ЖИЗНЕННЫЕ МИРЫ СОВЕТСКИХ ИНЖЕНЕРОВ В 1930-ЫЕ ГГ. (ПО МАТЕРИАЛАМ ОБОРОННЫХ ЗАВОДОВ ЗАПАДНОГО УРАЛА)
|
Введение 3
Глава I. Конструирование жизненного мира советских инженеров
эпохи индустриализации 20
1.1. Концепция жизненного мира в исторической
реконструкции культуры советских инженеров:
эвристические возможности 21
1.2. Социальная генеалогия советских инженеров:
формирование повседневности 32
1.3. Презентация образа инженеров в советской литературе 51
Глава II. Структура жизненного мира советских инженеров 63
2.1. Завод в жизненном мире советских инженеров 63
2.2. Деньги и вещи в жизненном мире советских инженеров 82
Глава III. Жизненные пути советских инженеров: биографический аспект 105
3.1. Казус С.П. Мартыненко 109
3.2. Казус Б.А. Бергера 122
3.3. Казус А.Г. Баранова 139
Заключение 153
Литература и источники 156
Приложения
Глава I. Конструирование жизненного мира советских инженеров
эпохи индустриализации 20
1.1. Концепция жизненного мира в исторической
реконструкции культуры советских инженеров:
эвристические возможности 21
1.2. Социальная генеалогия советских инженеров:
формирование повседневности 32
1.3. Презентация образа инженеров в советской литературе 51
Глава II. Структура жизненного мира советских инженеров 63
2.1. Завод в жизненном мире советских инженеров 63
2.2. Деньги и вещи в жизненном мире советских инженеров 82
Глава III. Жизненные пути советских инженеров: биографический аспект 105
3.1. Казус С.П. Мартыненко 109
3.2. Казус Б.А. Бергера 122
3.3. Казус А.Г. Баранова 139
Заключение 153
Литература и источники 156
Приложения
Актуальность исследования. Советское общество в сталинский период, несмотря на всю свою противоречивость, являлось обществом modernity. Главным содержанием эпохи были явления и процессы, обусловленные форсированной индустриализацией, характер и облик которой задавал тон всему предвоенному десятилетию. В среде участников индустриализации значительную роль играли советские инженеры, пришедшие на смену старой технической интеллигенции. В современной историографии сложилась определенная традиция изучения этой социальной группы. Инженеров исследовали в контексте социально-экономических макропроцессов либо систем. Их описывали языком концепций модернизации, формационного перехода и, преимущественно в институциональном ключе.
Современное гуманитарное знание позволяет сместить фокус исследования на их личностные характеристики, проявления субъектности во всем многообразии практик советского человека. Эти практики были не только продуктом коллективного и заданного опыта, но и индивидуальной биографии, самоконструирования собственного «Я», сложного процесса рецепции прошлых культур в ситуации творения нового социального мира.
Перемещение исследовательского фокуса предполагает выбор соответствующей объяснительной концепции. В данном случае - концепции повседневности и микроисторического подхода с присущим ему инструментарием: скрупулезный поиск и «разглядывании под микроскопом» отдельных деталей и мелочей, обнаружение автоматизмов мысли и действия, проявления рефлексии и эмоций, вместе образующих уникальный жизненный мир человека. Эвристические возможности подобного подхода позволяют увидеть субъективную сторону исторического процесса, придать процессу индустриализации человеческое измерение, показать богатую палитру практик и ментальных особенностей, формировавших социокультурный контекст советской действительности.
Актуальность исследования жизненного мира советских инженеров эпохи индустриализации обусловлена, прежде всего, антропологическим поворотом в современном гуманитарном знании, что предполагает взгляд на историю культуры глазами ее творцов, «разносчиков», свидетелей, потребителей.
В диссертационном исследовании речь пойдет об инженерах первого советского поколения. Вместе с другими участниками большого социалистического проекта - «ответственными работниками», совслужащими, рабочими, колхозниками, т.н. «уголовным элементом» и лагерным населением, они строили «дивный новый мир» (О. Хаксли) с особой системой ценностей, причудливым набором норм и правил, с разветвленной системой символов и множеством практик.
Категориально-понятийный аппарат концепции повседневности далеко не в полной мере адаптирован для нужд исторических исследований советской эпохи. Поэтому диссертационное исследование жизненного мира советских инженеров может явиться продуктивным экспериментом, который может быть не бесполезным для дальнейших научных изысканий в области советской истории.
Степень разработанности проблемы в исторической литературе. Тема становления советского инженерного корпуса в годы первых пятилеток уже несколько десятилетий разрабатывается отечественной и зарубежной исторической наукой. Особенностью исследовательских подходов к этой теме можно считать сильное воздействие социологического знания на изучение исторических сюжетов. Научный интерес представляет изучение не только структуры советского общества как целого социального организма, конструируемого в контексте экономической модернизации 1930-х гг., но и социальные позиции технической интеллигенции в этой структуре.
Исследования советских историков проводились под мощным воздействием идеологических формулировок, вошедших в политическую культуру советских граждан в 1930-е гг. В период сталинской индустриализации властный дискурс определял легитимный образ стратификации общества. Социальные итоги экономического развития страны в период первых пятилеток были подведены Сталиным в докладе на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов 25 ноября 1936 г. Им были названы изменения классовой структуры, связанные с исчезновением «эксплуататорских» классов «помещиков», «капиталистов», «кулаков», «купцов и спекулянтов» . Основными структурными компонентами нового общества были признаны рабочий класс, колхозное крестьянство и интеллигенция, равноправно участвующие в строительстве «нового, бесклассового социалистического общества». С точки зрения власти в лице Сталина, достижением социальной динамики было перерождение «старой заскорузлой» интеллигенции в новую «трудовую», включающую научно-технических работников, «работников культурного фронта» и «служащих вообще» .
Окончательный вывод о социальном статусе интеллигенции И.В. Сталин объявил весной 1939 г. в докладе ЦК на XVIII съезде ВКП(б). Он объявил интеллигенцию важной социальной группой в структуре советского общества, и осудил недоверчивое и презрительное отношение к ней. Власть в лице секретаря ЦК охарактеризовала советскую интеллигенцию «народной, социалистической», отличной своим генезисом, составом и «физиономией» от старой, буржуазной интеллигенции: «К старой, дореволюционной интеллигенции, служившей помещикам и капиталистам, вполне подходила старая теория об интеллигенции, указывающая на необходимость недоверия к ней и борьбы с ней. Теперь эта теория отжила свой век и она уже не подходит к нашей новой, советской интеллигенции. Для новой интеллигенции нужна новая теория, указывающая не необходимость дружеского отношения к ней, заботы о ней, уважения к ней и сотрудничества с ней во имя интересов рабочего класса и крестьянства» . Признание советской интеллигенции значимой социальной группой - социалистической по своей природе и положению в советском обществе, можно расценивать как важный сдвиг в политической культуре руководящей группы. В агитационных брошюрах, изданных после XVIII партийного съезда, этот тезис Сталина был представлен партийной общественности. Со временем эта идея проникла в толщи номенклатуры.
