии». Как пишет автор, им «предпринята попытка дать развернутые материалы по учебной и организационной стороне жизни лицеев России (до 1918 г.) – учебных заведений отличных от массовой школы империи». Каждая из пяти книг охватывает деятельность одного из лицеев, на основе распоряжений и постановлений министерства народного просвещения, переписки официальных лиц, учебных планов и штатов, расписания занятий, распорядка дня, внутренних правил и инструкций. Книга «Императорский Александровский (бывший Царскосельский) лицей» представляет для нас наибольший интерес, т.к. здесь наряду с описанием жизни самого Лицея изложена история его Благородного пансиона, также мало изученного.
В 2006 г. вышла первая монография, целиком посвященная истории Московского университетского пансиона, который был основан еще в конце XVIII века . В книге детально описывается история его организации, трансформация в XIX веке, восстановления после Отечественной войны 1812 г. и т.д. Опираясь на богатый архивный материал и большое количество источников личного происхождения, которые в большинстве своем состоят из дневников и мемуаров воспитанников, авторы воссоздают картины административной и повседневной жизни пансиона. Что касается взаимоотношений с университетом, то Московский университетский Благородный пансион (далее - БП МУ) с самого начала «в силу девятой статьи университетского устава», входил в состав университета, а потому «сие воспитательно-учебное заведение, находясь в зависимости от попечителя и ректора», было подчинено распоряжениям университетского Совета и Правления. Таким образом, БП МУ подчинялся ректору и Совету, с одной стороны, а «для наблюдения порядка в учении, поведении и содержании пансионеров, и вообще для сохранения благоустройства» - назначенному от университета профессору и инспектору. Однако, БП МУ обладал финансовой независимостью и содержался исключительно на свои средства. В целом, труд В.В. Понмаревой и Л.Б. Хорошиловой представляет образец университетских историописаний как "договорных" текстов, написана в панегирическом духе, авторы идеализируют деятельность А.А. Прокоповича-Антонского, бывшего инспектором пансиона, а впоследствии его директором.
В настоящее время тему учебных заведений «особого типа» разрабатывает московская исследовательница Ю.А. Диссон. В 2007 г. она опубликовала статью ««Благородная альтернатива» российским университетам: лицеи и университетские пансионы в России (конец XVIII - первая треть XIX вв.)» , где выстраивает иерархию этих учебных заведений, в которой главным классифицирующим признаком является максимально возможный ранг в службе, присваиваемый их выпускникам. Так, самым элитным и привилегированным называется Царскосельский лицей (максимальный IX класс), за ним следуют столичные университетские пансионы (максимальный X класс), далее – Демидовское высших наук училище в Ярославле и гимназия Высших наук князя Безбородко в Нежине. Последние, как и университеты до 1822 г. давали право на чины не выше XII класса. Завершал иерархию Кременецкий лицей.
В 2008 г. Ю.А. Диссон защитила диссертацию «Лицеи и благородные пансионы в системе народного просвещения России в первой трети XIX века», в которой на основе накопленного материала по истории учебных заведений «особого типа» представила свое видение проблемы. По сути, исследовательница сближает университетские пансионы с лицеями, отрывая их от университетов, с которыми они имели общий кадровый состав преподавателей, а также были связаны административно. Эта позиция представляется нам уязвимой. На основе доступного материала исследовательница делает вывод о том, что цель главная цель подобных учебных заведений – воспитать государственных чиновников, – была выполнена.
Ко второй группе исследований нами отнесены работы по университетской истории. Разумеется, мы не ставим своей целью охарактеризовать всю историографию, касающуюся истории университета. В фокусе нашего внимания лишь те работы, в которых так или иначе затрагивается тема БП. Изучением истории столичного университета занималось не одно поколение историков. Один из первых историографов С.-Петербургского университета П.А. Плетнев рассматривал его историю в первое двадцатипятилетние, представив первое документированное описание событий жизни университета. Характерно, что Плетнев практически не уделяет внимания БП, упоминая о нем лишь дважды: описывая события 1821 года, и переезд университета в здание пансиона в 1823 году.
