Поэтическая портретистика Николая Заболоцкого
|
Глава I. Поэтическая портретистика сборника «Столбцы»
§1. Поэтический портрет: попытка классификации 25
§2. Средства создания поэтического портрета 65
Глава II. Портреты в поэмах и стихах 30-х годов.
§ 1. Классификация портретов в стихах 85
§2. Портрет в поэмах 30-х годов 99
§ 3. Средства создания поэтического портрета в стихотворениях и поэмах 111 Глава III. Портреты поздней лирики
§ 1. Классификация портретов 119
§2. Принципы и приемы создания поэтического портрета 143
Заключение 154
Список источников и использованной литературы 162
§1. Поэтический портрет: попытка классификации 25
§2. Средства создания поэтического портрета 65
Глава II. Портреты в поэмах и стихах 30-х годов.
§ 1. Классификация портретов в стихах 85
§2. Портрет в поэмах 30-х годов 99
§ 3. Средства создания поэтического портрета в стихотворениях и поэмах 111 Глава III. Портреты поздней лирики
§ 1. Классификация портретов 119
§2. Принципы и приемы создания поэтического портрета 143
Заключение 154
Список источников и использованной литературы 162
Начавший как член авангардного движения ОБЭРИУ, прошедший долгий и трудный литературный и жизненный путь, Заболоцкий-поэт не утрачивает и ныне читательского и научного пристального интереса. Критики и литературоведы бьются над проблемой соотнесения раннего и позднего творчества автора, порой кажущегося принадлежащим двум разным поэтам. Исключительная стройность и строгость языка, его мелодичность либо намеренная искаженность, дилетантская неуклюжесть в стихотворениях сборника «Столбцы», удивительно точная и ощутимая образность, многозначность и полновесность интеллектуальной поэзии, и при этом почти полное отсутствие лирического «я» - все это позволяет безоговорочно признать Заболоцкого гениальным поэтом, чьи стихи значительно обогатили русскую поэзию. Бродский в диалогах с Соломоном Волковым так высказывался о Заболоцком:
«Вообще, Заболоцкий — фигура недооцененная. Это гениальный поэт... Когда вы такое перечитываете, то понимаете, как надо работать дальше» .
Творческое наследие Заболоцкого - это стихи, несколько поэм, автобиографическая проза, статьи и заметки, литературные поэтические переводы из грузинской, сербской поэзии, перевод «Слова о полку Игореве», а так же детское переложение книги «Гаргантюа и Пантагрюэль». Но началом творческого пути, первым выходом к читателю становится дебютный сборник стихотворений «Столбцы».
С лета 1926 года Н. Заболоцкий пишет отдельные стихотворения, которые затем войдут в его первую книжку. Вышедшая в 1929 году в издательстве писателей Ленинграда, книга имела 4 раздела и включала в себя 22 стихотворения, написанные в период 1926-1928 гг. Заболоцкий придавал книге особое значение. По свидетельству И. М. Синельникова, Заболоцкий считал, что «надо писать не отдельные стихотворения, а целую книгу. Тогда все становится на свое место».
Окончательный состав книги и ее структура будут формироваться Заболоцким на протяжении еще нескольких лет, вплоть до 1958 года.
В 1933 году в сборник «Стихотворения 1926-1932» (который так и остался в корректуре) Заболоцкий включает и «Столбцы», снимая стихотворение «Черкешенка». Он дополняет свою первую книгу 9 стихотворениями: «Болезнь», «Игра в снежки», «Рыбная лавка», «Бессмертие» (стихотворение, которое позже сменит два названия - «Сад пыток» и «На лестницах»), «Самовар», «На даче», «Человек в воде», «Начало осени», «Цирк». Так же в новой книге должен был быть новый раздел - «Деревья», куда входили 15 натурфилософских стихотворений и две поэмы - «Безумный волк» и «Торжество земледелия». Но уже в корректуре, под влиянием острых критических замечаний, Заболоцкий начинает доработку сборника - снимает отдельные стихотворения, вносит правку, производит сокращения и перестановки. Он так же отказывается от названий разделов («Столбцы» и «Деревья»), сохраняя членение на две части.
К рукописному Своду 1948 года окончательный состав «Столбцов» был уже практически сформирован. Первая книга данного Свода объединяет в «Столбцах» все стихотворения, написанные в период 1926-1933 г., сохраняя их деление на две части. Свод 1948 года должен был стать итоговым, но в 1952 году Заболоцкий заново пересоставляет собрание. В этой новой машинописной книге вторая часть «Столбцов» носит название «Книга прогулок». Вероятнее всего, поэт продолжает сомневаться в том, стоит ли собирать разные стихотворения под общим названием, тем самым, объединяя их и выделяя как некий особый этап своего творчества.
Последней ступенью в процессе создания «Столбцов» стал 1958 год. В начале года Заболоцкий составляет последнюю редакцию сборника, куда включает 17 переработанных стихотворений из книги 1929 года, а так же 29 стихотворений разных лет, кончая 1933 г. Этот машинописный сборник Заболоцкий именовал «Венецианской книжкой», и упоминание о нем находим в особом завещании Заболоцкого: «Все Столбцы по венецианской книжке. Там все тексты в порядке» .
В этом же сборнике происходит окончательное разделение «Столбцов» на «Городские» и «Смешанные». Такая продолжительная история работы над «Столбцами» как нельзя лучше демонстрирует то огромное значение, которое придавал поэт своему первому сборнику .
Появление первой книги Заболоцкого нельзя назвать триумфальным. По свидетельству самого Заболоцкого, книга «разошлась в несколько дней как в Ленинграде, так и в Москве», вызвав в литературе «порядочный скандал». Заболоцкий был моментально причислен к «лику нечестивых» . Советская литература, нуждавшаяся в новой, полезной революционному делу поэзии, не сумела по достоинству оценить молодого автора. На Заболоцкого посыпались многочисленные упреки в «примитивизме» и «инфантильности». Чего стоят одни названия критических статей: «Социология бессмыслинки» («Сибирские огни»), «Болотное и Заболоцкий» («Резец»), «Юродствующая поэзия и поэзия миллионов» («Правда»). Критик журнала «Резец» А. Амстердам категорически заявляет: «Поэт талантлив, но, кроме того, он мертв» .
На фоне глобальной стройки нового государства, новой идеологии и даже нового типа жизни стихи Заболоцкого, полные алогизмов, неожиданных эпитетов и сравнений, показались читателям и критикам непонятными и неуместными. В советской поэзии не было места такому своеобычному и неповторимому осмыслению реальности, инновационному способу письма.
