Глава 1. Аполлоническое и Дионисийское в структуре лирического героя
Леонида Губанова 13
Глава 2. Философские интенции и сентенции в поэзии Леонида Губанова ... 46
Глава 3. Поэтика Леонида Губанова 67
Заключение 81
Источники и литература 86
Леонид Губанов (1946-1983) - культовый поэт русского андеграунда второй половины XX века. Его стих во многом оказывается противоречивым конвенциям советской поэзии поствоенного периода: с ее установкой на реалистичность и философскую внятность, интересом к социально¬психологическим проблемам, энергией простоты и открытости художественных форм. Тенденция 1960-1980-х гг., которую определила целая плеяда поэтов - Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Б. Ахмадуллина, Д. Самойлов, Б. Слуцкий, Б. Окуджава, В. Высоцкий и др. - во многом станет детерминирующей, и до эпохи «перестройки» другие направления поэтической мысли будут восприняты советской культурой как стохастические.
Именно поэтому под маской «подпольного» искусства окажутся не только «неоавангардные» течения (лианозовская группа: Е. Кроповицкий, Я. Сатуновский, В. Некрасов и др.; кружок Черткова: Л. Чертков, С. Красовицкий и др.; «филологическая ленинградская школа»: Л. Виноградов, М. Еремин, А. Кондратов и др.; позднее - «уктусская школа»: Р. Никонова, С. Сигей, Е. Арбенев; отчасти «СМОГ»), но и «неоклассические» (О. Седакова, Е. Шварц, В. Кривулин, С. Стратановский), группа московских концептуалистов (И. Кабаков, Д. Пирогов, Л. Рубинштейн, М. Айзенберг, Т. Кибиров), а также поэты, работающие вне литературных объединений (Г. Айги, В. Казаков). Некоторые из этих имен будут реабилитированы только к концу 1980-х гг., с началом горбачевской политики гласности.
Ольга Седакова (возможно, не случайно в эссе памяти Леонида Губанова) даст точный «диагноз» младшему - во многом «погибшему» - поколению шестидесятников: «Кажется, наше поколение первым
столкнулось с такой ситуацией, когда не идеи, не политические взгляды, не что иное - а одаренность сама по себе оказалась политически нежелательным явлением» (курсив - О. С.). Губанов - будучи одним из идеологически «нежелательных явлений» - станет маргинальным идолом своего поколения и на неофициальных выступлениях буквально заворожит московского слушателя магией стиха, голосом ребенка, удушенного в колыбели.
Его творческий путь можно назвать почти хрестоматийным воплощением мифа о русском поэте. Уже в 19 лет Губанов станет лидером культурного объединения с полифоническим названием - «СМОГ». «СМОГ» как «Смелость. Мысль. Образ. Глубина». Как «Самое Молодое Общество Гениев». Как пелена дыма. Как модальный глагол. Как бунт молодого поколения художников, музыкантов, философов, поэтов против «официальной» советской культуры.
Его напечатают при жизни только два раза - в «Пионерской правде» за 1962 и в «Юности» за 1964 , а реакция сатирического журнала «Крокодил» на последнюю публикацию навсегда заставит поэта отказаться от сотрудничества с любыми редакциями. Эпатажная репутация Губанова - с акциями «гласности» возле памятника Маяковскому, погружениями в наркотическую богему , скандальными попытками доказать собственную гениальность - повлечет за собой серию арестов и психиатрических обследований. Он уйдет из жизни рано, с традиционным для русской поэзии числом - 37, впишет судьбу в свой знаменитый квадрат смерти:
Холст 37 на 37,
Такого же размера рамка.
Мы умираем не от рака.