По поручению попечителя С.-Петербургского учебного округа М.Н. Мусина-Пушкина директором Санкт-Петербургских училищ А.С. Вороновым составляется «Историко-статистическое обозрение учебных заведений Санкт-Петербургского учебного округа с 1715 по 1829 гг. включительно». В обозрении присутствует описание методов преподавания, учебных пособий, системы подготовки учителей. Для нас наибольшую ценность представляют приложения, в которых содержатся списки воспитанников БП.
В. В. Григорьев создал еще один фундаментальный юбилейный труд «Императорский Санкт-Петербургский университет в течение первых 50 лет его существования». Но и он ограничился лишь упоминанием о пансионе, не исследуя ни его фактической истории, ни характера связи с университетом, а до этого с Главным педагогическим институтом.
В начале XX в. выходит работа по истории Санкт-Петербургского университета под редакцией профессора С.В. Рождественского «Санкт-Петербургский университет в первое столетие его деятельности. 1819-1919. Материалы по истории Санкт-Петербургского университета». Авторы-составители этого фундаментального труда отобрали и прокомментировали большое количество архивных материалов, детально воссоздав жизнь университета в 1819 - 1835 гг. В издании 1919 г. впервые публикуются материалы, связанные с историей БП, например, донесение директора университета Д.А. Кавелина попечителю С.С. Уварову от 20 января 1821 г. о произошедших в пансионе беспорядках, предписание министра попечителю от 7 февраля 1821 г. по поводу этих беспорядков. Кроме того, представлены различные хозяйственные документы пансиона: ведомость о состоянии БП за 1824 год, примерный штат БП, смета расходов по БП и пр.
В 2014 г. вышла монография Е.Н. Азизовой «Общественно-политическая деятельность Д.П. Рунича» . Основываясь на различного рода источниках, автор пытается опровергнуть устоявшееся в историографии мнение, что Рунич – гонитель науки и обскурант. По ее мнению, Д.П. Рунич – консервативный реформатор системы народного просвещения первой трети XIX в. Для нас важно, что автор рассматривает деятельность Рунича не только в университете, но и в БП: охарактеризована его роль в «подавлении» беспорядков 1821 г., в реформе административного управления Пансионом 1823 г. В целом, исследование Е.Н. Азизовой позволяет заполнить имеющиеся лакуны в изучении взаимодействия БП и университета.
Годом ранее Т.В. Костина опубликовала статью о предтече С.-Петербургского университета – Академическом университете и гимназии. В центре внимания автора – локации учебных заведений Академии наук в XVIII в. и повседневная жизнь академической гимназии.
Московские исследователи преуспели в изучении БП МУ. Так, А.Ю. Андреев, описывая положение Московского университета в начале XIX в., уделяет внимание и его Благородному пансиону, который на рубеже веков пользовался большим успехом у дворянства, нежели университет.
И.П. Кулакова в монографии, посвященной Московскому университету в XVIII в., в отдельной главе рассматривает университетский пансион. Исследовательница уделяет пристальное внимание созданию пансиона, его хозяйственной жизни: первоначальному размещению, постройке собственного дома на месте бывшей Межевой канцелярии. Для наглядности автор приводит чертежи и планы зданий.
Третья группа интересующих нас исследований, – труды, относящиеся непосредственно к истории БП СПУ. К сожалению, невозможно найти ни одной, работы специально посвященной БП. В 1880 г. появляется работа Д.С. Соловьева «Первое пятидесятилетие петербургской гимназии», в которой есть раздел, кратко освещающий историю БП ГПИ с момента создания и до преобразования в гимназию в 1830 г. Соловьев представляет биографии преподавателей, а также пофамильные списки поступавших в пансион с 1817 по 1830 гг. Однако, главной ценностью данной работы является то, что она охватывает весь период деятельности БП, тем самым являя собой единственное исследование, касающееся непосредственно его истории. Главным же недостатком монографии является то, что, будучи написанной еще XIX в., этот труд использует старые обозначение архивных фондов, содержащих важные материалы по истории пансиона, которые ныне невозможно атрибутировать.