Однако, комментируя ситуацию вокруг своей книги, Заболоцкий и под градом насмешек не отступает от той мысли, которая пройдет через всю его жизнь - мысли о своем особом предназначении: «Критика обвиняет меня в индивидуализме, и поскольку это касается способа писать, способа думать и видеть, то, очевидно, я действительно чем-то отличаюсь от большинства ныне пишущих» .
Жестокие нападки критики, участие Заболоцкого в «левой» группировке ОБЭРИУ (вопросы о политической пользе и вреде «левого» искусства будут постоянно обсуждаться советскими исследователями) - все это создавало напряженную ситуацию вокруг имени Заболоцкого.
Один из близких его друзей, Н. Степанов, вероятно, понимая опасность такого положения поэта в литературном пространстве того времени, представляет свою трактовку сборника. Исследователь предлагает интерпретировать «Столбцы» как сатиру на мещанский мирок периода нэпа. Степанов выступает со статьей в журнале «Звезда» в 1929 году, а затем, много позже, повторяет свою точку зрения в книге «Воспоминания о Заболоцком»: «В его стихах заклеймен был тусклый и гнилостный мирок нэпа, пытавшийся, впрочем, ненадолго, раскинуть свои щупальца в тогдашней жизни страны, оправлявшейся после гражданской войны и разрухи. Николаю Алексеевичу было тогда двадцать четыре года, и он со всем энтузиазмом молодости пережил очистительный пламень революции. Поэтому сурово и гневно осудил он плесень нэповских лет» .
Похожую линию проводит критик журнала «Октябрь». Он видит в Заболоцком и его поэзии союзника в борьбе с послереволюционным мещанством - самым опасным врагом. А значит, стихи Заболоцкого будут объективно полезны, если даже и сам автор не стремился к такому их воздействию.
Заболоцкий так же понимал, что обвинения критиков могут надолго закрыть ему путь в литературу. В попытке самооправдания, в 1936 году в «Литературном Ленинграде» Заболоцкий публикует статью под заголовком «Статьи «Правды» открывают нам глаза», в которой критически оценивает свои стихи, сводя их лишь к поэтическому эксперименту: «Изображение вещей и явлений в ту пору было для меня самоцелью... В некоторых стихах, явно экспериментальных, формалистические тенденции выступали еще резче. В ту пору мне казалось, что совершенствовать форму можно независимо от содержания и что эти эксперименты представляют самостоятельный интерес» .
Добровольное признание в формализме, столь не любимом советской критикой, отказ от смысловой ценности своих стихотворений, «кажущаяся» ценность экспериментов - такова цена признания. Уже после ареста и ссылки, в своей автобиографической заметке Заболоцкий примет прочтение Н.Степанова, написав: «По выходе из армии я попал в обстановку последних лет нэпа. Хищнический быт всякого рода дельцов и предпринимателей был глубоко чужд и враждебен мне. Сатирическое изображение этого быта стало темой моих стихов 1927-1928 годов, которые впоследствии составили книжку «Столбцы» .
Социальная и особенно политическая сферы, думается, мало интересовали Заболоцкого-поэта, поэтому подобное объяснение кажется нам продиктованным инстинктом самосохранения. Заболоцкий был далек от конкретных классовых проблем, и вероятнее всего, именно желание сохранить свои «Столбцы», которым поэт придавал огромное значение, подсказало такое решение. Отчасти с той же целью Заболоцкий позже редактирует свои стихотворения, сглаживая политически сомнительные строчки (стихотворение «Часовой»).
Публикация в 1933 году поэмы «Торжество земледелия» вызвала новую волну травли поэта. Поэма называлась «явно враждебной», «ориентирующейся на гниющий Запад», О. Бескин аттестовал поэму как «иллюстрацию тяжелейшего вида хронической формалистической горячки» . А. Сурков так отозвался о поэме: «Есть у ряда поэтов склонность зачислить в «новаторы» ленинградского поэта Заболоцкого, поэма которого «Торжество земледелия» не только сверхреакционна по содержанию, но столь же реакционна и по форме, в ней наиболее ярко выразилась классовая враждебность самого метода Заболоцкого, - метода смещения смысловых плоскостей, своеобразная «кривозеркальная» манера преломления действительности» .
Уже подготовленная к печати книга стихов, которая должна была быть выйти к читателю в 1933 году, так и не увидела свет. Множество рецензий, написанных после выхода поэмы, стали поводом аресту Заболоцкого в 1938 году.
Но еще до ареста Заболоцкий сотрудничает с газетой «Известия», в которой печатаются пять его стихотворений: "Прощание", "Север", "Горийская симфония", "Седов", "Великая книга". Как замечает Кевин Платт, «их создание для Заболоцкого было, несомненно, сознательным переходом в грандиозный мир советского официального дискурса и политической пропаганды» . Этой ценой покупается «Вторая книга» - сборник из 17 стихотворений.
Лишь в 1946 году Заболоцкого восстановили в Союзе писателей и разрешили жить в Москве. В 1948 году выходит третий сборник его стихов. В 1956 году, уже после развенчания культа личности Заболоцкий пишет «Историю моего заключения». Через год, в 1957, вышел последний прижизненный сборник стихов и переводов поэта.
Тактический ход, придуманный Н. Степановым, был подхвачен в 1960 годы. В это время появляются первые монографии о поэте, в которых «Столбцы» настойчиво трактуются как антинэповская книга, больше внимания исследователи уделяют позднему творчеству поэта, формулируя теорию «двух Заболоцких». Важно отметить, что в это время появляется ряд концептуальных статей о поэзии Заболоцкого (И. Роднянской, Вл. Орлова, В. Огнева). Актуализация антимещанской темы давала исследователям возможность «легализации» «Столбцов», открывала путь к читателю. Один из первых исследователей творчества Заболоцкого, А. Турков, в своей монографии замечает, что книга Заболоцкого «ощутимо была связана со временем, когда была создана». «Действительно», - пишет Турков, - мир собственничества, самоуспокоенности и косная мещанская среда, не порождающая иных идеалов, кроме жажды все большего благополучия и богатства, - это главный объект изображения в «Столбцах», обрисованный с беспощадной, отталкивающей выразительностью, вплоть до жестокого гротеска» . Исследователь сравнивает книгу Заболоцкого с «Клопом» Маяковского, выявляя сходство темы и даже отдельных образов. Но взгляд Заболоцкого кажется ему излишне мрачным. По словам Туркова, «Заболоцкий не в силах выйти за пределы пугающего его мирка ... Одна Медуза Горгона мещанства властно приковывает к себе взгляд поэта!» . И все же, несмотря на все недостатки книги, литературовед признает силу таланта поэта, гневно осуждая «вульгарную» критику рецензентов - приспособленцев. По мнению Туркова, именно некомпетентная критика, поверхностное отношение к «молодому таланту» преградили «Столбцам» дорогу к читателю.
