ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ 3
ОСНОВНЫЕ НАУЧНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ
ВЫНОСИМЫЕ НА ЗАЩИТУ 16
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ 18
Заключение 32
ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ 33
Актуальность исследования советского нонконформизма 1960-70-х годов обусловлена необходимостью уточнить семантику культурного феномена нонконформизма, утратившего однозначные ценностные основания в условиях аксиологического многообразия современной культуры; возможностью, проанализировав модель поведения советских нонконформистов, осмыслить универсальные законы идентификационных процессов, определяющих индивидуальный или коллективный выбор личности или сообщества в пользу социальной ответственности; потребностью учитывать советский опыт взаимодействия власти и общества для прогноза перспектив и возможных рисков социокультурного развития современности.
Степень научной разработанности темы
Феномен советского нонконформизма привлек внимание зарубежных исследователей раньше отечественных коллег, в 1960-70-е годы. Парадигму исследований задавали преимущественно политологи и советологи1. Работы представителей «тоталитарной школы» (Х. Арендт, З. Бжезинского, Б. Вольфа и др.) базировались на утверждении, что в тоталитарных режимах каждый человек, будучи морально независимой личностью, угнетен властью. «Истинная» природа человека реализуется в нонконформистском поведении, бунте против государственного давления.
Представители ревизионистской школы (С. Коэн, Ш. Фитцпатрик, Дж. А. Гетти, Л. Виола и др.) разрушили представление о советском человеке как жертве режима. По мнению ученых, личность в тоталитарном государстве сохраняет автономность и самостоятельно избирает стратегию социализации: например, «двоемыслие» в официальной и частной сферах позволяло советскому человеку адаптироваться к политическому режиму2. Хронологические рамки, выбранные исследователями - 1930-е годы, исключали научный анализ нонконформизма как общественного явления. Но некоторые наблюдения ученых имели методологическое значение3: анализ дискурсивных практик выступал средством реконструкции самосознания определенной группы населения.
Изучение нонконформизма в нашей стране началось со второй половины 1980-90-х годов. Открытие архивных материалов, издание эго-текстов участников диссидентского движения дали обширный эмпирический материал для исследований. В историографии появился ряд основательных трудов, подробно осветивших характер противостояния инакомыслящей интеллигенции и власти (Л. М. Алексеева, А. Б. Безбородов, А. А. Данилов, Ю. Ф. Лукин и др.)4. Однако научный дискурс тех лет представлял собой парафраз советской историографии революционного движения в России, что проявилось в недостаточном критицизме при анализе специфики диссидентского дискурса, способов интерпретации политической истории страны и типов самооценок членов сообщества. Исходная позиция суживала исследовательские задачи, определяла тенденциозность научных выводов.
Преодолев «диссидентоцентризм» 1990-х годов, научное сознание сформировало глубокое понимание эпохи 1960-70-х годов как общественно-исторического явления: выявлены механизмы взаимодействия руководства страны и общества, осмыслена логика функционирования политической цензуры, прослежено становление нонконформизма как общественного феномена, охарактеризованы взаимоотношения интеллигенции и власти, дана классификация движения протеста, указаны мировоззренческие основания различных оппозиционных течений5.
При этом гуманитарии продолжают искать новые парадигмы исследований. Одно из них - изучение культурно-антропологического типа «советского человека», его способов самооценок, социальных и культурных практик, поведенческих реакций, вариантов нарратива. Это направление разрабатывается как зарубежными, так и отечественными гуманитариями.
В новейшей западной историографии реализуется концепция «советской субъективности» (Й. Хелльбек, И. Халфин, Дж. Фюст и др.) Субъективность трактуется Й. Хельбеком как способность личности «мыслить и действовать, вытекающая из согласованного и целостного ощущения себя»6. Ее предложено анализировать через языковые практики власти, по мнению историков массово усвоенные советскими людьми и определившие их способы самооценок и созидания собственной личности. Отечественные исследователи «советской субъективности» О. В. Хархордин7 и А. В. Юрчак8 используют методологию западных коллег: изучают дискурсивные практики власти и их влияние на формирование личности.
Исследователи «советской субъективности» не искали возможной ориентации советского человека на иные, помимо официальных, дискурсивные практики и культурные традиции, вероятно считая оппозиционный способ самоидентификации непоказательным для выявления типологии сознания. Непрояснённость культурных альтернатив «советскости» предполагает дополнительные исследования, в частности, требует выявления специфики самосознания и поведенческих практик нонконформистов...
А. Солженицын в книге «Бодался теленок с дубом» зафиксировал типологию, артикулировал коллективные ценности в универсальных приемах нарратива, придал жанру
автобиографии оппозиционера концептуальную завершенность: в сюжет заложена история противостояния героя государству; диалектика характера заменена декларацией оппозиционности режиму; произведена селекция фактов, отредактирована биографии, использованы мифопоэтические приемы - сюжет мифа творения, автомифологизация, демонизировано государство. Мифологический код позволил автору героизировать жизненный путь «борца с режимом», трактовать борьбу личности за социально-исторический прогресс как вневременную ценность.