И не от старости совсем
В настоящее время издано три книги поэта («Ангел в снегу» , «Я сослан к Музе на галеры...» , «И пригласил слова на пир» ), включающих в себя девять стихотворных сборников: «Серый конь», «Преклонив колени», «Иконостас», «Волчьи ягоды», «Всадник во мгле», «Таверна солнца», «Стихотворения последних лет», «Колокола», «Кольчуга», а сама личность Губанова становится объектом целого комплекса культурных дискурсов (поэтического, музыкального, кинематографического, мемуарного) и закладывает широкий спектр рецептивных номинаций. Он назван «непокоренным гением», «серебряным горлом» , «самородком редкой породы» и наряду с этим - «психом и алкоголиком». Его поэтический голос сравнивают с художественным стилем Пушкина , Маяковского, Есенина, Рембо , а тип творческой судьбы - с Даниэлем, Марченко, Солженицыным7. Сам Губанов не раз обозначит субъекта своих стихов в лирическом слове: «я - Пятое Евангелье» (с. 438), «я Евы траурное яблоко» (с. 491), «я - инок, я - иконостас» (с. 38).
Современное литературоведение еще не находит устойчивых определений поэзии Губанова и такого богатства атрибутивных форм. Научный интерес зачастую оправдан вниманием к его маргинальному образу и модели поэтического поведения, что обуславливает жанровый характер работ: практически весь корпус исследований, посвященных творчеству поэта, состоит из биографическо-творческих справок, а также обзорных и эссеистических статей. Несмотря на это многие из них точно обозначат основные аспекты губановской лирики: в частности, работа Л. П. Быкова «Между светом и болью» («экстатическая образность строк», «фонетический захлеб», «натура импульсивная и непредсказуемая»), Аннинского Л. А. «В таинственном бреду» («самотверженно- отверженный», мотивы тьмы и света, русский Рембо), Дарка О. И. «Холодный мальчик неба» (сделана попытка выделения наиболее характерных образов и мотивов).
Наиболее подробный литературоведческий анализ представлен в целом комплексе исследований А. А. Журбина: «Андеграунд в творчестве Леонида Губанова» , «Коротко о Губанове в связи с Хлебниковскими чтениями» , «Автор и его герой в стихотворении Л. Губанова "Ван Гог"» , «Творчество Леонида Губанова в религиозном контексте» , «Пушкинские традиции в творчестве Леонида Губанова» , «Рембо - Губанов: сравнительная характеристика художественного метода» , «Мотив «l:egi шопишепШш» в творчестве Леонида Губанова» , «Хлебников - Губанов: продолжение темы» . Работы во многом являются отражением кандидатской диссертации исследователя, посвященной интертекстуальности творчества Леонида Губанова, и рассматривают «включение элементов «чужого слова» в структуру поэтического текста как особенность поэтики автора» [автореф. дис. А. А. Журбина: с. 3]. Кроме того, стоит отметить обширную библиографию жизнетворчества Губанова («систематизация написанного о Губанове и самим Губановым»), созданную А. А. Журбиным и включающую около 300 источников.
Обзор литературоведческих работ позволяет говорить о том, что исследования, посвященные творчеству поэта, отличаются либо установкой на фактографичность (Ю. Ю. Крохин ) и эссеизм (Л. А. Аннинский, Л. П. Быков, О. И. Дарк), либо рассматривают отдельные аспекты его поэтики (А. А. Журбин). Это оставляет явный разрыв между мемуарным и научным дискурсами, но - одновременно - позволяет системнее определить индивидуальные черты поэзии Леонида Губанова и точнее определить его роль в рамках литературного процесса XX века.
Актуальность исследования обусловлена, во-первых, недостаточной изученностью культурно-эстетических особенностей поэзии Леонида Губанова; во-вторых, необходимостью аналитического и системного описания философско-эстетических аспектов его поэзии; в-третьих, углублением понимания основных тенденций поэтики Губанова; в- четвертых, необходимостью в рассмотрении традиционных для литературоведения тем в контексте его поэзии.
Объект исследования - поэзия Леонида Губанова (сборники: «Серый конь», «Преклонив колени», «Иконостас», «Волчьи ягоды», «Всадник о мгле», «Таверна солнца», «Стихотворения последних лет», «Колокола», «Кольчуга»).
Предмет исследования - творческая индивидуальность Леонида Губанова (основные аспекты его лирики).
Материал исследования - художественные произведения Леонида Губанова, опубликованные в книгах «Я сослан к Музе на галеры...», «И пригласил слова на пир».