И. Ростовцева, уже много лет занимающаяся исследованием поэзии Заболоцкого, в своем анализе творческой эволюции поэта так же обращает внимание на изображение действительности нэпа в «Столбцах». Среди проблем, выдвинутых автором, исследовательница отмечает и проблему личности: «Личность мещанина, вызванная к жизни действительностью времен нэпа, разложена, разъята (с помощью гротеска и сатиры) до мельчайших и простейших «клеток», ее составляющих, - на уровне автоматических реакций. Но эти клетки, несущие генетическую информацию о человеческих инстинктах
- пола, еды, наслаждений, - страшны тем, что при определенных условиях обладают способностью размножаться, удваиваться, утраиваться, принимая массовый характер обездуховленной, обезличенной жизни» .
Жизнь новых мещан, бесцельная и бессмысленная, «старый быт», облеченный в новую форму - все это становится предметом изображения в «Столбцах». По мнению исследователя, «Столбцы» стали первой попыткой ответа на вопрос «Как преобразить человека?»; вопрос, который станет одним из ключевых во всем творчестве автора.
В 1965 году в США выходит первое зарубежное издание стихотворений и поэм Заболоцкого под редакцией Г. П. Струве и Б. А. Филиппова. Книга открывается тремя вступительными статьями, одна из которых, статья Алексиса Раннит, на английском языке. Поэзию Заболоцкого Раннит помещает на «перекрестке экспрессионизма и классицизма». Б. Филиппов, автор второй статьи, отмечает открытие Заболоцким новой «эстетической реальности», обрисовывая путь поэта. Это путь через «страшный и пленительный мир «Столбцов» - овеществленных душ и не только одушевленных, но даже персонифицированных вещей», к поэме «Торжество земледелия», в которой «элементы трагического гротеска, иронии, лироэпического анимизма и карикатурного снижения господствующей идеологии причудливо переплетаются с огромной темой трудового и любовного переустройства мироздания», и, наконец, «От творчески преображенного словом мироздания
- к идее бессмертия», но бессмертия не личного, а «пантеизму» . Автор третьей статьи, Эммануил Райс, особую ценность видит в Заболоцком периода «Столбцов» и поэм. Авторы всех трех статей стремятся противопоставить поэзию Заболоцкого официальной советской идеологии, одновременно вписывая его в контекст не только историко-литературный (упоминаются движение футуризма, русская философская лирика), но и культурологический.
«Вообще, Заболоцкий — фигура недооцененная. Это гениальный поэт... Когда вы такое перечитываете, то понимаете, как надо работать дальше» .
Творческое наследие Заболоцкого - это стихи, несколько поэм, автобиографическая проза, статьи и заметки, литературные поэтические переводы из грузинской, сербской поэзии, перевод «Слова о полку Игореве», а так же детское переложение книги «Гаргантюа и Пантагрюэль». Но началом творческого пути, первым выходом к читателю становится дебютный сборник стихотворений «Столбцы».
С лета 1926 года Н. Заболоцкий пишет отдельные стихотворения, которые затем войдут в его первую книжку. Вышедшая в 1929 году в издательстве писателей Ленинграда, книга имела 4 раздела и включала в себя 22 стихотворения, написанные в период 1926-1928 гг. Заболоцкий придавал книге особое значение. По свидетельству И. М. Синельникова, Заболоцкий считал, что «надо писать не отдельные стихотворения, а целую книгу. Тогда все становится на свое место».
Окончательный состав книги и ее структура будут формироваться Заболоцким на протяжении еще нескольких лет, вплоть до 1958 года.
В 1933 году в сборник «Стихотворения 1926-1932» (который так и остался в корректуре) Заболоцкий включает и «Столбцы», снимая стихотворение «Черкешенка». Он дополняет свою первую книгу 9 стихотворениями: «Болезнь», «Игра в снежки», «Рыбная лавка», «Бессмертие» (стихотворение, которое позже сменит два названия - «Сад пыток» и «На лестницах»), «Самовар», «На даче», «Человек в воде», «Начало осени», «Цирк». Так же в новой книге должен был быть новый раздел - «Деревья», куда входили 15 натурфилософских стихотворений и две поэмы - «Безумный волк» и «Торжество земледелия». Но уже в корректуре, под влиянием острых критических замечаний, Заболоцкий начинает доработку сборника - снимает отдельные стихотворения, вносит правку, производит сокращения и перестановки. Он так же отказывается от названий разделов («Столбцы» и «Деревья»), сохраняя членение на две части.
К рукописному Своду 1948 года окончательный состав «Столбцов» был уже практически сформирован. Первая книга данного Свода объединяет в «Столбцах» все стихотворения, написанные в период 1926-1933 г., сохраняя их деление на две части. Свод 1948 года должен был стать итоговым, но в 1952 году Заболоцкий заново пересоставляет собрание. В этой новой машинописной книге вторая часть «Столбцов» носит название «Книга прогулок». Вероятнее всего, поэт продолжает сомневаться в том, стоит ли собирать разные стихотворения под общим названием, тем самым, объединяя их и выделяя как некий особый этап своего творчества.
Последней ступенью в процессе создания «Столбцов» стал 1958 год. В начале года Заболоцкий составляет последнюю редакцию сборника, куда включает 17 переработанных стихотворений из книги 1929 года, а так же 29 стихотворений разных лет, кончая 1933 г. Этот машинописный сборник Заболоцкий именовал «Венецианской книжкой», и упоминание о нем находим в особом завещании Заболоцкого: «Все Столбцы по венецианской книжке. Там все тексты в порядке» .
В этом же сборнике происходит окончательное разделение «Столбцов» на «Городские» и «Смешанные». Такая продолжительная история работы над «Столбцами» как нельзя лучше демонстрирует то огромное значение, которое придавал поэт своему первому сборнику .
Появление первой книги Заболоцкого нельзя назвать триумфальным. По свидетельству самого Заболоцкого, книга «разошлась в несколько дней как в Ленинграде, так и в Москве», вызвав в литературе «порядочный скандал». Заболоцкий был моментально причислен к «лику нечестивых» . Советская литература, нуждавшаяся в новой, полезной революционному делу поэзии, не сумела по достоинству оценить молодого автора. На Заболоцкого посыпались многочисленные упреки в «примитивизме» и «инфантильности». Чего стоят одни названия критических статей: «Социология бессмыслинки» («Сибирские огни»), «Болотное и Заболоцкий» («Резец»), «Юродствующая поэзия и поэзия миллионов» («Правда»). Критик журнала «Резец» А. Амстердам категорически заявляет: «Поэт талантлив, но, кроме того, он мертв» .