На сайте Лермонтовской библиотеки размещена статья сотрудника ЦГИА СПб Н.В. Колышницыной «Благородный пансион при Санкт-Петербургском университете: воспитатели и воспитанники». Автор, используя большое количество различных источников, в том числе архивных, воссоздает деятельность БП с момента открытия до 1821 года.
В 2007 г. Ю.А. Ендольцев опубликовал статью «Благородный пансион при Санкт-Петербургском университете». В фокусе внимания исследователя постройки, в которых размещался БП за всю историю своего существования.
Интерес к Благородным пансионам и, в частности, Петербургскому обуславливается интересом к биографии знаменитых воспитанников. Так, еще в 1987 г. Е.М. Косачевская публикует книгу о Н.А. Маркевиче – историке, этнографе, фольклористе, воспитаннике БП 1817-1820 гг. В главе «Университетский пансион» историк представляет повседневную жизнь воспитанников. Опираясь на ранее не опубликованные воспоминания Маркевича, Е.М. Косачевская представляет яркие портреты товарищей Маркевича, а также некоторых преподавателей БП. С.В Фролов в своей статье, посвященной композитору Михаилу Глинке, также описывает его обучение в БП, опираясь на уже упомянутую работу Д.Н Соловьева и «Записки» самого М. Глинки. Встречаются похожие работы и по Московскому пансиону .
Целью выпускной квалификационной работы является историческая реконструкция малоизученной деятельности БП при ГПИ и С.-Петербургском университете. Ее достижению подчинены следующие задачи:
1. рассмотреть причины учреждения БП при ГПИ в контексте просветительских стратегий правительства и причины его закрытия;
2. определить место БП в иерархии учебных заведений «особого типа»;
3. охарактеризовать особенности учебной повседневности БП в сравнении с учебными планами близких учебных заведений;
4. исследовать состав преподавателей БП, создать собирательный образ преподавателя учебного заведения «особого типа» первой трети XIX века;
5. рассмотреть внеучебную повседневность: характер взаимоотношений внутри пансионного пространства между воспитанниками и преподавателями, в самой преподавательской среде;
6. определить характер организационных, хозяйственно-экономических, социальных и педагогических связей БП с ГПИ и С.-Петербургским университетом.
Источниковой базой исследования являются опубликованные и неопубликованные источники. Опубликованные источники в первую очередь представлены университетским законодательством. Историк права Н.Н. Зипунникова все университетское законодательство делит на две группы: акты, получившие высочайшее утверждение монархом (постановления), и акты, изданные по линии Министерства народного просвещения (распоряжения). Университетское законодательство инкорпорировалось в общую законодательную систему во второй половине XIX в. в виде «Сборников постановлений по Министерству народного просвещения» и «Сборников распоряжений по Министерству народного просвещения», содержащих в себе нормативные акты, регламентирующие деятельность как всего министерства, так и отдельных подведомственных ему образовательных учреждений, в том числе БП СПУ. Эти нормативно-правовые акты отчасти позволяют заполнить лакуны в истории БП, представив, как должна была быть организована его деятельность.