Цель работы - исследование индивидуального поэтического мира Леонида Губанова, основные аспекты которого связаны со спецификой субъекта его стихов, феноменологическими особенностями построения художественной реальности и способом обращения с поэтическим материалом.
В соответствии с поставленной целью в диссертации решается ряд конкретных задач:
1) определить идеологию творческого акта: выделить
авторские коннотации и выявить системность образов в поэзии Леонида Губанова;
2) идентифицировать субъекта лирики Леонида Губанова: рассмотреть дихотомию лирического героя и лирического сознания;
3) проанализировать мифопоэтические тенденции поэзии Леонида Губанова: рассмотреть экзистенциальные интенции автора и реализацию различных культурных кодов (мифических, религиозных, философских);
4) описать общую организацию поэтического текста и эстетические эксперименты как способ утверждения концепции творческого акта; выявить жанровую синкретичность текста.
5) Выделить эстетическо-выразительные средства и определить способ их сочетаний: тропы; авторская строфа и строка.
Научная новизна исследования состоит в том, что, во-первых, реконструирована система образов Леонида Губанова (посредством выделения аполлонического и дионисийского в структуре лирического героя); во-вторых, произведена попытка определить мировоззренческие особенности его лирики (с помощью нахождения императивной философской категории поэтического мира: Творчества); в-третьих,
представлено понимание трагедии Леонида Губанова (эсхатологическая насмешка над культурой); в-четвертых, найдены и проинтерпретированы мифологические аспекты поэзии Губанова (в частности, космологические и христианские); в-пятых, дано представление общей организация текста Губанова (жанровая синкретичность, субъектная разобщенность); в-шестых, рассмотрены основные особенности поэтики Леонида Губанова.
Теоретическая значимость работы заключается в совершенствовании принципов анализа произведений Леонида Губанова, а также в индивидуальной системе толкования художественного текста.
Практическая ценность исследования определяется тем, что его результаты могут быть использованы, во-первых, при дальнейшем изучении поэзии Леонида Губанова; во-вторых, служить материалом при подготовке лекций, спецсеминаров, спецкурсов, школьных и учебных пособий, посвященных изучению культуры русского андеграунда 1960-1980-х гг.
Методологическую основу диссертации составляют:
- труды по теории и истории литературы (М. М. Бахтин, С. С. Аверинцев, Н. Л. Лейдерман, М. Н. Эпштейн, Гинзбург Л. Я., Ю. Н. Тынянов, Ю. М. Лотман, Шкловский В. Б., Липовецкий М. Н.);
- работы в области герменевтики и философии языка и культуры (М. Хайдеггер, М. Фуко, А. Камю, Ф. Ницше, Э. Гуссерль, Барт Р., П. Бурдье);
- исследования в области авангардного и постмодернистского искусства (И. С. Скоропанова, И. П. Ильин, В. П. Руднев, В. Н. Курицын).
Совокупность подходов, которые применяются в исследовании, связаны с выбором традиционного для литературоведения аспекта анализа и стремлением дать герменевтический комментарий поэзии Леонида Губанова (толкование и понимание его художественных произведений). В качестве магистрального направления исследования была использована концепция Н. Л. Лейдермана о творческой индивидуальности писателя как объекте изучения: четырехуровневая система познания творческой
индивидуальности включает в себя понимание биографического опыта, своеобразия психического склада личности (типа отношения субъекта к художественному целому: эпический, лирический, драматический),
мироотношения художника (мировоззренческие интенций и сентенции, мировосприятие и миропонимание), культурно-эстетического фонда писателя (культурные архетипы). Кроме того, в своем подходе мы пытались учитывать и проблемы, выделенные Н. Л. Лейдерманом, которые могут возникнуть при практическом изучении творческой индивидуальности писателя: а) стремление объяснить личность писателя посредством его художественного текста и наоборот: интерпретировать произведение «биографией» творца; б) напрямую связывать творчество художника с его временем и эпохой; в) равноценно распределять теоретические аспекты анализа в исследовании творческой индивидуальности, забывая, что каждый поэтический мир специфичен.