На фоне глобальной стройки нового государства, новой идеологии и даже нового типа жизни стихи Заболоцкого, полные алогизмов, неожиданных эпитетов и сравнений, показались читателям и критикам непонятными и неуместными. В советской поэзии не было места такому своеобычному и неповторимому осмыслению реальности, инновационному способу письма.
Однако, комментируя ситуацию вокруг своей книги, Заболоцкий и под градом насмешек не отступает от той мысли, которая пройдет через всю его жизнь - мысли о своем особом предназначении: «Критика обвиняет меня в индивидуализме, и поскольку это касается способа писать, способа думать и видеть, то, очевидно, я действительно чем-то отличаюсь от большинства ныне пишущих» .
Жестокие нападки критики, участие Заболоцкого в «левой» группировке ОБЭРИУ (вопросы о политической пользе и вреде «левого» искусства будут постоянно обсуждаться советскими исследователями) - все это создавало напряженную ситуацию вокруг имени Заболоцкого.
Один из близких его друзей, Н. Степанов, вероятно, понимая опасность такого положения поэта в литературном пространстве того времени, представляет свою трактовку сборника. Исследователь предлагает интерпретировать «Столбцы» как сатиру на мещанский мирок периода нэпа. Степанов выступает со статьей в журнале «Звезда» в 1929 году, а затем, много позже, повторяет свою точку зрения в книге «Воспоминания о Заболоцком»: «В его стихах заклеймен был тусклый и гнилостный мирок нэпа, пытавшийся, впрочем, ненадолго, раскинуть свои щупальца в тогдашней жизни страны, оправлявшейся после гражданской войны и разрухи. Николаю Алексеевичу было тогда двадцать четыре года, и он со всем энтузиазмом молодости пережил очистительный пламень революции. Поэтому сурово и гневно осудил он плесень нэповских лет» .
Похожую линию проводит критик журнала «Октябрь». Он видит в Заболоцком и его поэзии союзника в борьбе с послереволюционным мещанством - самым опасным врагом. А значит, стихи Заболоцкого будут объективно полезны, если даже и сам автор не стремился к такому их воздействию.
Заболоцкий так же понимал, что обвинения критиков могут надолго закрыть ему путь в литературу. В попытке самооправдания, в 1936 году в «Литературном Ленинграде» Заболоцкий публикует статью под заголовком «Статьи «Правды» открывают нам глаза», в которой критически оценивает свои стихи, сводя их лишь к поэтическому эксперименту: «Изображение вещей и явлений в ту пору было для меня самоцелью... В некоторых стихах, явно экспериментальных, формалистические тенденции выступали еще резче. В ту пору мне казалось, что совершенствовать форму можно независимо от содержания и что эти эксперименты представляют самостоятельный интерес» .
Добровольное признание в формализме, столь не любимом советской критикой, отказ от смысловой ценности своих стихотворений, «кажущаяся» ценность экспериментов - такова цена признания. Уже после ареста и ссылки, в своей автобиографической заметке Заболоцкий примет прочтение Н.Степанова, написав: «По выходе из армии я попал в обстановку последних лет нэпа. Хищнический быт всякого рода дельцов и предпринимателей был глубоко чужд и враждебен мне. Сатирическое изображение этого быта стало темой моих стихов 1927-1928 годов, которые впоследствии составили книжку «Столбцы» .
Социальная и особенно политическая сферы, думается, мало интересовали Заболоцкого-поэта, поэтому подобное объяснение кажется нам продиктованным инстинктом самосохранения. Заболоцкий был далек от конкретных классовых проблем, и вероятнее всего, именно желание сохранить свои «Столбцы», которым поэт придавал огромное значение, подсказало такое решение. Отчасти с той же целью Заболоцкий позже редактирует свои стихотворения, сглаживая политически сомнительные строчки (стихотворение «Часовой»).
Публикация в 1933 году поэмы «Торжество земледелия» вызвала новую волну травли поэта. Поэма называлась «явно враждебной», «ориентирующейся на гниющий Запад», О. Бескин аттестовал поэму как «иллюстрацию тяжелейшего вида хронической формалистической горячки» . А. Сурков так отозвался о поэме: «Есть у ряда поэтов склонность зачислить в «новаторы» ленинградского поэта Заболоцкого, поэма которого «Торжество земледелия» не только сверхреакционна по содержанию, но столь же реакционна и по форме, в ней наиболее ярко выразилась классовая враждебность самого метода Заболоцкого, - метода смещения смысловых плоскостей, своеобразная «кривозеркальная» манера преломления действительности» .
Уже подготовленная к печати книга стихов, которая должна была быть выйти к читателю в 1933 году, так и не увидела свет. Множество рецензий, написанных после выхода поэмы, стали поводом аресту Заболоцкого в 1938 году.
Но еще до ареста Заболоцкий сотрудничает с газетой «Известия», в которой печатаются пять его стихотворений: "Прощание", "Север", "Горийская симфония", "Седов", "Великая книга". Как замечает Кевин Платт, «их создание для Заболоцкого было, несомненно, сознательным переходом в грандиозный мир советского официального дискурса и политической пропаганды» . Этой ценой покупается «Вторая книга» - сборник из 17 стихотворений.
Лишь в 1946 году Заболоцкого восстановили в Союзе писателей и разрешили жить в Москве. В 1948 году выходит третий сборник его стихов. В 1956 году, уже после развенчания культа личности Заболоцкий пишет «Историю моего заключения». Через год, в 1957, вышел последний прижизненный сборник стихов и переводов поэта.
Тактический ход, придуманный Н. Степановым, был подхвачен в 1960 годы. В это время появляются первые монографии о поэте, в которых «Столбцы» настойчиво трактуются как антинэповская книга, больше внимания исследователи уделяют позднему творчеству поэта, формулируя теорию «двух Заболоцких». Важно отметить, что в это время появляется ряд концептуальных статей о поэзии Заболоцкого (И. Роднянской, Вл. Орлова, В. Огнева). Актуализация антимещанской темы давала исследователям возможность «легализации» «Столбцов», открывала путь к читателю. Один из первых исследователей творчества Заболоцкого, А. Турков, в своей монографии замечает, что книга Заболоцкого «ощутимо была связана со временем, когда была создана». «Действительно», - пишет Турков, - мир собственничества, самоуспокоенности и косная мещанская среда, не порождающая иных идеалов, кроме жажды все большего благополучия и богатства, - это главный объект изображения в «Столбцах», обрисованный с беспощадной, отталкивающей выразительностью, вплоть до жестокого гротеска» . Исследователь сравнивает книгу Заболоцкого с «Клопом» Маяковского, выявляя сходство темы и даже отдельных образов. Но взгляд Заболоцкого кажется ему излишне мрачным. По словам Туркова, «Заболоцкий не в силах выйти за пределы пугающего его мирка ... Одна Медуза Горгона мещанства властно приковывает к себе взгляд поэта!» . И все же, несмотря на все недостатки книги, литературовед признает силу таланта поэта, гневно осуждая «вульгарную» критику рецензентов - приспособленцев. По мнению Туркова, именно некомпетентная критика, поверхностное отношение к «молодому таланту» преградили «Столбцам» дорогу к читателю.