Объектом научных исследований техническая интеллигенция становится в 1960 - 80-е гг. Историографическая традиция этого периода унаследовала официальный подход к интеллигенции, сформулированный еще в 1930-е гг. В литературе 1960-80-х гг. статус «советской народной интеллигенции» был определен следующим образом: «особый социальный слой, для которого высококвалифицированный умственный труд является основным видом профессиональной деятельности и единственным или по крайней мере главным источником существования <...> [Интеллигенция - Ю.К.] сознательно направляет свою профессиональную деятельность на служение коренным интересам рабочего класса, всех трудящихся, руководствуясь при этом идеями марксизма-ленинизма». В этом определении советская интеллигенция уже не обозначается как «прослойка». Она представлена как «социальный слой» - синонимически определению социальной группы с собственной внутренней структурой и профессиональной спецификой.
В советской исторической науке сложилось два основных исследовательских направления (школы): институциональное и социологическое. Ведущее место среди них принадлежит институциональной школе, в рамках которой взгляд историков фокусировался, преимущественно, на активном участии советской технической интеллигенции в индустриальном проекте. Институциональный подход рассматривает народное хозяйство как целостную социальную систему, состоящую из множества институтов с присущими им функциями. Практическая роль технических специалистов в формировании нового общества заключалась в их активном участии в научно-техническом прогрессе. В литературе, посвященной изучению этой темы, особое внимание уделялось следующим вопросам: участию инженеров в разработке технических проектов и в социалистических соревнованиях, роли инженеров в организации труда на производстве. Среди работ, выполненных в этой исследовательской парадигме, следует назвать, прежде всего, труды В.И. Астаховой, В.С. Волкова, С.А. Федюкина. Содержание институционального подхода ярче всего выражено в работе В.И. Астаховой: «Интеллигенция является реальной и значительной общественной силой в любом классовом обществе, поскольку без интеллигенции не может существовать, ни развиваться никакое государство, и ни один общественный класс не способен удержать в своих руках власть, не сформировав своей собственной интеллигенции».
В литературе, представляющей социологический подход, рассматривались вопросы, связанные с генезисом и формированием советской интеллигенции как особого типа, отличного от интеллигенции, существовавшей, как на Западе, так и в дореволюционной России. По мнению В.С. Волкова, «если с узко профессиональной точки зрения она [советская интеллигенция - Ю.К.] не имела коренных отличий от технической интеллигенции царской России и буржуазных стран, то характер применения технических знаний, отношение к своему труду, к рабочим стали качественно новыми» . Сравнивая разные типы интеллигенции, В.С. Волков дал развернутую характеристику социалистической интеллигенции, которая «как социально-исторический тип интеллигенции обладает вполне конкретными чертами (марксистско-ленинское мировоззрение, владение социалистическими методами профессиональной деятельности, пролетарская мораль, а также такие социально-психологические качества, как исторический оптимизм, способность объективно воспринимать явления общественной жизни, ориентация на лучшее качество в окружающих людях и т.д.), можно с научной достоверностью указать хронологические рамки ее формирования: начало - победа Великой Октябрьской социалистической революции, окончание - вторая половина 30-х гг.».
В книге М.Е. Главацкого были названы два этапа формирования социалистической интеллигенции. На первом этапе, с 1917 по 1927 гг., «ведущими путями формирования кадров были выдвижение передовых рабочих на руководящую работу и привлечение к социалистическому строительству старой интеллигенции, получившей подготовку в дореволюционное время», а на втором этапе, с конца 1920-х гг. до середины 1930-х гг., основными источниками рекрутирования технических специалистов были выдвиженчество и система активно развивающегося среднего и высшего образования . В результате, по мнению М.Е. Главацкого, сформировалась новая интеллигенция, которая «по социальным источникам формирования, мировоззрению и характеру деятельности теснейшим образом была связана с трудящимися».
О роли системы образования в процессе создания социалистической интеллигенции в 1930-е гг. писал М.Г. Власов. Он сравнил статистические данные о количестве инженеров в стране в начале первой пятилетки и в конце 1930-х гг. и, в результате, пришел к выводу о колоссальном количественном росте технических специалистов за 10 лет сталинской индустриализации.
Одной из особенностей системы высшего образования в 1930-е гг. была его доступность для выходцев из рабочих масс. Это в совокупности с другими условиями для социального роста способствовало формированию представления о престижности инженерной профессии. По мнению О.В. Крыштановской, «мероприятия Советского государства по созданию собственной «красной» интеллигенции постепенно приводили к нарастанию терпимого отношения к ней <...> Не стоит забывать, что индустриализация экономики, вызвавшая к жизни ряд новых инженерных специальностей, способствовала их романтизации в глазах масс. Стремительное развитие авиационной промышленности сделало легендарной не только фигуру авиатора, но и авиаконструктора». О.В. Крыштановская, соглашаясь с оценкой В.С. Волкова, в своей книге написала, что в период с конца 1920-х - 1930-е гг. была создана особая общественная группа социалистической интеллигенции, в которую были интегрированы «новые инженеры», отличающиеся от «старых не только тем, что не владели тремя иностранными языками и не были обучены бальным танцам. Они составляли профессиональную группу с совершенно новыми чертами социального облика» .
К социологическому направлению в исследовании советской интеллигенции близки работы т.н. «ревизионистской» школы в западной исторической литературе, сложившейся в 1970-е г. По оценке В.И. Меньковского, «в центре внимания историков оказывался более широкий круг вопросов, чем тот, который интересовал сторонников тоталитарной теории. Например, западные исследователи стали уделять серьезное внимание вопросам модернизации Советского Союза» . Речь идет о том, что историки, принадлежащие к этому направлению, использовали исследовательский инструментарий, разработанный для изучения истории Запада к истории СССР, то есть уделяли особое внимание социальной проблематике - статусу тех или иных групп в советском обществе, конфликту интересов, формированию и функционированию современных (модернистских) социальных институтов. Эти идеи «ревизионистов» признаны их противниками. Читаем у Й. Баберовского: «Социализм нисколько не опровергал главную идею модернизма, наоборот, он стремился
к ее подлинному осуществлению». Тема советских инженеров разрабатывается в работах С. Шаттенберг. Она подчеркивает преемственность в культуре инженерного корпуса в досоветское и советское время, указывает на высокий уровень лояльности по отношению к власти у инженеров новой формации. При этом она обращается, прежде всего, к эго-документам, главным образом, к мемуарам инженеров. Одновременно она предъявляет официальный дискурс, касающийся советской инженерии: речи, газетные статьи, очерки. «Автор данной работы также стремится осветить причины, побуждавшие инженеров к активной и пассивной поддержке государства» . Инженеры в изображении С. Шаттенберг, предстают конформистской группой, разделявшей вместе с властью технократические в своей основе идеи примата индустриализма для создания нового общества.
Архивная революция 1990-х гг. оказала, как это ни покажется удивительным, не оказала большого влияния на изучение советского инженерного корпуса. Скорее всего, сыграли свою роль общекультурные причины - конец доминирования индустриализма в современном обществе. Тема инженеров в культурной ситуации консюмеризма стала маргинальной . Социальная проблематика уступила место проблематике политической. Речь идет об изучении репрессивной политики в эпоху индустриализации против старого и нового инженерного корпуса. Изданы документы процессов против старых специалистов - «шахтинское дело»; процесс «Промпартии». Опубликованы воспоминания жертв политических репрессий. Новый импульс получило биографическое направление .