Именно поэтому наш подход в целом можно обозначить таким образом: 1. Обращение к феноменологии губановского текста: интерпретация поэтического мира без попытки сопоставить его с биографией поэта. Исключение составляет исследование поэтической мистификации Леонида Губанова, оказавшейся возможной на страницах его произведений. Учитывая проблему отсутствия научных биографических ресурсов, посвященных Леониду Губанову, мы использовали в качестве альтернативного источника мемуарные тексты. 2. Анализ мироощущенческих и мировоззренческих категорий автора, обозначенных в самой образной системе и рефлексии лирического героя. 3. Выявление культурных архетипов в поэзии Леонида Губанова, предложенных самим художником. 4. Определение художественного типа мышления автора, что во многом предполагает непоследовательный анализ различных аспектов его лирики (это связано с особой системностью текста).
Вспомогательными методами исследования являются:
- описательно-функциональный метод;
- сравнительно-сопоставительный метод;
- структурный метод;
- мифопоэтический метод;
- психоаналитический метод;
- рецептивный метод;
- феноменологический метод.
Апробация работы. Основное содержание магистерской диссертации было выработано благодаря двум студенческим исследованиям: курсовой работе, посвященной изучению самоидентификации автора («Леонид Губанов: проблема поэтической самоидентификации»; УрГУ:
филологический факультет, кафедра русской литературы XX и XXI вв., 2011 г.); бакалаврской работе, связанной с пониманием системы образов в поэмах Леонида Губанова («Система образов в поэмах Леонида Губанова»; УрГУ: филологический факультет, кафедра русской литературы XX и XXI вв., 2012 г.). Некоторые положения диссертации были представлены на VI Международной конференции студентов и магистрантов Института филологии, культурологии и межкультурной коммуникации «Актуальные проблемы филологии» (Екатеринбург, УрГПУ, 2012 г.).
Работа была посвящена анализу творческой индивидуальности Леонида Губанова, основные аспекты которой связаны со спецификой субъекта его стихов, феноменологическими особенностями построения художественной реальности и способом обращения с поэтическим материалом. Мы определили две главных особенности губановского текста. С одной стороны - императивной категорией поэтического мира является Творчество, которое становится универсальной семантической нагрузкой текста. Творчество в поэзии Губанова - это наивысшая духовная точка, или абсолют, поэтому в пространстве стиха может номинироваться как Бог, художественное сознание или «Я».
С другой стороны - для поэзии Губанова характерна сложная субъектная организация, в тексте одновременно существуют три субъекта: лирическое сознание и лирический герой, который представлен двумя структурами - аполлонической и дионисийской.
В первой главе мы реконструировали систему образов посредством выделения аполлонического и дионисийского в структуре лирического героя. Они были сопоставлены с несколькими значимыми группами образов, которые создают смысловой фундамент идеи творческого акта: образами творчества, смерти, веры, любви, времени и истории.
Образ творчества связан с представлением о первозданной творческой энергии, которая приравнивается к природной стихии. Разные стихии семантически соотносимы с двумя структурами лирического героя: я- дионисийское определяет себя стихиями воды и земли, а я-аполлоническое - огня и воздуха.
Стихия воды воспринимается лирическим героем как наиболее близкая и естественная энергия творчества и сопоставима с поэтической флексией. Концептуальной значимостью обладают предметные образы, связанные с водой семантически или локально: образы корабля, алкоголя, ребенка. Все они отражают идею трансцендентности сознания.
Кроме воды, для я-дионисийского представляется значимой стихия земли, которая концептуально сопоставима с энергией поэтической формы. С помощью земли моделируется идея «вызревания» стиха, которая обозначена в предметных образах сада и деревьев.
С я-аполлоническим соотносимы стихии огня и воздуха. Стихия воздуха связана с концепцией будущего и миром идеальных структур. Стихия огня, выраженная образом солнца, представляется «затмением» дионисийского состояния, что приравнивается к моменту лирической смерти.
Остальные группы образов, выделенные нами, связаны с функцией регулирования отношений между двумя субъектами лирического героя.
Смерть как образ связана с семантикой перехода. Переход, или трансцендентность сознания, является важным свойством авторской эстетики, поэтому смерть моделируется как союзник одного из субъектов или как смена доминанты в отношениях я-аполлонического и я- дионисийского. В целом мы проанализировали смерть как этап творческого акта, где искусство приближается к гармонии, что у Ницше названо «аттической трагедией».