Также опубликованы некоторые источники личного происхождения – воспоминания и записки пансионеров и преподавателей. Работа с такими источниками важна для воссоздания повседневной стороны жизни, для «одушевления» образов учителей и пансионеров, из них можно почерпнуть мнения современников и участников событий пансионной жизни. Так, в 1892 г. в «Русской старине» опубликована «Автобиографическая записка» Якова Васильевича Толмачева – профессора Санкт-Петербургского университета, одновременно преподававшего и в БП . «Записка» Толмачева интересна прежде всего тем, что представляет собой единственный выявленный нами, источник личного происхождения, созданный преподавателем БП, который содержит сведения, касающиеся взаимоотношений внутри профессорско-преподавательского состава, так и между преподавателями и властью. К блоку пансионерских воспоминаний отнесем «Записки» Михаила Глинки и «Литературные воспоминания» Ивана Панаева. «Записки» М. И. Глинки были написаны в 1854 г. по просьбе его сестры Л.И. Шестаковой. Хронологический охват событий с 20 мая 1804 до 1854 г. Обучение в БП выделено мемуаристом в отдельную главу (Период 4. От поездки в Санкт-Петербург до выпуска из БП 1817-1822 гг.), исходя из этого, можно предположить, что М.И. Глинка считал обучение в БП важной вехой в своей жизни. Для нас «Записки» являются важным источником, т.к. описывают события первых лет существования БП, о которых мы располагаем чрезвычайно скупой информацией. Если сравнить воспоминания двух пансионеров и товарищей: Михаила Глинки и Николая Маркевича, то следует отметить, что «Записки» Глинки изначально предназначались для публикации и писались через много лет после окончания БП, из-за чего мемуарист сглаживает многие острые моменты или же и вовсе о них не упоминает. Больше внимания уделяется описанию товарищества и полюбившихся преподавателей. «Воспоминания» Н. Маркевича и по сей день остаются неопубликованными. Сам Маркевич сообщает о том, что писал их для себя, и на основании «Записок», которые вел всю жизнь. Не случайно его «Воспоминания» значительно подробнее, характеристики ярче. При этом автор (не исключено, что намеренно) заостряет свое внимание на конфликтах внутри пансиона, представляет «живое», безкупюрное описание взаимоотношений как между пансионерами, так и между пансионерами и преподавателями.
В «Литературных воспоминаниях» И.И. Панаева также отдельная главка посвящена обучению в БП в последние годы его существования. Важной особенностью этого источника (что явствует и из названия) является то, что по жанру он приближается к художественной литературе. Для автора, бесспорно отмеченного литературным дарованием, важнее выстроить художественную композицию, нежели соблюсти историческую достоверность.
Современники живо откликались на события, происходящие как в БП так и в университете. Изучение их воспоминаний, думается, будет полезно для иллюстрации отношения петербургского общества к учебным заведениям.
Выпускная квалификационная работа написана на основе большого количества архивных материалов, которые были извлечены из фондов Центрального государственного исторического архива Санкт-Петербурга (далее – ЦГИА СПб) и фондов рукописного отдела Института Русской Литературы Российской Академии наук (далее – ИРЛИ РАН).
Документы ЦГИА СПб, относящиеся к истории БП, крайне разрознены, они отложились не только в одноименном фонде № 67 (Благородный пансион при Санкт-Петербургском университете), но также встречаются в ф. 13 (Санкт-Петербургский Главный педагогический институт), ф. 14 (Императорский Петроградский университет), ф. 139 (Канцелярия попечителя Санкт-Петербургского учебного округа), ф. 114 (Первая Петроградская мужская гимназия) .
На основании использованных нами дел можно заключить, что, во-первых, архивные дела оказались распределены по фондам довольно произвольно, что, по-видимому, является следствием особенностей сохранения и упорядочения архива БП, скорее всего, составлявшего часть общеуниверситетского архива. В самих фондах материал разрозненный, встречаются неатрибутированные дела, в плохом физическом состоянии: присутствуют следы горения, плесень, вырезанные листы. Некоторые дела по БП, напротив, сшиты вместе с делами университета. Лучшей сохранностью отличаются те дела, которые попали в фонды университета или канцелярии попечителя, многие из них микрофильмированы.
В связи с этим уместно высказать некоторые наблюдения о сохранности документов. Рассматривая в хронологическом порядке выявленные нами в указанных фондах дела, можно заметить, что большая их часть датирована 1822-1824 гг., 1827 и 1830 гг. Особенно «богат» на документы 1822 год. Это показывают не только результаты нашей выборки, но соотнесение их с описью ф. 67 (БП при Санкт-Петербургском университете) ЦГИА СПб. Материалы с этой датировкой отложись сразу в трех фондах (67, 14, 139), и они освещают разные стороны жизни БП: взаимоотношения с властью , хозяйственную сторону жизни (дают представления о строениях БП) , дают информацию о его штате. Так же разнообразна имеющая отношение к истории БП наша выборка дел за 1823 – 1824 гг. из ф. 139 (Канцелярия попечителя Санкт-Петербургского учебного округа) и ф. 14 (Императорский Петроградский университет). Дела иллюстрируют, какие мероприятия были проведены после провозглашения реформ Петербургского учебного округа Д.П. Руничем , также раскрывают изменения в хозяйственной жизни БП . Также хорошо сохранились комплексы разнообразных документов по пансиону за 1827 и 1830 гг. Документы за 1827 год не только предоставляют богатый материал для анализа ротации кадров среди администрации и преподавателей пансиона, их повседневности, но позволяют раскрыть тему «маленьких людей» БП. Анализируя дела за 1830 год, последний год существования БП, можно предположить, что эта часть архива была приведена в порядок в перспективе преобразования БП в Первую гимназию . Отдельные разрозненные дела, отражающие разные стороны хозяйственной повседневности, встречаются за 1828, 1829 годы.