Возвращение к социальной тематике с привлечением новых материалов обнаруживается в исследованиях В.С. Терехова и Е.А. Осокиной . Так В.С. Терехов детально реконструирует условия труда и быта советских инженеров 1930-х гг. на предприятиях тяжелой промышленности Урала, их социальный и политический статус и приходит к выводу: «Если по уровню материальной обеспеченности инженерно-техническая группа немного превосходила представителей других групп населения, то в отношении социально-психологического прессинга со стороны власти и общества была наиболее уязвимой» . Е.А. Осокина отстаивает гипотезу, согласно которой в потреблении различия между рабочими и инженерами были незначительными: «Единственной разницей в рационе инженера и рабочего на Магнитке было то, что инженер получал на обед 300, а рабочий - 200 гр хлеба. Похожая картина существовала и в торговле» . С этой точкой зрения солидарны авторы коллективной монографии, посвященной советской социальной политике . Знакомство с первичными документами не позволяет признать эту гипотезу исчерпывающей. Наряду с процессами социальной эгалитаризации набирал силу и противоположный процесс - ранговой дифференциации, в том числе и в доступе к материальным благам. И этот процесс касался не только верхов рабочего класса - стахановцев, бывших ударниками в потреблении, но и инженерно-технического персонала.
Подведем итоги. В историографии советского общества как отечественной, так и зарубежной наблюдается поворот к изучению социальной истории новой технической интеллигенции: ее культуре - производственной, политической и бытовой, условиям труда и быта, социальному статусу и престижу. Указанная тенденция пробивает себе дорогу и в жизнеописаниях людей, проявивших себя в конструкторском деле, или в техническом администрировании. В исследования вовлекается широкий круг источников, первоначально невостребованных: эго-документы, материалы следственных дел, судебных процессов и пр. Опробуются разнообразные объяснительные концепции - от теории модернизации до теории повседневности. Отмечается вариативность жизненных стратегий участников советской индустриализации. Эти достижения исторического знания позволяют сделать следующий исследовательский шаг: перейти к реконструкции жизненного мира инженерно-технических работников как структурного элемента их повседневности в пространственно-временном континууме.
Объектом изучения являются советские инженеры первого поколения эпохи индустриализации 1930-х гг.
Предмет исследования - жизненные миры инженеров советской формации, проявляющиеся в их речевых, трудовых и потребительских практиках.
Целью исследования реконструкция жизненных миров советских инженеров, выполненная на основе изучения, преимущественно, материалов архивно-следственных дел.
Достижение целей исследования реализуется в решении следующих задач:
1. Выявление эвристического потенциала для исторических исследований теоретической концепции повседневности; уточнение понятийного аппарата исследования советской повседневности.
2. Изучение генеалогической компоненты в формировании жизненного мира советского инженера.
3. Реконструкция эйдоса советского инженера в литературных текстах - партийных и художественных.
4. Рассмотрение структурных элементов жизненного мира
советских инженеров в их взаимодействии.
5. Определение статуса денег и материальных благ в жизненном мире инженеров.
6. Демонстрация индивидуальных жизненных траекторий советских инженеров, принадлежащих к разным социальным группам по происхождению (С.П. Мартыненко, Б.А. Бергер, А.Г. Баранов).
Хронологические рамки диссертации охватывают период с 1929 по 1938 гг.; при реконструкции биографий советских инженеров принимается во внимание и более ранний период их социализации: 1900 - 1920-е гг.
Территориальные рамки исследования - г. Пермь и г. Молотово (Мотовилиха), до ноября 1938 г. административно относящиеся в Свердловскую область.
Методологические основы исследования опираются на две взаимодополняющие теоретические модели: концепцию субъектности в интерпретации Н. Козловой, И. Халфина, О. Хархордина и Й. Хелльбека, а также на концепцию повседневности П. Бергера, Т. Лукмана, А. Казанкова. В соответствии с концепцией субъектности формулируется идея конструирования особого советского «Я» по готовым биографическим схемам. В свою очередь концепция повседневности также предполагает исследовать вещи, отношения, социальные практики в личностной перспективе. Изучать не вещи, которые окружали советских инженеров, а те смыслы, которые они этим вещам придавали.
Детальному анализу этих концепций посвящен соответствующий параграф первой главы диссертации.
Источники. При написании диссертационного исследования были использованы как неопубликованные, так и опубликованные материалы.
В соответствии с темой исследования и принятой методологией главным источником должны были бы стать эго-документы, иначе говоря, источники личного характера: дневники, воспоминания, письма, либо устные рассказы о прошлом живых свидетелей прошлого - oral history. Проблема заключается в том, что к личной переписке инженеров нет доступа, даже если она сохранилась; дневники 1930-х гг. являются редкостью, так же, как и мемуары. За давностью лет невозможно опросить инженеров оборонных заводов № 19 (им. Сталина) и № 172 (им. Молотова). В таком случае, представляется целесообразным обратиться к так называемой «инквизиторской антропологии» . Речь идет о широком использовании материалов архивно-следственных дел, заведенных следователями горотдела НКВД против инженеров двух названных заводов во время большого террора. Эти дела содержаться в фондах 641/1, 643/2 Пермского
государственного архива социально-политической истории (ПермГАСПИ). В материалах дел по обвинению инженеров по ст. 58 УК РСФСР 1926 г. можно обнаружить информацию, относящуюся к изучаемой теме. Архивно-следственные дела имеют сложную структуру. В них можно обнаружить источниковый материал для реконструкции отдельных фрагментов жизненного мира подследственных инженеров. По степени представленности указанных выше фрагментов жизненного мира материалы архивно- следственных дел можно условно разделить на пять групп.
В первую группу можно включить наиболее объективные источники - это описи имущества арестованных инженеров. Описи составлялись во время обыска в их квартирах и служебных кабинетах. Перечни описанного имущества являются незаменимыми для выявления вещного мира инженеров. Речь идет о предметах, которыми они пользовались в профессиональных, престижных и бытовых целях: готовальнях, ружьях, радиолах, фотоаппаратах и пр. Вторая группа источников - это единичные материалы, которые можно приравнять к эго-документам. К ним отнесем фотографии, фрагменты частной переписки и, даже, анекдоты, записанные со слов слушателей. Третья группа источников - письма-жалобы и письма- заявления арестованных инженеров в государственные инстанции. С помощью дискурс-анализа можно реконструировать картину мира советских инженеров, основанную на представлениях о собственном «Я», об окружающей их действительности и о своем месте в большом мире. Четвертая группа - собственноручные записи инженеров для протоколов допроса, составляемые не под диктовку следователя. При знакомстве с записями обращает на себя внимание язык, с помощью которого инженеры описывали советскую действительность. Пятая группа - наиболее сложный для анализа источниковый материал - это сами протоколы допроса. Это машинописные тексты, которые фиксировали события согласно мало имеющему отношение к действительности сценарию следователя. Поэтому многие значимые события просто-напросто отсутствуют в них. В протоколах доминирует дискурс следствия. Методом исследования в данном случае, является обнаружение оговорок и непредусмотренных следствием сюжетов, с помощью которых можно дополнять описание и реконструкцию жизненного мира советских инженеров.