Образ любви в поэтическом мире Леонида Губанова становится категорией эроса и обозначает стремление сознания к завершенности и бессмертию одновременно. Две структуры лирического героя (аполлоническая и дионисийская) отождествлены с бинарными категориями, между которыми - онтологически - существует притяжение. В поэзии Губанова символами фундаментальной оппозиции являются структуры мужского и женского, а любовное притяжение можно рассматривать как причину аттической трагедии, что связывает образ любви с семантикой смерти, или предварением смерти.
Образ веры в поэзии Леонида Губанова концептуально связан с идеей Творчества как абсолюта, который является императивной величиной всего поэтического мира. Божественное мы рассмотрели как кодовую подмену Творчества, в которой становится возможно представления о том, что: 1. Бог - это лирическое сознание, или идеальный поэт, а аполлоническое и дионисийское - ипостаси Бога; 2. Бог - это «творческий» императив, который становится системой оценки всего мира.
Образ времени и истории связан с категориями прошлого (тоска по поэту), настоящего (непонимание его) и будущего (этап прославления поэта). Именно поэтому мы отметили интенцию лирического героя совершить хронологическую подмену, которую формульно можно представить так: если поэт признан в будущем, то прошлое «становится» настоящим, а настоящее - будущим для прошлого.
В поэзии Леонида Губанова мы проанализировали хронологическую подмену в попытке представить собственное участие в исторических событиях и стремление признать настоящее «неправильным», потому что оно не воспринимает поэта в качестве духовного эталона. Также нами была отмечена интенция к созданию «последнего» будущего, которое семантически связано с переоценкой ситуации и моментом апокалипсиса, где лирический герой воспринимает себя в качестве орудия «святого хаоса».
Во второй главе мы ориентировались на категорию лирического сознания и проанализировали философские интенции и сентенции в поэзии Леонида Губанова, связанные с пониманием искусства как духовного абсолюта. Абсолют - Творчество - в художественной реальности сопоставим с другими известными абсолютами человечества: Космосом, Богом, Эго. Структурно представления о Творчестве у Губанова складываются в целый апокриф, который напоминает идентификацию своего поэтического мира (от Сотворения до Всемирного потопа).
Сотворение мира концептуально связано с космогоническими мифологемами, которые восходят к двум фундаментальным категориям абсолюта: Культура и Письмо. Мы проанализировали, что Письмо
соотносимо с флексией, плодовитостью, углублением в структуру образа и глубину воображения, а Культура - с представлением о языковом порядке: логичности и ясности поэтической мысли, гармонии связности и ассоциативности поэтики, соответствию голоса времени. В губановской концепции поэт велик в силе своего Письма, но находится в принуждении у Культуры.
Грехопадение и Великий потоп мы рассмотрели как завершение авторского апокрифа, который связан с представлением о миссии, предназначенной поэту: одновременное сохранение и одновременно
разрушение традиции. Для Губанова сохранение традиции - это воплощение стереотипов и устойчивых коннотаций о русском поэте в собственном тексте. Мы выделили шесть основных мифов, которые обыгрываются на страницах его произведений: 1. Поэт - глашатай Бога. 2. Поэту диктует не только Бог, но и дьявол. 3. Поэт всегда маргинал. 4. Поэзия вечна. 5. Поэт умирает рано. 6. Жена поэта - изменница.
Разрушение традиции связано с представлением о том, поэзия должна сторониться шаблонности и становиться безумной. Категорию безумства мы сопоставили с интенцией поэта с эсхатологической насмешке над Культурой. Модель поведения «идеального» поэта связана с прямой и косвенной ориентацией на литературные традиции с целью их уничтожения.
В третье главе мы рассмотрели общую организацию поэзии Леонида Губанова, некоторые эстетические эксперименты, связанные с тропами и способом их сочетания. Мы выявили, что поэтический мир представлен наподобие мифа штрих-кода, где различные мифы переплетаются в одном тексте (космогонические, религиозные, исторические, литературные). Многозначность и смешение разнородных кодовых структур мы проинтерпретировали как способ персонификации безумного поэта.