Солженицын создал полижанровую модель (агиография, роман-воспитание и др.), соответствующую дискурсу классика русской литературы. Такая самопрезентация должна была способствовать замене ценностной иерархии в сознании читателя: поставить на верхнюю ступень литературного изгоя, вытесненного властью на обочину художественного процесса, но сохранившего не только мастерство, но и верность культурным традициям.
Авторские стратеги и тип нарратива Солженицына были воспроизведены другими авторами: Л. Чуковская «Процесс исключения», А. Амальрик «Нежеланное путешествие в Сибирь», П. Григоренко «В подполье можно встретить только крыс...», В. Буковский «И возвращается ветер.», Ю. Орлов «Опасные мысли» и др. Способ самоидентификации, зафиксированный в автобиографиях, приобрел статус нормы. Тиражирование нормативной жанровой модели способствовало сплочению сообщества, укрепляло внутригрупповые связи.
Чаще всего автобиографии выходили на Западе, что определяло адаптивную стратегию, соответствующую задаче автора социализироваться в новом социокультурном пространстве, не утратив личную идентичность в условиях частичной изоляции от своей референтной группы.
Способы реализации адаптивной стратегии рассмотрены на примере книги Буковского «И возвращается ветер.». Автор ориентировался на зарубежного читателя и избрал авантюрноприключенческий тип нарративизации советской жизни. Апробированные нонконформистами приемы нарратива (мифологизация советской действительности, героизация сопротивления режиму, вольная интерпретация фактов при декларации документальности прозы) дополнены новыми: отчужденное сознание диссидента создало квазиисторию советской страны, для изложения которой оказалась органична поэтика анекдота, фельетона, сатиры. В использованном автором для самоидентификации мифологическом образе культурного героя акцентированы свойства трикстера, способного тактически переиграть враждебное государство.
Таким образом, динамика личностной идентичности, зафиксированной в эго-текстах «шестидесятников» и диссидентов, демонстрирует углубляющееся отчуждение членов сообщества от власти и общества. Специфика диссидентского дискурса (представительство автора от лица всего сообщества, однотипность осмысления современной реальности, ограниченность тем и мотивов, обращение к определенному набору поэтических приемов, ориентация на «своего» читателя) являлась результатом вынужденного социального обособления сообщества и имела следствием истощение тезауруса.
В параграфе 3.3 «Стратегия защиты в книгах-отчетах о судах над диссидентами» автор выявляет характер коллективной идентичности нонконформистов. Материалом выступили запись суда над Бродским Ф. Вигдоровой, «Белая книга о деле Синявского и Даниэля» А. Гинзбурга, «Полдень: Дело о демонстрации на Красной площади 25 августа 1968 года» Н. Горбаневской. Анализ текстов позволяет оценить динамику коллективного самосознания, обнаружить единство способов интерпретации судебных процессов разными авторами, выявить трансформацию основных приемов нарратива.
Социальная ориентированность писательской практики диссидентов определила использование в качестве контрпропаганды жанра судебной хроники. Конкурентная стратегия, обусловленная необходимостью представить контраргументы в информационном противостоянии, сочеталась в данном случае со стратегией защиты. Автор стремился склонить общественность в пользу осужденных, выявить нравственную и правовую несостоятельность обвинений. Решение этих практических задач предполагало апелляцию не только к власти, но и к отечественной и зарубежной общественности как субъекту диалога с государством.
Поиск наиболее эффективных способов воздействия на читателей и оптимального типа нарратива определил мобильность жанровой формы: от записи судебного процесса, сохранившей жанровые свойства хроники (Вигдорова), авторы (Гинзбург, Горбаневская) пришли к книге-отчету с максимально полным изложением предыстории, хода следствия, материалов суда, кампании в отечественной и зарубежной прессе, писем общественности с голосами поддержки и осуждения обвиненных. Единой для авторов была ориентация на фактографическую точность: читатель должен был воспринимать текст как объективную информацию, лишенную идеологической ангажированности официальных изданий. Эта цель была достигнута: референтная группа воспринимала отчеты о судах, изданные самиздатом, как стенограммы процессов.
При этом авторы всякий раз находили различные способы для моделирования читательского восприятия. Ф. Вигдорова осмыслила суд над Бродским в романтических коннотациях: как столкновение поэта и власти, поэта и толпы. А. Гинзбург, используя жанр Белой книги, придал уголовному процессу над Синявским и Даниэлем социально-политическое звучание. Н. Горбаневская в книге «Полдень» отразила переживания краха «пражской весны» как личной и коллективной трагедии нонконформистов.
Авторы добивались внелитературного эффекта - мобилизовывали современников к защите оппозиционеров. Тип нарратива текстов свидетельствует о различной авторской позиции: Вигдорова призывала власть к диалогу с обществом. Гинзбург стимулировал возмущение читателей действиями властей. Горбаневская занимала непримиримую позицию, свойственную диссидентскому сообществу. Авторская стратегия книг-отчетов свидетельствует о динамике самосознания от диалогической позиции, свойственной «шестидесятникам», к монологической, типичной для диссидентов.
В Заключении подводятся итоги диссертационного исследования, формулируются основные выводы, определяются перспективы изучения советского нонконформизма, требующие культурологического подхода...
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