При работе с источниками такого рода целесообразно применять уликовую парадигму К. Гинзбурга: по сохранившимся неотчетливым и деформированным «следам» восстанавливать жизненные миры советских инженеров новой формации. Для того, чтобы верифицировать полученный результат представляется необходимым сверяться с опубликованными воспоминаниями их современников, в том числе, написанных в эмиграции (В.Э. Спроге), а также со стенографическим записями больших процессов (процессом Промпартии и Шахтинским процессом).
Научная новизна диссертационного исследования определяется следующими положениями:
- его предметом, предусматривающим историческую реконструкцию жизненных миров советских инженеров, работавших на оборонных предприятиях г. Перми и г. Молотово в годы первичной социалистической индустриализации;
- методом, предусматривающим использование концепции повседневности для реконструкции жизненного мира советских инженеров новой формации;
- результатами, указывающими на то, что
а) субъектное «я» советских инженеров формировались в процессе их социального взросления в годы, предшествовавшие революции, в эпоху гражданской войны и в обстановке политических дискуссий 20-х гг.;
б) источником высокого статуса предметов потребления в жизненном мире советских инженеров являлось их функция ранговая функция - маркер их принадлежности к особо полезным членам советского общества;
в) в их жизненном мире не было жестких границ между частной и публичной жизнью - домом и предприятием.
Положения, выносимые на защиту.
Жизненный мир советских инженеров являлся сложным социокультурным образованием, включавшим в себя образы действительности, представления о собственном социальном «Я», субъектное восприятие социального пространства - своего и чужого, смысловое наполнение коллективных и индивидуальных практик.
По своему культурному наполнению жизненный мир советских инженеров представлял собой сложную комбинацию из большевистских языковых форм, заимствованного из прошлого инженерного корпоративного самосознания, трудовых ценностей, мещанских добродетелей и символов зажиточной жизни, пропущенных через опыт жизни в катастрофе - в ситуации крушения социальных институтов.
В 1930-е годы наблюдаются самые первые этапы в процессе формирования особого советского инженерного стиля поведения. На жизненный мир советских инженеров определяющее воздействие оказывали процессы социализации в иных, по преимуществу, - низовых слоях общества.
В социальных практиках советских инженеров новой формации проявились противоположные тенденции: стремление к закреплению вновь обретенного статуса и в то же время подчеркнуть свою социальную связь с рабочим классом - в одежде, в манере обращение, в выполнении партийных нагрузок.
Практическая значимость диссертационного исторического исследования жизненных миров советских инженеров новой формации заключается в том, что на его основе могут быть выстроены учебные курсы по отечественной истории и прикладной культурологии. Выводы и обобщения могут быть полезны для работников образовательных учреждений высшего и среднего профессионального образования, готовящих кадры для современной отечественной индустрии.
Теоретическая значимость диссертационного исследования определяется адаптацией социологической концепции повседневности к задачам исторической реконструкции советского общества. В работе уточняются объем и содержание понятий «жизненный мир», «повседневность», «практики».
Достоверность полученных результатов определяется использованием оригинальных архивных источников, профессиональной и корректной интерпретацией использованных материалов, знанием современной историографии исследуемого вопроса. Достоверность подтверждается обсуждением на городском семинаре «Актуальные проблемы гуманитарного знания».
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертационного исследования были представлены на следующих международных конференциях: «История Сталинизма» в 2015 - 2016 гг. (г. Екатеринбург и г. Санкт-Петербург); «Социальная стратификация России ХУ1-ХХ вв. в контексте европейской истории» «Социальная стратификация России». 2016 (г. Екатеринбург), а также во всероссийском исследовательском семинаре «Архивно-следственные дела как исторический источник». 2016 (г. Москва). Кроме того, материалы диссертации обсуждались на межкафедральном семинаре «Проблемы гуманитарного знания». 2014 - 2017. (г. Пермь).
Структура диссертации включает: три главы, введение и заключение, список литературы, источников и приложения.
Современное гуманитарное знание позволяет сместить фокус исследования на их личностные характеристики, проявления субъектности во всем многообразии практик советского человека. Эти практики были не только продуктом коллективного и заданного опыта, но и индивидуальной биографии, самоконструирования собственного «Я», сложного процесса рецепции прошлых культур в ситуации творения нового социального мира.
Перемещение исследовательского фокуса предполагает выбор соответствующей объяснительной концепции. В данном случае - концепции повседневности и микроисторического подхода с присущим ему инструментарием: скрупулезный поиск и «разглядывании под микроскопом» отдельных деталей и мелочей, обнаружение автоматизмов мысли и действия, проявления рефлексии и эмоций, вместе образующих уникальный жизненный мир человека. Эвристические возможности подобного подхода позволяют увидеть субъективную сторону исторического процесса, придать процессу индустриализации человеческое измерение, показать богатую палитру практик и ментальных особенностей, формировавших социокультурный контекст советской действительности.
Актуальность исследования жизненного мира советских инженеров эпохи индустриализации обусловлена, прежде всего, антропологическим поворотом в современном гуманитарном знании, что предполагает взгляд на историю культуры глазами ее творцов, «разносчиков», свидетелей, потребителей.
В диссертационном исследовании речь пойдет об инженерах первого советского поколения. Вместе с другими участниками большого социалистического проекта - «ответственными работниками», совслужащими, рабочими, колхозниками, т.н. «уголовным элементом» и лагерным населением, они строили «дивный новый мир» (О. Хаксли) с особой системой ценностей, причудливым набором норм и правил, с разветвленной системой символов и множеством практик.
Категориально-понятийный аппарат концепции повседневности далеко не в полной мере адаптирован для нужд исторических исследований советской эпохи. Поэтому диссертационное исследование жизненного мира советских инженеров может явиться продуктивным экспериментом, который может быть не бесполезным для дальнейших научных изысканий в области советской истории.
Степень разработанности проблемы в исторической литературе. Тема становления советского инженерного корпуса в годы первых пятилеток уже несколько десятилетий разрабатывается отечественной и зарубежной исторической наукой. Особенностью исследовательских подходов к этой теме можно считать сильное воздействие социологического знания на изучение исторических сюжетов. Научный интерес представляет изучение не только структуры советского общества как целого социального организма, конструируемого в контексте экономической модернизации 1930-х гг., но и социальные позиции технической интеллигенции в этой структуре.
Исследования советских историков проводились под мощным воздействием идеологических формулировок, вошедших в политическую культуру советских граждан в 1930-е гг. В период сталинской индустриализации властный дискурс определял легитимный образ стратификации общества. Социальные итоги экономического развития страны в период первых пятилеток были подведены Сталиным в докладе на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов 25 ноября 1936 г. Им были названы изменения классовой структуры, связанные с исчезновением «эксплуататорских» классов «помещиков», «капиталистов», «кулаков», «купцов и спекулянтов» . Основными структурными компонентами нового общества были признаны рабочий класс, колхозное крестьянство и интеллигенция, равноправно участвующие в строительстве «нового, бесклассового социалистического общества». С точки зрения власти в лице Сталина, достижением социальной динамики было перерождение «старой заскорузлой» интеллигенции в новую «трудовую», включающую научно-технических работников, «работников культурного фронта» и «служащих вообще» .