И. Ростовцева, уже много лет занимающаяся исследованием поэзии Заболоцкого, в своем анализе творческой эволюции поэта так же обращает внимание на изображение действительности нэпа в «Столбцах». Среди проблем, выдвинутых автором, исследовательница отмечает и проблему личности: «Личность мещанина, вызванная к жизни действительностью времен нэпа, разложена, разъята (с помощью гротеска и сатиры) до мельчайших и простейших «клеток», ее составляющих, - на уровне автоматических реакций. Но эти клетки, несущие генетическую информацию о человеческих инстинктах
- пола, еды, наслаждений, - страшны тем, что при определенных условиях обладают способностью размножаться, удваиваться, утраиваться, принимая массовый характер обездуховленной, обезличенной жизни» .
Жизнь новых мещан, бесцельная и бессмысленная, «старый быт», облеченный в новую форму - все это становится предметом изображения в «Столбцах». По мнению исследователя, «Столбцы» стали первой попыткой ответа на вопрос «Как преобразить человека?»; вопрос, который станет одним из ключевых во всем творчестве автора.
В 1965 году в США выходит первое зарубежное издание стихотворений и поэм Заболоцкого под редакцией Г. П. Струве и Б. А. Филиппова. Книга открывается тремя вступительными статьями, одна из которых, статья Алексиса Раннит, на английском языке. Поэзию Заболоцкого Раннит помещает на «перекрестке экспрессионизма и классицизма». Б. Филиппов, автор второй статьи, отмечает открытие Заболоцким новой «эстетической реальности», обрисовывая путь поэта. Это путь через «страшный и пленительный мир «Столбцов» - овеществленных душ и не только одушевленных, но даже персонифицированных вещей», к поэме «Торжество земледелия», в которой «элементы трагического гротеска, иронии, лироэпического анимизма и карикатурного снижения господствующей идеологии причудливо переплетаются с огромной темой трудового и любовного переустройства мироздания», и, наконец, «От творчески преображенного словом мироздания
- к идее бессмертия», но бессмертия не личного, а «пантеизму» . Автор третьей статьи, Эммануил Райс, особую ценность видит в Заболоцком периода «Столбцов» и поэм. Авторы всех трех статей стремятся противопоставить поэзию Заболоцкого официальной советской идеологии, одновременно вписывая его в контекст не только историко-литературный (упоминаются движение футуризма, русская философская лирика), но и культурологический.
Портрет в лирике - это всегда больше, чем литературный прием. Лирический портрет является средоточием не только собственно портретных черт избранного героя, это способ выражения автором своего мировоззрения. В лирическом портрете раскрываются взгляды автора на взаимоотношения личности и мира; являясь предметом изображения в лирике, портрет, вместе с тем, становится формой выражения идеи, формируя образ индивидуально-авторской картины мира. Портрет в лирике, в отличие от портрета в прозе, лишен развернутости, описательности, он складывается из минимума портретных деталей, а значит, обладает большей степенью обобщения. Обращение к изучению лирического портрета позволяет обнаружить особенности индивидуальной философско-поэтической системы поэта.
Поэзия Николая Заболоцкого, ставшая материалом для нашего исследования, предоставляет множество самых разных портретов. На каждом этапе творчества поэта портреты, а так же приемы их создания в поэтическом тексте, меняются, иллюстрируя изменения и в авторской системе взглядов.
Портретные стихотворения в первой поэтической книге Н. Заболоцкого «Столбцы» (1929) мы условно разделили на две группы: «коллективные» и «индивидуальные» портреты. К коллективным портретам мы отнесли стихотворения «красная Бавария», «Белая ночь», «Лето», «На рынке», «Свадьба», «Обводный канал», «Купальщики», «Народный дом», «Цирк». Предметом изображения в этих стихотворениях становится множество людей, определенное такими существительными как «толпа», «народ», «стая». Это портреты людей с уничтоженной индивидуальностью: они носят одну и ту же одежду, совершают одинаковые бессмысленные движения, их интересы сводятся лишь к удовлетворению плотских желаний. Эти герои выглядят как уроды, калеки, их внешность часто грубо телесна, подчеркнуто безобразна. В стихотворениях этой группы появляются поп и сирена - два персонажа, реализующих тему смерти в сборнике.
К группе «индивидуальных» портретов мы отнесли стихотворения «Футбол», «Фокстрот», «Часовой», «Новый быт», «Черкешенка», «Фигуры сна», «Бродячие музыканты», «Ивановы», «Офорт», «Движение», «Болезнь». Портреты этой группы заключают в себе изображение отдельно взятых персонажей. Основным принципом изображения в таких портретах становится принцип опредмечивания человека: герои кажутся пустыми оболочками, куклами, механизмами. Обобщенный образ «Ивановых» в концентрированном виде представляет все тенденции в изображении человека, которые мы видели на всем массиве текстов «Столбцов». Принцип овеществления человека реализуется в тексте стихотворений с помощью множества приемов: грамматическое и лексическое соотнесение слов, различающихся характеристикой числа, использование особого рода сравнений, описание человека через «вещные» детали, использование статальных глаголов, реализующих в контексте сборника идею смерти, наращивание интертекстуальных связей, создающих культурный контекст для восприятия портрета.
Именно в портретах в сборнике рождается момент критики человека и того круга явлений, которые связаны с повседневной человеческой жизнью. Для Заболоцкого периода «Столбцов» человек является олицетворением пошлости, его существование бессмысленно, он лишен искры разума. Даже животные и предметы кажутся более одухотворенными, чем люди, населяющие фантасмагорический мир «Столбцов». Человек, увиденный «голым взглядом», освобожденный от традиционных представлений и стереотипов, предстает уродливым, болезненным, а мир, населенный такими людьми - безумным.
Важно отметить так же, что портрет для раннего Заболоцкого - это возможность отработать свое «особое зрение»: приемы пластической образности, впервые появившейся в «Столбцах» будут использоваться на каждом этапе творческой эволюции поэта.