Нами был рассмотрен сложный тип организации текста Леонида Губанова, для которого характерно взаимодействие сразу трех субъектов, что мы сопоставили с психоаналитическими структурами: 1. Сверх-Я
(лирическое сознание) - создает физические параметры поэтического мира, ограниченную и упорядоченную систему этических установок, ролевые ситуации, в которых действует лирический герой, определяет «самость» лирического героя, выраженную в образе безумного поэта. 2. Эго (я- дионисийское) - участвует в ситуациях, смоделированных лирическим сознанием, примеряет на себя «маски» различных литературных и исторических деятелей. 3. Оно (я-аполлоническое). Проявляет себя как совокупность инстинктов или рефлексов сознания.
Мы пришли к выводу, что субъектная разобщенность становится причиной жанровой синкретичности текста, который выполняет задачи сразу трех родовых систем - эпической, лирической и драматической. Эпический пласт поэзии Губанова связан с попыткой создать иллюзию объективной историко-культурной ситуации времени.
Лирический уровень во многом оказывается вытеснен драматургическими тенденциями текста, где каждый субъект становится участником ролевой игры. Я-дионисийское выполняет функцию «авторских ремарок», а остальные субъекты проявляют себя только с помощью объектов. Мы рассмотрели логику «перехода» от одного субъекта к другому.
Драматургические тенденции текста были нами проинтерпретированы также с позиции ритуала, который появляется в тексте и связан с поэтическим высказыванием в форме шаманского заговора. Мы определили эту особенность как стремление «заговорить» культуру смертью и проанализировали структуру поэтического высказывания.
Художественные тексты
Поэзия Л. Губанова
1) Губанов Л. Ангел в снегу. Стихи / Леонид Губанов. - М.: ИМА- пресс, 1994. - 192 с.
2) Губанов Л. И пригласил слова на пир / Леонид Губанов. - Спб.: Вита Нова, 2013. - 592 с.
3) Губанов Л. [Стихи] / Леня Губанов // Пионерская правда. - 1962, 30 марта. - № 25 (4568). - С. 4.
4) Губанов Л. [Стихи] / Леонид Губанов; предисл. Л. Васильевой // День поэзии - 1984. - М.: Советский писатель, 1985. С. 164 - 165.
5) Губанов Л. Марине Цветаевой / Леонид Губанов; [биогр. справка Евгения Евтушенко] // Огонек. - 1989. - № 44. - С. 18.
6) Губанов Л. Художник [отрывок из поэмы «Полина»] / Леонид Губанов // Юность. - 1964. - № 6. - С. 68.
7) Губанов Л. «Я сослан к Музе на галеры...» / Леонид Губанов. - М.: Время, 2003. - 736 с.
Произведения других авторов
8) Ахматова А. А. Избранное / А. Ахматова. - М.: АСТ, 2008. С. 315 - 361.
9) Бродский И. Избранное / И. Бродский. - М.: Аттикус, 2009. - 800 с.
10) Гесиод. Теогония. Щит Геракла / Гесиод. - М.: Школа
классической филологии, 2012. - Изд. 2. - 282 с.
11) Жуковский В. А. Собрание соч.: в 4 т. / В. А. Жуковский. - М.; Л.: Гос. изд-во худож. лит., 1959. - Т. 1. Стихотворения. - 480 с.
12) Камю А. Миф о Сизифе / А. Камю. - М.: АСТ, 2011. - 224 с.
13) Крохин Ю. Профили на серебре: Повесть о Леониде Губанове / Юрий Крохин. - М.: Обновление, 1992. - 144 с.
14) Маяковский В. Не бабочки, а Александр Македонский // Маяковский В. Собр. соч.: в 12 т. / Маяковский В. - М. : Правда, 1978 - Т. 11. - 415 с.
15) Рак И. В. Мифы Древнего Египта / И. В. Рак. - М.: Петро-РИФ, 1993. - 270 с.
16) Платон. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1. Государство / Платон.- М.: Изд. Олега Абышко, 2007. - 632 с.
...