Окончательный вывод о социальном статусе интеллигенции И.В. Сталин объявил весной 1939 г. в докладе ЦК на XVIII съезде ВКП(б). Он объявил интеллигенцию важной социальной группой в структуре советского общества, и осудил недоверчивое и презрительное отношение к ней. Власть в лице секретаря ЦК охарактеризовала советскую интеллигенцию «народной, социалистической», отличной своим генезисом, составом и «физиономией» от старой, буржуазной интеллигенции: «К старой, дореволюционной интеллигенции, служившей помещикам и капиталистам, вполне подходила старая теория об интеллигенции, указывающая на необходимость недоверия к ней и борьбы с ней. Теперь эта теория отжила свой век и она уже не подходит к нашей новой, советской интеллигенции. Для новой интеллигенции нужна новая теория, указывающая не необходимость дружеского отношения к ней, заботы о ней, уважения к ней и сотрудничества с ней во имя интересов рабочего класса и крестьянства» . Признание советской интеллигенции значимой социальной группой - социалистической по своей природе и положению в советском обществе, можно расценивать как важный сдвиг в политической культуре руководящей группы. В агитационных брошюрах, изданных после XVIII партийного съезда, этот тезис Сталина был представлен партийной общественности. Со временем эта идея проникла в толщи номенклатуры.
Объектом научных исследований техническая интеллигенция становится в 1960 - 80-е гг. Историографическая традиция этого периода унаследовала официальный подход к интеллигенции, сформулированный еще в 1930-е гг. В литературе 1960-80-х гг. статус «советской народной интеллигенции» был определен следующим образом: «особый социальный слой, для которого высококвалифицированный умственный труд является основным видом профессиональной деятельности и единственным или по крайней мере главным источником существования <...> [Интеллигенция - Ю.К.] сознательно направляет свою профессиональную деятельность на служение коренным интересам рабочего класса, всех трудящихся, руководствуясь при этом идеями марксизма-ленинизма». В этом определении советская интеллигенция уже не обозначается как «прослойка». Она представлена как «социальный слой» - синонимически определению социальной группы с собственной внутренней структурой и профессиональной спецификой.
В советской исторической науке сложилось два основных исследовательских направления (школы): институциональное и социологическое. Ведущее место среди них принадлежит институциональной школе, в рамках которой взгляд историков фокусировался, преимущественно, на активном участии советской технической интеллигенции в индустриальном проекте. Институциональный подход рассматривает народное хозяйство как целостную социальную систему, состоящую из множества институтов с присущими им функциями. Практическая роль технических специалистов в формировании нового общества заключалась в их активном участии в научно-техническом прогрессе. В литературе, посвященной изучению этой темы, особое внимание уделялось следующим вопросам: участию инженеров в разработке технических проектов и в социалистических соревнованиях, роли инженеров в организации труда на производстве. Среди работ, выполненных в этой исследовательской парадигме, следует назвать, прежде всего, труды В.И. Астаховой, В.С. Волкова, С.А. Федюкина. Содержание институционального подхода ярче всего выражено в работе В.И. Астаховой: «Интеллигенция является реальной и значительной общественной силой в любом классовом обществе, поскольку без интеллигенции не может существовать, ни развиваться никакое государство, и ни один общественный класс не способен удержать в своих руках власть, не сформировав своей собственной интеллигенции».
В литературе, представляющей социологический подход, рассматривались вопросы, связанные с генезисом и формированием советской интеллигенции как особого типа, отличного от интеллигенции, существовавшей, как на Западе, так и в дореволюционной России. По мнению В.С. Волкова, «если с узко профессиональной точки зрения она [советская интеллигенция - Ю.К.] не имела коренных отличий от технической интеллигенции царской России и буржуазных стран, то характер применения технических знаний, отношение к своему труду, к рабочим стали качественно новыми» . Сравнивая разные типы интеллигенции, В.С. Волков дал развернутую характеристику социалистической интеллигенции, которая «как социально-исторический тип интеллигенции обладает вполне конкретными чертами (марксистско-ленинское мировоззрение, владение социалистическими методами профессиональной деятельности, пролетарская мораль, а также такие социально-психологические качества, как исторический оптимизм, способность объективно воспринимать явления общественной жизни, ориентация на лучшее качество в окружающих людях и т.д.), можно с научной достоверностью указать хронологические рамки ее формирования: начало - победа Великой Октябрьской социалистической революции, окончание - вторая половина 30-х гг.».
В книге М.Е. Главацкого были названы два этапа формирования социалистической интеллигенции. На первом этапе, с 1917 по 1927 гг., «ведущими путями формирования кадров были выдвижение передовых рабочих на руководящую работу и привлечение к социалистическому строительству старой интеллигенции, получившей подготовку в дореволюционное время», а на втором этапе, с конца 1920-х гг. до середины 1930-х гг., основными источниками рекрутирования технических специалистов были выдвиженчество и система активно развивающегося среднего и высшего образования . В результате, по мнению М.Е. Главацкого, сформировалась новая интеллигенция, которая «по социальным источникам формирования, мировоззрению и характеру деятельности теснейшим образом была связана с трудящимися».
О роли системы образования в процессе создания социалистической интеллигенции в 1930-е гг. писал М.Г. Власов. Он сравнил статистические данные о количестве инженеров в стране в начале первой пятилетки и в конце 1930-х гг. и, в результате, пришел к выводу о колоссальном количественном росте технических специалистов за 10 лет сталинской индустриализации.
Одной из особенностей системы высшего образования в 1930-е гг. была его доступность для выходцев из рабочих масс. Это в совокупности с другими условиями для социального роста способствовало формированию представления о престижности инженерной профессии. По мнению О.В. Крыштановской, «мероприятия Советского государства по созданию собственной «красной» интеллигенции постепенно приводили к нарастанию терпимого отношения к ней <...> Не стоит забывать, что индустриализация экономики, вызвавшая к жизни ряд новых инженерных специальностей, способствовала их романтизации в глазах масс. Стремительное развитие авиационной промышленности сделало легендарной не только фигуру авиатора, но и авиаконструктора». О.В. Крыштановская, соглашаясь с оценкой В.С. Волкова, в своей книге написала, что в период с конца 1920-х - 1930-е гг. была создана особая общественная группа социалистической интеллигенции, в которую были интегрированы «новые инженеры», отличающиеся от «старых не только тем, что не владели тремя иностранными языками и не были обучены бальным танцам. Они составляли профессиональную группу с совершенно новыми чертами социального облика» .
К социологическому направлению в исследовании советской интеллигенции близки работы т.н. «ревизионистской» школы в западной исторической литературе, сложившейся в 1970-е г. По оценке В.И. Меньковского, «в центре внимания историков оказывался более широкий круг вопросов, чем тот, который интересовал сторонников тоталитарной теории. Например, западные исследователи стали уделять серьезное внимание вопросам модернизации Советского Союза» . Речь идет о том, что историки, принадлежащие к этому направлению, использовали исследовательский инструментарий, разработанный для изучения истории Запада к истории СССР, то есть уделяли особое внимание социальной проблематике - статусу тех или иных групп в советском обществе, конфликту интересов, формированию и функционированию современных (модернистских) социальных институтов. Эти идеи «ревизионистов» признаны их противниками. Читаем у Й. Баберовского: «Социализм нисколько не опровергал главную идею модернизма, наоборот, он стремился
к ее подлинному осуществлению». Тема советских инженеров разрабатывается в работах С. Шаттенберг. Она подчеркивает преемственность в культуре инженерного корпуса в досоветское и советское время, указывает на высокий уровень лояльности по отношению к власти у инженеров новой формации. При этом она обращается, прежде всего, к эго-документам, главным образом, к мемуарам инженеров. Одновременно она предъявляет официальный дискурс, касающийся советской инженерии: речи, газетные статьи, очерки. «Автор данной работы также стремится осветить причины, побуждавшие инженеров к активной и пассивной поддержке государства» . Инженеры в изображении С. Шаттенберг, предстают конформистской группой, разделявшей вместе с властью технократические в своей основе идеи примата индустриализма для создания нового общества.