30-е годы отмечены интересом Заболоцкого к работам философов - космистов, к современным ему достижениям науки. Это время натурфилософской лирики, в которой ведется поэтический поиск места человека в мире. На этом этапе Заболоцкий отрабатывает различные сценарии взаимодействия человека и природы. Мир животных видится поэту в двух вариантах - как утопически-идеальное взаимодействие всего живого, сообщество понимающих, но еще недостаточно развитых животных и растений, и как «природы вековечная давильня», скрытый от глаз человека мир, в котором соединяются смерть и бытие, а пожирание одного организма дает жизнь другому. Человеку в этой картине мира отводится роль наставника, учителя животных и растений. Изображение человека в 30-е годы, как правило, лишено индивидуальности, обобщено, но, в отличие от поэтики «Столбцов», это обобщение со знаком плюс. В это время поэт впервые осознает этические проблемы, скрытые в жизни человека и природы, в их взаимоотношениях, и стремится разрешить нарастающий конфликт. Так появляются портреты- метаморфозы, в которых человек сливается с природой - к этому типу портретов мы отнесли стихотворения «В жилищах наших» и «Искушение». Итогом метаморфозы в стихотворении «В жилищах наших» становится новое, совокупное существо, дерево-человек. В стихотворении «Искушение» антиномия жизни и смерти, необходимого и вечного цикла природы, преодолевается через использование мифа. Конфликт между природой и разрушительной силой человека снимается и в стихотворении «Искусство»; в нем объединяющей силой выступают творческие силы человека, его способность к творческому синтезу через искусство. Человек, этот «Саваоф двухэтажного дома», способен своим дыханием оживить мертвое, дать животным и деревьям разум и слово. Во всех этих стихотворениях человек как будто отстраняется, исключается из природного мира, становясь выше его. Другие стихотворения, «Человек в воде» и «Отдыхающие крестьяне» наоборот, включают человека в круговорот тех событий, что бесконечно повторяются в природе. В «Человеке в воде» это цикл пожирания-жизни, в «Отдыхающих крестьянах» происходит включение человека в более глобальные, космические универсальные циклы.
По мысли К. Циолковского, философа, чьи идеи во многом послужили научной основой для поэтической системы Заболоцкого этого периода, долг человека заключается в том, чтобы, достигнув нужного уровня развития, развить затем животных и растения. Саморазвитие природы происходит слишком медленно, мир растений и животных наполнен страданиями, связанными с механизмом естественного отбора, и человек обязан эти страдания прекратить, милосердно уничтожив неспособные к жизни формы. Именно в этом, по мысли философа, заключено этическое отношение человека к окружающему его миру. В стихотворении «Школа жуков» Заболоцкий приводит свой вариант разрешения проблемы: наряду с саморазвитием животных и растений он предлагает добровольную жертву человечества. Там, где Циолковский уничтожает, Заболоцкий поэтически «пересобирает» мир, заставляя его действовать по новым правилам. Школа жуков - объединение насекомых, младенцев, животный и растений, в котором все учатся друг у друга и выращивают «таинственный разум». Поэтическая идея Заболоцкого приобретает, тем самым глобальный размах.
Все перечисленные нами стихотворения объединяет форма портрета: человек в них обобщен, часто лишь намечен несколькими деталями, что делает его еще более условным. Человек в стихах - это представитель Человечества, он может даже говорить от имени совокупного мы, как в отрывке «Школа жуков». Портреты в стихах 30-х годов позволяют по детали воссоздать единый облик человека.
Поэмы, как жанр, соединивший лирическое и эпическое начало, предлагает особого рода портреты. В поэме «Торжество земледелия» портреты крестьян, приведенные в первой главе, во многом схожи с портретами в стихах. Но в финале перед читателем возникает грандиозный обобщенный портрет особого существа - «младенца-мира», рожденного в муке, но последнего, кто претерпевает мучения.
Портрет человека в поэме «Деревья» так же максимально обобщен, в природном мире портрету человека, данного глазами Лесничего, соответствует образ Дерева Сферы - структуры, воплощающей «чистое понятие» дерева. Портрет и в «Торжестве земледелия», и в «Деревьях» - это попытка дать материальный облик чистой идее, сделать космическое зримым. Портреты в этих поэмах становятся философемами.
В поэме «Лодейников» намечаются те тенденции в изображении человека, которые, затем, будут развернуты в поздней лирике. Лодейников, Лариса и Соколов - это живые люди, личности. Такое изменение в изображении человека продиктовано новым решением основной проблемы этого периода - попыткой примирить природу и человека. Решение проблемы лежит в личности Лодейникова, в его способности принять дисгармонию природы, и, в то же время, услышать ее музыку. Лодейников, теряя возлюбленную, становится «дирижером» природного оркестра.
Портрет в 30-е годы становится способом материализации поэтических идей Заболоцкого: его размышлений о роли человека в процессе
преобразования природы, о его месте в конфликте жизни и смерти, ежедневно происходящем внутри животного мира. Портрет так же позволяет сделать зримыми идеи более высокого уровня: чистые понятия, выведенные из рассуждений Вернадского, Циолковского и самого Заболоцкого.
Многообразие портретов внутри периода обусловило сложность выделения единых приемов, использующихся при создании портрета. Для портретов-метаморфоз характерно использование большого числа глаголов, описывающих сам процесс превращения; глаголы так же являются важным средством придания тексту экспрессивности.
Основным поэтическим тропом этого периода становится эпитет, что, на наш взгляд, обусловлено поисками характерных признаков, точных характеристик человека. Портреты 30-х годов, так же, как и портреты «Столбцов» нарочито физиологичны. Такой эффект достигается за счет столкновения слов из разных лексических пластов, за счет подробных описаний физиологических процессов, таких как разложение, развитие эмбриона.
Портреты 40-50-х годов кардинально отличаются от портретов, описанных выше. На этом этапе своего творческого пути, Заболоцкий обращается к человеку в его повседневной жизни. Каждый портрет этого периода иллюстрирует некоторую часть новой, этико-эстетической системы поэта, и в центре этой системы располагается не природа, не мир и Космос, но человек. В поздней лирике мы выделили два типа портретов: дискретный, фрагментарный портрет, и целостный, подчиняющий себе все пространство стиха. К портретам первой группы мы отнесли стихотворения «Слепой», «Прохожий», «Неудачник», «Поэт», «Детство». Ключевой в портрете героев перечисленных стихотворений становится одна черта. В стихотворениях второй группы портрет развернут, он становится сюжетным центром стихотворения, подчиняя себе его композиционное строение. К этой группе мы отнесли стихотворения «Жена», «В кино», «Приближался апрель к середине», «О красоте человеческих лиц», «Некрасивая девочка», «Старая актриса», «Портрет», «Бетховен», «Это было давно», «Ходоки», а так же три стихотворения из цикла «Последняя любовь»: «Признание», «Последняя любовь» и «Старость».