Удалось выявить лишь незначительное количество дел, относящихся в первым годам существования БП. Самое раннее из них относится к 1818 г., содержит в себе протокол заседания Конференции ГПИ, на которой проводилось публичное испытание учителя Ивана Пеннинского. Большее количество дел относится ко времени после 1821 года. Анализ описи ф. 67, позволяет предположить, что либо документы до 1821 года не откладывались в этом фонде и хранятся в составе дел других фондов имеющих отношение к университету (их пока не удалось выявить), либо были утрачены, возможно, сразу после преобразования пансиона в гимназию. В пользу нашего предположения говорит и тот факт, что Д.Н. Соловьев – автор первой работы по истории БП, сетовал на то, что материала недостаточно, хотя книга писалась еще в XIX веке, и для автора были открыты архивы.
Восполнить лакуну в истории первых лет существования БП позволяют документы из личного архива его воспитанника Николая Андреевича Маркевича. Фонд Маркевича представлен 83 единицами хранения, хронологический охват 1804 – 1850-е гг. Для нас наиболее ценным источником является «Журнал, записки и воспоминания 1817-1820 гг.» т.к. этот источник охватывает период обучения Маркевича в БП. Это не мемуары в собственом смысле, а лишь наброски к воспоминаниям, которые автор рассчитывал написать впоследствии. Поэтому в «Записках» Маркевич лишь кратко описывает то, что происходило с ним в период с 1817 по 1820 г. Информация расположена в хронологическом порядке: открывается упоминанием о БП, далее идут записи за 1818, 1819, 1820 гг. Однако, кроме хронологического принципа изложения Маркевич использует и тематический. Так, имеются интересные рубрики: «дамы, с которыми я был знаком или знаком ныне», «мужчины, с которыми я был знаком или знаком ныне», среди «товарищей и начальников по учебным заведениям» Маркевич упоминает инспектора А.А Линдквиста, подинспектора А.М Пушкина, гувернеров, учителей, профессоров и товарищей по пансиону. Стоит отметить скрупулёзность мемуариста, которую он объяснял так: «Приученный с детства писать ежедневные записки о том, что случилось с нами и вокруг нас,… я уже в Петербурге отмечал все, что интересовало меня». Впоследствии, эти «Записки» станут основой для написания воспоминаний. В архиве Маркевича в качестве основы для воспоминаний сохранились и «Материалы к запискам» - комплекс наглядных приложений, состоящих из различных документов: подорожных, счетов, визитных карточек, планов квартир и домов, завещания, дарственной). Среди этого массива разнородных документов сохранилось «Положение для Благородного пансиона при Главном Педагогическом институте», представляющее собой типографски изданную брошюру, в кратким описанием цели и задач БП, учебной программы, стоимости обучения. Можно предположить, что такие брошюры выдавались всем пансионерам или их родителям при поступлении . В том же деле на листах 20-23 напечатано «Описание торжественного открытия БП при ГПИ в день 1 сентября 1817 года». Кроме того, того в архиве Маркевича сохранился план пансионерского дома 1819 г. и «Ведомость об успехах и поведении пансионера 3 класса Николая Маркевича за август и сентябрь 1819 г.». Поскольку учебных планов БП не сохранилось, «Ведомость» Н. Маркевича является единственным источником, опираясь на который возможно реконструировать хотя бы небольшую часть учебного процесса.
Таким образом, используя все эти разнородные источники, нам представляется возможным осветить некоторые стороны жизни БП.

Купить