Архивная революция 1990-х гг. оказала, как это ни покажется удивительным, не оказала большого влияния на изучение советского инженерного корпуса. Скорее всего, сыграли свою роль общекультурные причины - конец доминирования индустриализма в современном обществе. Тема инженеров в культурной ситуации консюмеризма стала маргинальной . Социальная проблематика уступила место проблематике политической. Речь идет об изучении репрессивной политики в эпоху индустриализации против старого и нового инженерного корпуса. Изданы документы процессов против старых специалистов - «шахтинское дело»; процесс «Промпартии». Опубликованы воспоминания жертв политических репрессий. Новый импульс получило биографическое направление .
Возвращение к социальной тематике с привлечением новых материалов обнаруживается в исследованиях В.С. Терехова и Е.А. Осокиной . Так В.С. Терехов детально реконструирует условия труда и быта советских инженеров 1930-х гг. на предприятиях тяжелой промышленности Урала, их социальный и политический статус и приходит к выводу: «Если по уровню материальной обеспеченности инженерно-техническая группа немного превосходила представителей других групп населения, то в отношении социально-психологического прессинга со стороны власти и общества была наиболее уязвимой» . Е.А. Осокина отстаивает гипотезу, согласно которой в потреблении различия между рабочими и инженерами были незначительными: «Единственной разницей в рационе инженера и рабочего на Магнитке было то, что инженер получал на обед 300, а рабочий - 200 гр хлеба. Похожая картина существовала и в торговле» . С этой точкой зрения солидарны авторы коллективной монографии, посвященной советской социальной политике . Знакомство с первичными документами не позволяет признать эту гипотезу исчерпывающей. Наряду с процессами социальной эгалитаризации набирал силу и противоположный процесс - ранговой дифференциации, в том числе и в доступе к материальным благам. И этот процесс касался не только верхов рабочего класса - стахановцев, бывших ударниками в потреблении, но и инженерно-технического персонала.
Подведем итоги. В историографии советского общества как отечественной, так и зарубежной наблюдается поворот к изучению социальной истории новой технической интеллигенции: ее культуре - производственной, политической и бытовой, условиям труда и быта, социальному статусу и престижу. Указанная тенденция пробивает себе дорогу и в жизнеописаниях людей, проявивших себя в конструкторском деле, или в техническом администрировании. В исследования вовлекается широкий круг источников, первоначально невостребованных: эго-документы, материалы следственных дел, судебных процессов и пр. Опробуются разнообразные объяснительные концепции - от теории модернизации до теории повседневности. Отмечается вариативность жизненных стратегий участников советской индустриализации. Эти достижения исторического знания позволяют сделать следующий исследовательский шаг: перейти к реконструкции жизненного мира инженерно-технических работников как структурного элемента их повседневности в пространственно-временном континууме.
Объектом изучения являются советские инженеры первого поколения эпохи индустриализации 1930-х гг.
Предмет исследования - жизненные миры инженеров советской формации, проявляющиеся в их речевых, трудовых и потребительских практиках.
Целью исследования реконструкция жизненных миров советских инженеров, выполненная на основе изучения, преимущественно, материалов архивно-следственных дел.
Достижение целей исследования реализуется в решении следующих задач:
1. Выявление эвристического потенциала для исторических исследований теоретической концепции повседневности; уточнение понятийного аппарата исследования советской повседневности.
2. Изучение генеалогической компоненты в формировании жизненного мира советского инженера.
3. Реконструкция эйдоса советского инженера в литературных текстах - партийных и художественных.
4. Рассмотрение структурных элементов жизненного мира
советских инженеров в их взаимодействии.
5. Определение статуса денег и материальных благ в жизненном мире инженеров.
6. Демонстрация индивидуальных жизненных траекторий советских инженеров, принадлежащих к разным социальным группам по происхождению (С.П. Мартыненко, Б.А. Бергер, А.Г. Баранов).
Хронологические рамки диссертации охватывают период с 1929 по 1938 гг.; при реконструкции биографий советских инженеров принимается во внимание и более ранний период их социализации: 1900 - 1920-е гг.
Территориальные рамки исследования - г. Пермь и г. Молотово (Мотовилиха), до ноября 1938 г. административно относящиеся в Свердловскую область.
Методологические основы исследования опираются на две взаимодополняющие теоретические модели: концепцию субъектности в интерпретации Н. Козловой, И. Халфина, О. Хархордина и Й. Хелльбека, а также на концепцию повседневности П. Бергера, Т. Лукмана, А. Казанкова. В соответствии с концепцией субъектности формулируется идея конструирования особого советского «Я» по готовым биографическим схемам. В свою очередь концепция повседневности также предполагает исследовать вещи, отношения, социальные практики в личностной перспективе. Изучать не вещи, которые окружали советских инженеров, а те смыслы, которые они этим вещам придавали.
Детальному анализу этих концепций посвящен соответствующий параграф первой главы диссертации.
Источники. При написании диссертационного исследования были использованы как неопубликованные, так и опубликованные материалы.
В соответствии с темой исследования и принятой методологией главным источником должны были бы стать эго-документы, иначе говоря, источники личного характера: дневники, воспоминания, письма, либо устные рассказы о прошлом живых свидетелей прошлого - oral history. Проблема заключается в том, что к личной переписке инженеров нет доступа, даже если она сохранилась; дневники 1930-х гг. являются редкостью, так же, как и мемуары. За давностью лет невозможно опросить инженеров оборонных заводов № 19 (им. Сталина) и № 172 (им. Молотова). В таком случае, представляется целесообразным обратиться к так называемой «инквизиторской антропологии» . Речь идет о широком использовании материалов архивно-следственных дел, заведенных следователями горотдела НКВД против инженеров двух названных заводов во время большого террора. Эти дела содержаться в фондах 641/1, 643/2 Пермского
государственного архива социально-политической истории (ПермГАСПИ). В материалах дел по обвинению инженеров по ст. 58 УК РСФСР 1926 г. можно обнаружить информацию, относящуюся к изучаемой теме. Архивно-следственные дела имеют сложную структуру. В них можно обнаружить источниковый материал для реконструкции отдельных фрагментов жизненного мира подследственных инженеров. По степени представленности указанных выше фрагментов жизненного мира материалы архивно- следственных дел можно условно разделить на пять групп.