За каждым портретом 40-50х годов скрывается история судьбы, жизнь, наполненная счастьем или страданием, утратами, тревогами, заботами или радостью, волшебством простых, обыденных вещей и событий. С помощью портретов поздний Заболоцкий наполняет личностным содержанием такие категории, как Судьба, Талант, Любовь, Искусство, Красота. В поздней лирике ключевыми становятся слова «душа» и «сердце». По форме поздние стихотворения очень просты, в них чувствуется традиция русской классической поэзии, хотя, как мы пытались продемонстрировать, встречаются отголоски
пластической образности «Столбцов». Поздние стихи строятся на переломах интонации, на несоответствии как ключевом принципе.
Поздние стихи поэта были во многом созвучны его эпохе. Как отмечает Ю. Колкер, «переменился не только Заболоцкий: переменилась духовная атмосфера человечества. Человек увидел, что излишне обольщался на свой счет. Человечество в целом почувствовало влечение к непреходящим ценностям, к мировым универсалиям. Явилось желание унять или хоть ограничить вселенскую режиссуру создателей нового мира, отобрать дирижерскую палочку у человека и вернуть ее Богу. Обновление перестали однозначно приравнивать к добру, эксцентричность - к художественности, революционность - к правоте» . В этой поэтической чуткости, способности за бытом увидеть бытие, и есть гениальность позднего Заболоцкого.
Поэзия Николая Заболоцкого, ставшая материалом для нашего исследования, предоставляет множество самых разных портретов. На каждом этапе творчества поэта портреты, а так же приемы их создания в поэтическом тексте, меняются, иллюстрируя изменения и в авторской системе взглядов.
Портретные стихотворения в первой поэтической книге Н. Заболоцкого «Столбцы» (1929) мы условно разделили на две группы: «коллективные» и «индивидуальные» портреты. К коллективным портретам мы отнесли стихотворения «красная Бавария», «Белая ночь», «Лето», «На рынке», «Свадьба», «Обводный канал», «Купальщики», «Народный дом», «Цирк». Предметом изображения в этих стихотворениях становится множество людей, определенное такими существительными как «толпа», «народ», «стая». Это портреты людей с уничтоженной индивидуальностью: они носят одну и ту же одежду, совершают одинаковые бессмысленные движения, их интересы сводятся лишь к удовлетворению плотских желаний. Эти герои выглядят как уроды, калеки, их внешность часто грубо телесна, подчеркнуто безобразна. В стихотворениях этой группы появляются поп и сирена - два персонажа, реализующих тему смерти в сборнике.
К группе «индивидуальных» портретов мы отнесли стихотворения «Футбол», «Фокстрот», «Часовой», «Новый быт», «Черкешенка», «Фигуры сна», «Бродячие музыканты», «Ивановы», «Офорт», «Движение», «Болезнь». Портреты этой группы заключают в себе изображение отдельно взятых персонажей. Основным принципом изображения в таких портретах становится принцип опредмечивания человека: герои кажутся пустыми оболочками, куклами, механизмами. Обобщенный образ «Ивановых» в концентрированном виде представляет все тенденции в изображении человека, которые мы видели на всем массиве текстов «Столбцов». Принцип овеществления человека реализуется в тексте стихотворений с помощью множества приемов: грамматическое и лексическое соотнесение слов, различающихся характеристикой числа, использование особого рода сравнений, описание человека через «вещные» детали, использование статальных глаголов, реализующих в контексте сборника идею смерти, наращивание интертекстуальных связей, создающих культурный контекст для восприятия портрета.
Именно в портретах в сборнике рождается момент критики человека и того круга явлений, которые связаны с повседневной человеческой жизнью. Для Заболоцкого периода «Столбцов» человек является олицетворением пошлости, его существование бессмысленно, он лишен искры разума. Даже животные и предметы кажутся более одухотворенными, чем люди, населяющие фантасмагорический мир «Столбцов». Человек, увиденный «голым взглядом», освобожденный от традиционных представлений и стереотипов, предстает уродливым, болезненным, а мир, населенный такими людьми - безумным.
Важно отметить так же, что портрет для раннего Заболоцкого - это возможность отработать свое «особое зрение»: приемы пластической образности, впервые появившейся в «Столбцах» будут использоваться на каждом этапе творческой эволюции поэта.
30-е годы отмечены интересом Заболоцкого к работам философов - космистов, к современным ему достижениям науки. Это время натурфилософской лирики, в которой ведется поэтический поиск места человека в мире. На этом этапе Заболоцкий отрабатывает различные сценарии взаимодействия человека и природы. Мир животных видится поэту в двух вариантах - как утопически-идеальное взаимодействие всего живого, сообщество понимающих, но еще недостаточно развитых животных и растений, и как «природы вековечная давильня», скрытый от глаз человека мир, в котором соединяются смерть и бытие, а пожирание одного организма дает жизнь другому. Человеку в этой картине мира отводится роль наставника, учителя животных и растений. Изображение человека в 30-е годы, как правило, лишено индивидуальности, обобщено, но, в отличие от поэтики «Столбцов», это обобщение со знаком плюс. В это время поэт впервые осознает этические проблемы, скрытые в жизни человека и природы, в их взаимоотношениях, и стремится разрешить нарастающий конфликт. Так появляются портреты- метаморфозы, в которых человек сливается с природой - к этому типу портретов мы отнесли стихотворения «В жилищах наших» и «Искушение». Итогом метаморфозы в стихотворении «В жилищах наших» становится новое, совокупное существо, дерево-человек. В стихотворении «Искушение» антиномия жизни и смерти, необходимого и вечного цикла природы, преодолевается через использование мифа. Конфликт между природой и разрушительной силой человека снимается и в стихотворении «Искусство»; в нем объединяющей силой выступают творческие силы человека, его способность к творческому синтезу через искусство. Человек, этот «Саваоф двухэтажного дома», способен своим дыханием оживить мертвое, дать животным и деревьям разум и слово. Во всех этих стихотворениях человек как будто отстраняется, исключается из природного мира, становясь выше его. Другие стихотворения, «Человек в воде» и «Отдыхающие крестьяне» наоборот, включают человека в круговорот тех событий, что бесконечно повторяются в природе. В «Человеке в воде» это цикл пожирания-жизни, в «Отдыхающих крестьянах» происходит включение человека в более глобальные, космические универсальные циклы.