В первую группу можно включить наиболее объективные источники - это описи имущества арестованных инженеров. Описи составлялись во время обыска в их квартирах и служебных кабинетах. Перечни описанного имущества являются незаменимыми для выявления вещного мира инженеров. Речь идет о предметах, которыми они пользовались в профессиональных, престижных и бытовых целях: готовальнях, ружьях, радиолах, фотоаппаратах и пр. Вторая группа источников - это единичные материалы, которые можно приравнять к эго-документам. К ним отнесем фотографии, фрагменты частной переписки и, даже, анекдоты, записанные со слов слушателей. Третья группа источников - письма-жалобы и письма- заявления арестованных инженеров в государственные инстанции. С помощью дискурс-анализа можно реконструировать картину мира советских инженеров, основанную на представлениях о собственном «Я», об окружающей их действительности и о своем месте в большом мире. Четвертая группа - собственноручные записи инженеров для протоколов допроса, составляемые не под диктовку следователя. При знакомстве с записями обращает на себя внимание язык, с помощью которого инженеры описывали советскую действительность. Пятая группа - наиболее сложный для анализа источниковый материал - это сами протоколы допроса. Это машинописные тексты, которые фиксировали события согласно мало имеющему отношение к действительности сценарию следователя. Поэтому многие значимые события просто-напросто отсутствуют в них. В протоколах доминирует дискурс следствия. Методом исследования в данном случае, является обнаружение оговорок и непредусмотренных следствием сюжетов, с помощью которых можно дополнять описание и реконструкцию жизненного мира советских инженеров.
При работе с источниками такого рода целесообразно применять уликовую парадигму К. Гинзбурга: по сохранившимся неотчетливым и деформированным «следам» восстанавливать жизненные миры советских инженеров новой формации. Для того, чтобы верифицировать полученный результат представляется необходимым сверяться с опубликованными воспоминаниями их современников, в том числе, написанных в эмиграции (В.Э. Спроге), а также со стенографическим записями больших процессов (процессом Промпартии и Шахтинским процессом).
Научная новизна диссертационного исследования определяется следующими положениями:
- его предметом, предусматривающим историческую реконструкцию жизненных миров советских инженеров, работавших на оборонных предприятиях г. Перми и г. Молотово в годы первичной социалистической индустриализации;
- методом, предусматривающим использование концепции повседневности для реконструкции жизненного мира советских инженеров новой формации;
- результатами, указывающими на то, что
а) субъектное «я» советских инженеров формировались в процессе их социального взросления в годы, предшествовавшие революции, в эпоху гражданской войны и в обстановке политических дискуссий 20-х гг.;
б) источником высокого статуса предметов потребления в жизненном мире советских инженеров являлось их функция ранговая функция - маркер их принадлежности к особо полезным членам советского общества;
в) в их жизненном мире не было жестких границ между частной и публичной жизнью - домом и предприятием.
Положения, выносимые на защиту.
Жизненный мир советских инженеров являлся сложным социокультурным образованием, включавшим в себя образы действительности, представления о собственном социальном «Я», субъектное восприятие социального пространства - своего и чужого, смысловое наполнение коллективных и индивидуальных практик.
По своему культурному наполнению жизненный мир советских инженеров представлял собой сложную комбинацию из большевистских языковых форм, заимствованного из прошлого инженерного корпоративного самосознания, трудовых ценностей, мещанских добродетелей и символов зажиточной жизни, пропущенных через опыт жизни в катастрофе - в ситуации крушения социальных институтов.
В 1930-е годы наблюдаются самые первые этапы в процессе формирования особого советского инженерного стиля поведения. На жизненный мир советских инженеров определяющее воздействие оказывали процессы социализации в иных, по преимуществу, - низовых слоях общества.
В социальных практиках советских инженеров новой формации проявились противоположные тенденции: стремление к закреплению вновь обретенного статуса и в то же время подчеркнуть свою социальную связь с рабочим классом - в одежде, в манере обращение, в выполнении партийных нагрузок.
Практическая значимость диссертационного исторического исследования жизненных миров советских инженеров новой формации заключается в том, что на его основе могут быть выстроены учебные курсы по отечественной истории и прикладной культурологии. Выводы и обобщения могут быть полезны для работников образовательных учреждений высшего и среднего профессионального образования, готовящих кадры для современной отечественной индустрии.
Теоретическая значимость диссертационного исследования определяется адаптацией социологической концепции повседневности к задачам исторической реконструкции советского общества. В работе уточняются объем и содержание понятий «жизненный мир», «повседневность», «практики».
Достоверность полученных результатов определяется использованием оригинальных архивных источников, профессиональной и корректной интерпретацией использованных материалов, знанием современной историографии исследуемого вопроса. Достоверность подтверждается обсуждением на городском семинаре «Актуальные проблемы гуманитарного знания».
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертационного исследования были представлены на следующих международных конференциях: «История Сталинизма» в 2015 - 2016 гг. (г. Екатеринбург и г. Санкт-Петербург); «Социальная стратификация России ХУ1-ХХ вв. в контексте европейской истории» «Социальная стратификация России». 2016 (г. Екатеринбург), а также во всероссийском исследовательском семинаре «Архивно-следственные дела как исторический источник». 2016 (г. Москва). Кроме того, материалы диссертации обсуждались на межкафедральном семинаре «Проблемы гуманитарного знания». 2014 - 2017. (г. Пермь).
Структура диссертации включает: три главы, введение и заключение, список литературы, источников и приложения.
На основе проведенного исследования можно сформулировать следующие выводы.
Следует признать, что концепция жизненного мира, интегрировавшая в себя исследовательский потенциал историко-антропологического подхода, обладает достаточными эвристическими возможностями для описания субъектной компоненты социальных практик советских инженеров в строго определенном пространственно-временном континууме - в масштабах крупного предприятия и населенного пункта в период второй пятилетки, их представлений о действительности, способов идентификации - конструирования собственного «Я» в новых социальных условиях, жизненных ориентаций и предпочтений. Результаты исторического исследования первого поколения советских инженеров, реализованного в рамках парадигмы жизненного мира, могут быть релевантны по отношению к аналогичным микроисторическим реконструкциям, но не подлежат генерализации до масштабов страны или даже отрасли промышленности.
Применяя инструментарий и понятийно-категориальный аппарат концепции жизненного мира, подражая следопыту с «лупой» в руках (К. Гинзбург), возможно фокусировать взгляд на различных деталях и казусах, чтобы реконструировать все многообразие практик и ментальных установок инженеров.
Жизненный мир является динамичным элементом повседневности. Жизненный мир - это продукт коллективного опыта людей, объединенных общим местом проживания и совместными практиками в одно и то же время. Инженеры, работавшие в г. Перми и в г. Молотово, за редким заключением, заканчивали одни и те же учебные заведения в 1920-е гг. и учились по одним и тем же учебникам. На комсомольских и партийных собраниях обсуждали сходные темы, подвергались большевистской перековке. В процессе работы на оборонных предприятиях они встречались в инженерном клубе, участвовали в партийно-хозяйственных активах, смотрели одни и те же спектакли. Иначе говоря, совместно осваивали городское пространство. Можно предположить, что они были лично знакомы друг с другом, составляя общий круг инженерно-технических работников. В нем производился обмен информацией, в том числе оценками, суждениями, слухами, из совокупности которых и рождался коллективный образ действительности.
По сути, мы имеем дело с исторической аккумуляцией интерсубъектного жизненного опыта инженеров, в котором конституирующим значением обладали детские годы и участие в революции и гражданской войне. Получается, что на их первичные практики взросления, обусловленные социальным происхождением, наслаивался трагический опыт войны, который, скорее всего, «перепрограммировал» вчерашних мальчишек. Многообразие условий первичной социализации и вариативность опыта участия в гражданской войне могут объяснить различия в практиках, оценках, жизненных стратегиях людей, принадлежавших к одному кругу.