По мысли К. Циолковского, философа, чьи идеи во многом послужили научной основой для поэтической системы Заболоцкого этого периода, долг человека заключается в том, чтобы, достигнув нужного уровня развития, развить затем животных и растения. Саморазвитие природы происходит слишком медленно, мир растений и животных наполнен страданиями, связанными с механизмом естественного отбора, и человек обязан эти страдания прекратить, милосердно уничтожив неспособные к жизни формы. Именно в этом, по мысли философа, заключено этическое отношение человека к окружающему его миру. В стихотворении «Школа жуков» Заболоцкий приводит свой вариант разрешения проблемы: наряду с саморазвитием животных и растений он предлагает добровольную жертву человечества. Там, где Циолковский уничтожает, Заболоцкий поэтически «пересобирает» мир, заставляя его действовать по новым правилам. Школа жуков - объединение насекомых, младенцев, животный и растений, в котором все учатся друг у друга и выращивают «таинственный разум». Поэтическая идея Заболоцкого приобретает, тем самым глобальный размах.
Все перечисленные нами стихотворения объединяет форма портрета: человек в них обобщен, часто лишь намечен несколькими деталями, что делает его еще более условным. Человек в стихах - это представитель Человечества, он может даже говорить от имени совокупного мы, как в отрывке «Школа жуков». Портреты в стихах 30-х годов позволяют по детали воссоздать единый облик человека.
Поэмы, как жанр, соединивший лирическое и эпическое начало, предлагает особого рода портреты. В поэме «Торжество земледелия» портреты крестьян, приведенные в первой главе, во многом схожи с портретами в стихах. Но в финале перед читателем возникает грандиозный обобщенный портрет особого существа - «младенца-мира», рожденного в муке, но последнего, кто претерпевает мучения.
Портрет человека в поэме «Деревья» так же максимально обобщен, в природном мире портрету человека, данного глазами Лесничего, соответствует образ Дерева Сферы - структуры, воплощающей «чистое понятие» дерева. Портрет и в «Торжестве земледелия», и в «Деревьях» - это попытка дать материальный облик чистой идее, сделать космическое зримым. Портреты в этих поэмах становятся философемами.
В поэме «Лодейников» намечаются те тенденции в изображении человека, которые, затем, будут развернуты в поздней лирике. Лодейников, Лариса и Соколов - это живые люди, личности. Такое изменение в изображении человека продиктовано новым решением основной проблемы этого периода - попыткой примирить природу и человека. Решение проблемы лежит в личности Лодейникова, в его способности принять дисгармонию природы, и, в то же время, услышать ее музыку. Лодейников, теряя возлюбленную, становится «дирижером» природного оркестра.
Портрет в 30-е годы становится способом материализации поэтических идей Заболоцкого: его размышлений о роли человека в процессе
преобразования природы, о его месте в конфликте жизни и смерти, ежедневно происходящем внутри животного мира. Портрет так же позволяет сделать зримыми идеи более высокого уровня: чистые понятия, выведенные из рассуждений Вернадского, Циолковского и самого Заболоцкого.
Многообразие портретов внутри периода обусловило сложность выделения единых приемов, использующихся при создании портрета. Для портретов-метаморфоз характерно использование большого числа глаголов, описывающих сам процесс превращения; глаголы так же являются важным средством придания тексту экспрессивности.
Основным поэтическим тропом этого периода становится эпитет, что, на наш взгляд, обусловлено поисками характерных признаков, точных характеристик человека. Портреты 30-х годов, так же, как и портреты «Столбцов» нарочито физиологичны. Такой эффект достигается за счет столкновения слов из разных лексических пластов, за счет подробных описаний физиологических процессов, таких как разложение, развитие эмбриона.
Портреты 40-50-х годов кардинально отличаются от портретов, описанных выше. На этом этапе своего творческого пути, Заболоцкий обращается к человеку в его повседневной жизни. Каждый портрет этого периода иллюстрирует некоторую часть новой, этико-эстетической системы поэта, и в центре этой системы располагается не природа, не мир и Космос, но человек. В поздней лирике мы выделили два типа портретов: дискретный, фрагментарный портрет, и целостный, подчиняющий себе все пространство стиха. К портретам первой группы мы отнесли стихотворения «Слепой», «Прохожий», «Неудачник», «Поэт», «Детство». Ключевой в портрете героев перечисленных стихотворений становится одна черта. В стихотворениях второй группы портрет развернут, он становится сюжетным центром стихотворения, подчиняя себе его композиционное строение. К этой группе мы отнесли стихотворения «Жена», «В кино», «Приближался апрель к середине», «О красоте человеческих лиц», «Некрасивая девочка», «Старая актриса», «Портрет», «Бетховен», «Это было давно», «Ходоки», а так же три стихотворения из цикла «Последняя любовь»: «Признание», «Последняя любовь» и «Старость».
За каждым портретом 40-50х годов скрывается история судьбы, жизнь, наполненная счастьем или страданием, утратами, тревогами, заботами или радостью, волшебством простых, обыденных вещей и событий. С помощью портретов поздний Заболоцкий наполняет личностным содержанием такие категории, как Судьба, Талант, Любовь, Искусство, Красота. В поздней лирике ключевыми становятся слова «душа» и «сердце». По форме поздние стихотворения очень просты, в них чувствуется традиция русской классической поэзии, хотя, как мы пытались продемонстрировать, встречаются отголоски
пластической образности «Столбцов». Поздние стихи строятся на переломах интонации, на несоответствии как ключевом принципе.
Поздние стихи поэта были во многом созвучны его эпохе. Как отмечает Ю. Колкер, «переменился не только Заболоцкий: переменилась духовная атмосфера человечества. Человек увидел, что излишне обольщался на свой счет. Человечество в целом почувствовало влечение к непреходящим ценностям, к мировым универсалиям. Явилось желание унять или хоть ограничить вселенскую режиссуру создателей нового мира, отобрать дирижерскую палочку у человека и вернуть ее Богу. Обновление перестали однозначно приравнивать к добру, эксцентричность - к художественности, революционность - к правоте» . В этой поэтической чуткости, способности за бытом увидеть бытие, и есть гениальность позднего Заболоцкого.
содержание магистерской диссертации – Поэтическая портретистика Николая Заболоцкого
выдержки из магистерской диссертации – Поэтическая портретистика Николая Заболоцкого
Каталог работ (154216)
- Бакалаврская работа (39058)
- Диссертация (979)
- Магистерская диссертация (22851)
- Дипломные работы, ВКР (63241)
- Главы к дипломным работам (2139)
- Курсовые работы (10803)
- Контрольные работы (6284)
- Отчеты по практике (1357)
- Рефераты (1496)
- Задачи, тесты, ПТК (634)
- Ответы на вопросы (155)
- Статьи, Эссе, Сочинения (942)
- Бизнес-планы (51)
- Презентации (108)
- РГР (84)
- Авторефераты (РГБ) (1692)
- Диссертации (РГБ) (1883)
- Прочее (459)