Вместе с тем, они приняли правила игры и не только разучили язык власти, но по ее биографическим схемам выстраивали свои жизнеописания, стилизовали внешность по партийным лекалам, как правило не отказывались от участия в политических компаниях и (неохотно) в займах индустриализации.
Но, несмотря на зафиксированную многоликость, ментально их объединяла очарованность большим советским проектом и лежащие в ее основе идеи индустриализации, модернизации и технического прогресса. Условия их повседневного существования, характеризуемые наличием привилегий и благ, недоступных большинству населения, заслоняли от них реальные картины советской повседневности: кричащее неравенство в уровне и качестве жизни и в рабочей среде (стахановцы и разнорабочие), и между рабочими в целом и техническими специалистами.
Представления о собственной значимости и конструирование своего «Я» происходило в заданном социокультурном контексте, в соответствии с принятыми и воспринятыми ими моделями поведения. Поэтому особое значение приобретали потребительские практики, деньги, ценные вещи, в которых они искали и находили подтверждение своего высокого статуса.
По своему объективному положению они были выдвинуты в первые ряды строителей социализма, что влекло за собой повышенные риски: нести ответственность за плановые просчеты, организационные неурядицы, общую культурную отсталость. Для многих из них восхождение по социальной лестнице обернулось «лифтом не эшафот».
Для дальнейшей разработки темы диссертационного исследования рекомендуется расширить круг источников за счет привлечения материалов региональных архивов г. Екатеринбург, г. Челябинск, г. Магнитогорск. В дальнейшей работе предполагается привлекать в более широком масштабе воспоминания, дневники и эго-документы. С целью воссоздания исторического контекста представляется целесообразным привлечь, помимо художественной литературы, кинофильмы и театральные постановки, а также иные формы репрезентации образа советского инженера (картины, плакаты и карикатуры).
На основании исследования жизненного мира советских инженеров открываются дальнейшие перспективы в изучении раннего советского общества. В первую очередь, речь идет о создании карт ментальностей для различных социокультурных групп: рабочих, служащих, партийных работников, старой и новой интеллигенции. Кроме того, представляется целесообразным изучить механизмы восприятия новой советской идеологии людьми старой культуры: способы принятия, формирование субъектности у советской молодежи, получившей образование в новых условиях, иначе говоря, вновь рассмотреть последствия культурной революции
Следует признать, что концепция жизненного мира, интегрировавшая в себя исследовательский потенциал историко-антропологического подхода, обладает достаточными эвристическими возможностями для описания субъектной компоненты социальных практик советских инженеров в строго определенном пространственно-временном континууме - в масштабах крупного предприятия и населенного пункта в период второй пятилетки, их представлений о действительности, способов идентификации - конструирования собственного «Я» в новых социальных условиях, жизненных ориентаций и предпочтений. Результаты исторического исследования первого поколения советских инженеров, реализованного в рамках парадигмы жизненного мира, могут быть релевантны по отношению к аналогичным микроисторическим реконструкциям, но не подлежат генерализации до масштабов страны или даже отрасли промышленности.
Применяя инструментарий и понятийно-категориальный аппарат концепции жизненного мира, подражая следопыту с «лупой» в руках (К. Гинзбург), возможно фокусировать взгляд на различных деталях и казусах, чтобы реконструировать все многообразие практик и ментальных установок инженеров.
Жизненный мир является динамичным элементом повседневности. Жизненный мир - это продукт коллективного опыта людей, объединенных общим местом проживания и совместными практиками в одно и то же время. Инженеры, работавшие в г. Перми и в г. Молотово, за редким заключением, заканчивали одни и те же учебные заведения в 1920-е гг. и учились по одним и тем же учебникам. На комсомольских и партийных собраниях обсуждали сходные темы, подвергались большевистской перековке. В процессе работы на оборонных предприятиях они встречались в инженерном клубе, участвовали в партийно-хозяйственных активах, смотрели одни и те же спектакли. Иначе говоря, совместно осваивали городское пространство. Можно предположить, что они были лично знакомы друг с другом, составляя общий круг инженерно-технических работников. В нем производился обмен информацией, в том числе оценками, суждениями, слухами, из совокупности которых и рождался коллективный образ действительности.
По сути, мы имеем дело с исторической аккумуляцией интерсубъектного жизненного опыта инженеров, в котором конституирующим значением обладали детские годы и участие в революции и гражданской войне. Получается, что на их первичные практики взросления, обусловленные социальным происхождением, наслаивался трагический опыт войны, который, скорее всего, «перепрограммировал» вчерашних мальчишек. Многообразие условий первичной социализации и вариативность опыта участия в гражданской войне могут объяснить различия в практиках, оценках, жизненных стратегиях людей, принадлежавших к одному кругу.
Вместе с тем, они приняли правила игры и не только разучили язык власти, но по ее биографическим схемам выстраивали свои жизнеописания, стилизовали внешность по партийным лекалам, как правило не отказывались от участия в политических компаниях и (неохотно) в займах индустриализации.
Но, несмотря на зафиксированную многоликость, ментально их объединяла очарованность большим советским проектом и лежащие в ее основе идеи индустриализации, модернизации и технического прогресса. Условия их повседневного существования, характеризуемые наличием привилегий и благ, недоступных большинству населения, заслоняли от них реальные картины советской повседневности: кричащее неравенство в уровне и качестве жизни и в рабочей среде (стахановцы и разнорабочие), и между рабочими в целом и техническими специалистами.
Представления о собственной значимости и конструирование своего «Я» происходило в заданном социокультурном контексте, в соответствии с принятыми и воспринятыми ими моделями поведения. Поэтому особое значение приобретали потребительские практики, деньги, ценные вещи, в которых они искали и находили подтверждение своего высокого статуса.
По своему объективному положению они были выдвинуты в первые ряды строителей социализма, что влекло за собой повышенные риски: нести ответственность за плановые просчеты, организационные неурядицы, общую культурную отсталость. Для многих из них восхождение по социальной лестнице обернулось «лифтом не эшафот».
Для дальнейшей разработки темы диссертационного исследования рекомендуется расширить круг источников за счет привлечения материалов региональных архивов г. Екатеринбург, г. Челябинск, г. Магнитогорск. В дальнейшей работе предполагается привлекать в более широком масштабе воспоминания, дневники и эго-документы. С целью воссоздания исторического контекста представляется целесообразным привлечь, помимо художественной литературы, кинофильмы и театральные постановки, а также иные формы репрезентации образа советского инженера (картины, плакаты и карикатуры).
На основании исследования жизненного мира советских инженеров открываются дальнейшие перспективы в изучении раннего советского общества. В первую очередь, речь идет о создании карт ментальностей для различных социокультурных групп: рабочих, служащих, партийных работников, старой и новой интеллигенции. Кроме того, представляется целесообразным изучить механизмы восприятия новой советской идеологии людьми старой культуры: способы принятия, формирование субъектности у советской молодежи, получившей образование в новых условиях, иначе говоря, вновь рассмотреть последствия культурной революции
Подобные работы
- Жизненные миры советских инженеров в 1930-ые гг. (по материалам оборонных заводов Западного Урала)
Авторефераты (РГБ), история . Язык работы: Русский. Цена: 250 р. Год сдачи: 2018



